Фиалки синие - Паттерсон Джеймс
Налюбовавшись на авиационные чудеса, Деймон заявил, что хочет пойти в кинозал и посмотреть «Миссию на „Мир“» на огромном экране «ИМАКС».
— Когда-нибудь я тоже полечу в космос, — сказал он.
— Ты уже в космосе, — ответила Дженни.
Из уважения к Нане мы заглянули и в Музей африканского искусства, где дети в который раз с удовольствием поглазели на маски и ритуальные наряды, а в особенности на экспонаты выставки каури — браслеты и кольца. В зале было тихо, просторно, красочно и очень здорово.
Последним мы планировали посетить зал динозавров в Музее естественной истории. Однако, обойдя его, Дженни и Деймон в голос сообщили, что должны непременно увидеть, как ест тарантул, и мы пошли в «Зоопарк насекомых».
На стене, раскрашенной в цвета тропического леса, темнела надпись: «Насекомые в наши дни не населяют Землю, а владеют ею».
— Тебе можно позавидовать, — поддразнила Дженни Деймо-на. — Твои собратья правят миром.
Около шести мы наконец пересекли Медисон-драйв, направляясь к эспланаде. Дети устали и хотели есть. Я тоже. Мы чудесно поужинали в освежающей тени деревьев прямо у подножия Капитолия.
За последние несколько недель это был лучший день в моей жизни.
Сотовый в кармане молчал с утра до самого вечера.
Глава 38
Как уже неоднократно случалось в прошлом, по крайней мере раз двенадцать, Дирижер наблюдал за Алексом Кроссом и его семейством.
Любовь — все равно что ненависть, размышлял он. Странное утверждение, но какое справедливое! Чертовски справедливое. Именно потому жизнь на земле и продолжается, именно это следует усвоить и Алексу Кроссу. Черт! Парень — законченный оптимист!.. Меня его жизнелюбие просто бесит.
Если бы кому-то в голову взбрело изучить прошлое самого Дирижера, тогда все, что происходило с ним до настоящего момента, стало бы этому человеку понятно. На счету Дирижера было невиданное количество убийств, а руководила всеми его поступками лишь жажда преступлений. Продолжалась кровавая история вот уже двадцать восемь лет. За все это время он совершил так мало ошибок, что мог сосчитать их по пальцам одной руки. А причин, заставивших его жить именно так, было несколько:
Нарциссическое расстройство личности.
С этого-то все и началось, этим же обещало и закончиться.
Колоссальное чувство собственной значимости.
Острое желание везде и всюду считаться лучшим, пусть даже абсолютно незаслуженно.
Болезненное увлечение фантазиями о безграничном успехе, о власти, о блистательности и идеальной любви.
Стремление повелевать.
Ради этого он, собственно, и жил.
Неспособность сопереживать.
Выражаясь мягко.
Но, пожалуйста, доктор Кросс, и все остальные, кто занялся бы изучением моей необычной и сложной истории, не забывайте, что речь идет о расстройстве личности. Психоз здесь ни при чем. Я высокоорганизован, может, даже слишком, и умен. Разрабатываю хитроумные планы, желая удовлетворить свою неиссякаемую потребность контроля, конкуренции и критики — так называемых трех "к". Меня почти невозможно вывести из себя.
Наверное, вам захотелось бы задать мне некоторые вопросы:
Живы ли мои родители? Ответ: да и нет.
Был ли я когда-нибудь женат? Ответ: да.
Есть ли у меня братья или сестры? Ответ: еще бы.
Если я женат, имею ли детей? Ответ: два восхитительных американских красавчика. Кстати, я смотрел «Красоту по-американски». Кевин Спейси сыграл в нем классно. Просто слов нет.
Привлекателен ли я или страдаю каким-нибудь небольшим физическим недостатком? Ответ: да и да!
А теперь выполните домашнее задание! Начертите треугольники любви и ненависти в моей жизни, доктор. Вы ведь сами заключены в треугольники. Это ваша семья — Нана, Деймон, Дженни и маленький Алекс. Да все, что вас заботит и тревожит, все, за что, по вашему мнению, вы встанете горой, очерчено чудесными треугольничками. На них-то я и зациклен.
Ну же, начертите их. Пока не стало слишком поздно. Ради себя и меня, ради всех, о ком вы печетесь.
Я стою на Пятой улице, рядом с вашим домом. Войти в него прямо сейчас не составит для меня никакого труда. Я мог бы прикончить вас и в Смитсоновском, в Смитти, как выражается ваша дочь.
Но это было бы слишком просто, чересчур неинтересно и, как я давно пытаюсь вам доказать...
Сотовый в руке Дирижера давно и усердно дозванивался по набранному телефону. Дирижер терпеливо ждал.
В конце концов Кросс ответил.
— Мое чувство собственной значимости раздуто до неимоверных размеров, — сказал Дирижер.
Глава 37
Вернувшись к обычным занятиям в Вашингтоне, я неожиданно превратился в предмет подшучиваний коллег-детективов. Каждый из них считал своим долгом нет-нет да напомнить мне о моей «разросшейся страсти сотрудничать с федералами». О том, что, курсируя по улицам Вашингтона, я размышляю над предложением стать агентом Бюро, никто не знал.
Рабочая неделя прошла незаметно. А вечером в пятницу я поехал на свидание.
Я давным-давно усвоил, что высшим счастьем в моей жизни была женитьба на Марии и рождение детей. Играть в свидания отнюдь не легко в любом возрасте, особенно когда у тебя есть дети, но я чувствовал себя обязанным продолжать эту игру. Мне искренне хотелось опять влюбиться, обзавестись женой, кардинальным образом изменить свою жизнь. Наверное, об этом мечтает большинство нормальных людей.
Мои тетушки постоянно сетовали:
— Бедный Апекс, у него никого нет. Наш мальчик одинок и несчастен.
Назвать их слова справедливыми я — бедный, несчастный мальчик — не мог. Ведь у меня были Деймон, Дженни и Алекс. И Нана, конечно, и куча отличных друзей. Я с легкостью сходился с людьми, как с Джамиллой Хьюз, например. И женщинам вроде бы нравился. Пока.
Мейси Френсис я знал с детства, мы росли с ней в одном районе, после школы она занималась лингвистикой, потом училась в колледже Джорджтаун. Я тоже окончил Джорджтаун, а позднее получил докторскую степень в университете Джона Хопкинса.
Около года назад Мейси вернулась в Вашингтон и устроилась в Джорджтаун преподавателем английской литературы. Мы неожиданно встретились на вечеринке у Сэмпсона и проболтали без остановки, наверное, с час. Я понял, что до сих пор очарован ею, и предложил как-нибудь встретиться.
Вернувшись из безумной поездки в Калифорнию, я позвонил Мейси, и мы договорились выпить чего-нибудь в одном ресторане близ Джорджтауна. А может, и поужинать. На усмотрение Мейси.
Ресторан этот расположен на Тридцать шестой улице. Я приехал первым, Мейси — несколькими минутами позже. Она подошла ко мне, мило чмокнула в щеку, и мы уселись за один из столиков в уютном зале. У меня на щеке еще долго хранилось тепло прикосновения губ Мейси, а в носу стоял цитрусовый аромат ее духов.
На ней были фиолетовая водолазка с высоким воротом, черная, мягко облегающая бедра юбка и замшевые туфли на высоких каблуках. В ушах поблескивали гвоздики с крохотными бриллиантами.
Насколько я помню, Мейси всегда одевалась со вкусом. И всегда выглядела здорово, а я, наверное, всегда это замечал.
— Открою тебе секрет, Алекс, — сказала она, как только мы заказали вино. — Когда я увидела тебя на вечеринке у Джона Сэмпсона, сразу подумала: Алекс Кросс очень похорошел.
Мы оба рассмеялись. У Мейси были ровные белоснежные зубы. И карие умные глаза. Училась она всегда на «отлично».
— Я то же самое подумал о тебе. Как твоя новая работа? Нравится преподавать в Джорджтауне?
Мейси кивнула.
— Мой отец как-то раз сказал: счастлив тот человек, который занимается любимым делом. Если же находятся еще и люди, готовые ему за это платить, можно считать, что совершилось чудо.
Я, по-моему, отношусь к разряду счастливчиков. А у тебя как дела?
— А я, — произнес я со всей серьезностью, — уже не понимаю, люблю ли я свою работу или просто нахожусь от нее в зависимости. А вообще-то в основном меня все устраивает.
