Надя Яр - Доктор Блютгейер

Мы еле успели, но всё же успели — ведь нас вела великая любовь, верность и благодарность. И мы разбили мятежников, мы прошли сквозь них по коридорам ратуши легко, как режут масло раскалённые ножи. Вокруг нас кипела мятежная кровь. Одной рукой сжимая вилы, а другой топор, я в считанные мгновенья раскроил немало пустых голов и выпустил не одну кучу гнилых кишок. Когда мы ворвались в зал суда, эти скоты уже раздели Доброго Доктора и собирались повесить его на крюке от люстры. Бедный Доктор Блютгейер! Нагой и бледный, как мертвец, он смиренно стоял на коленях и голосил:

— Я не буду! Я никогда не буду!..

В этот момент он увидел меня и моих верных товарищей, и для нас не может быть награды выше, чем радость, сверкнувшая в тот миг в его глазах. Я подмигнул ему, метнул топор и раскроил череп парню, который как раз вязал для Доктора петлю.

Мы спасли Доброго Доктора, однако вреда было уже не поправить. Мятежники во главе с Люгером удержали всю северную часть города, включая городские сады и подходы к реке. С той самой хадовой ночи наш город, целостный когда-то под сладкой сенью Докторовых рук, разрезан надвое уродливой стеной, на которой дежурят отряды Люгеровых мятежников. Доктор Блютгейер часто в глубокой печали напоминает нам, что за стеною царит ужас перед хадом, болезнь, беззаконие и обман. Что там свободно разгуливают чёрные звери, кошки и псы. Я не просто верю, а точно знаю, что Доктор прав. Однажды я залез на высокую яблоню и собственными глазами видел на той стороне стены чёрную кошку с белой передней лапой. Она спала в тени живой изгороди, а рядом под присмотром няньки играли дети…

Конечно, мы могли бы просто позабыть о людях на той стороне стены. Очевидно, Люгер доволен плодами своей лжи, и мятежники не пытаются на нас напасть. Но ведь жалко детей. Я вспоминаю всех девочек, которых вылечил и спас Доктор Блютгейер, вспоминаю Катаринку, Миранду, Риту и многих, бессчётно многих других, для которых Исцеление пришло слишком поздно! А на той стороне хад невозбранно губит детей. Мятежники предали не только Доброго Доктора — они предали своих детей хаду. Когда я думаю об этом, во мне костром пылает гнев, и я понимаю, что север всё-таки так оставить нельзя. Даже если придётся заколоть вилами всех взрослых, а трупы сжечь, хотя бы детей нужно спасти.

Доктор Блютгейер тоже так думает. Я надеюсь, что доживу до того дня, когда мы вырвем из пасти обманщика север. Я хочу сделать для детей всё, что могу.

Ведь я же знаю, что такое хад. Иногда, когда я преклоняю колени и готовлюсь принять Исцеление, вилы в моей руке вдруг наливаются зловещей жизнью, а в душу лезет бабка Миранды, и её безумные крики, и тихие шаги кошачьих лап — три чёрные, одна белая, но какая?! — и звон цепи из будки сторожа Марата, и чьи-то скрученные проволокой руки. Я знаю: к десяткам детских могилок за оградой кладбища каждый год прибавляется один или два новых могильных холма, в которых золотые пряди переплелись с сырой землёй. Достаточно мне рвануть вилы назад и вниз и изо всех сил ударить в дряблый, обтянутый белым живот, и новых могил там больше никогда не будет. Доктор Блютгейер никогда не будет.

Добрый Доктор подходит ко мне. Я закрываю глаза, открываю рот, и рука, благоухающая духами и хлебом, кладёт на мой язык хлебный шарик. В необьяснимом ужасе я глотаю его и держу обезумевшей рукою безумные вилы. Держусь. Я знаю, почему хад имеет надо мной эту страшную силу. Мне часто кажется, что я люблю их: мою дряхлую мать, покойного отца, пса Кубаря и пасечника Криля, люблю безумную бабку, и Марата, и ласковое создание с тремя чёрными и одной белой лапой. Мне кажется, что я люблю Миранду, Катаринку и Риту и других девочек, которых Доктор Блютгейер так и не смог спасти. Он не смог вырвать их у хада даже самым надёжным, самым крайним, самым суровым способом.

Это страшно. Это больно и горько, но я проглотил скатанный его рукой хлебный шарик и в очередной раз с успокаивающей ясностью понял, что я не люблю. На самом деле я не могу любить. Передо мною стоит Целитель, и все сомнения несутся прочь, и уходят соблазны хада, потому что я признаю: по-настоящему любить может только Доктор Блютгейер. Его истинная, с большой буквы Любовь не имеет ничего общего с нашей жалкой животной привязанностью. Истинно любя, Доктор Блютгейер не знает ложного сострадания. Принося Исцеление, он без колебаний режет животные привязанности, которые так часто продают нас хаду с потрохами. Он просто не имеет права поступать иначе. Сражаясь против охватившего нас хада, Добрый Доктор раскорячит нам ноги, и проволокой свяжет руки, и, если надо, прикажет развести на площади погребальный костёр. Он требует полного повиновения, совершенного смирения, самозабвенной самоотдачи, потому что только так мы можем быть спасены.

Я открываю глаза и с дрожью улыбаюсь Целителю, в очередной раз постигнув Истину во всей её безбрежной полноте. В её непримиримой власти. Надо мною склонён его лик, и я счастлив, счастлив без меры. Миг радости — и Добрый Доктор отворачивается и идёт дальше, к моему соседу справа. Исцелённый, я падаю ниц и истово целую камни, по которым только что ступал драгоценнейший человек мира, светлейший Врач, воплощение чистой Любви — Доктор Блютгейер.