Стивен Джонс - Ужасы. Замкнутый круг
Она больно прикусила язык, не сводя взгляда со стрелки с надписью «Уровень 11».
Машина с воем понеслась вниз по пандусу.
Шины завизжали, и белый универсал устремился на Уровень 12.
И, казалось, бессознательно машина выбрала коридор «Выход на уровень 13».
— Уровень тринадцатый? — выдохнула миссис Андерсон.
Затем рассмеялась.
Дети тоже рассмеялись.
«Радио Центр 1» через какое-то время показалось им вполне приличным. Это была единственная радиостанция, которую ловил приемник в машине, но это было вполне понятно — они находились внутри гигантской бетонной автостоянки.
В семь часов на втором уровне должна была начаться демонстрация голограмм; посетителей ждало множество «очень дешевых» призов. Миссис Андерсон подумала, что это звучит занятно.
Обещали также раздавать футболки с логотипом «Радио Центр 1». Руки ее были сухими, глаза горели.
Вскоре они выучили слова песни «Счастливый час»:
Здесь каждый найдет то, за чем он пришел…
Приятная мелодия. Они пели ее хором, и Джули даже сочинила новый куплет. Надо будет обязательно отослать его руководству магазина.
Они также узнали, как правильно отвечать на приветствие «Продолжайте покупать». Здесь можно ездить, пока бензин не закончится. Из чистого любопытства. В Торговом Центре так уютно. Так тепло.
Когда они въехали в коридор со стрелкой «Выход с уровня 50», машина снова оказалась на первом уровне.
Снова и снова…
Пер. О. Ратниковой
СТИВ РАЗНИК ТЕМ
Дом похоти
Стив Разник Тем родился в Пеннингтон-Гэп, штат Виргиния, в самом сердце Аппалачей. В настоящее время живет вместе с женой, писательницей Мелани Тем, и детьми в викторианском доме (по слухам, населенном привидениями) в Денвере, штат Колорадо.
Стив Разник Тем опубликовал сотни рассказов и стихотворений в небольших журналах и сборниках. Его произведения выходили в составе антологий Тима Салливана «Холодный шок» («Cold Shocks»), Роберта Блоха «Психопаты» («Psycho Paths»), Чарльза Гранта «Залив Серого камня. Выпуск 3» («Greystone Bay 3»), Билла Пронцини «Новые горизонты. Выпуск 2» («New Frontiers 2») и в журнале «Fantasy Tales». В 1991 году издательство «Rosemary Pardee's Haunted Library» выпустило небольшой сборник писателя «Отсутствие. Призраки Чарли Гуда» («Absences: Charlie Goode's Ghosts»), состоящий из пяти традиционных рассказов о привидениях.
Название представленного ниже произведения в точности передает его основную идею.
Снова зазвонил телефон, в третий раз за вечер.
— Да? — сказал Джин, отзываясь на звонок, как на собственное имя.
— Джин, ты придешь? Не мог бы ты прийти ко мне?
Он едва удержался от естественной реакции. Не дай бог, чтобы она услышала его вздох. Не дай бог, чтобы она уловила напряжение, которое стискивает ему горло.
— Руфь? — произнес он.
— Кто же еще? — сказала она, словно обвиняя его в чем-то.
— Других женщин нет, — выдавил он наконец.
Она помолчала, но он знал, что она там. Он слышал, как ветер колышет пожелтевшие шторы в ее спальне. Окно закрыто, но ветер проникает в щели. Сквозняк пробирает до костей. Но она не обращает на это внимания.
— Приходи, Джин, — сказала она наконец.
— Ладно. Приду.
— Буду ждать, — сказала она, как будто у него оставался выбор.
Он повесил трубку.
Дом располагался в глубине какого-то закоулка в западной части города. Это был один из самых старых домов в окрестности, затейливо декорированное, старинное здание, без всяких новомодных штучек, с годами оснастивших соседние дома. Джин всегда с одобрением отмечал достоинства викторианского стиля.
Но ему было известно, какими уродливыми могут быть викторианские дома: образцом такого уродства и являлся этот дом. Он был окрашен причудливой смесью темно-си-него, темно-зеленого и серого цветов и в результате производил впечатление чего-то нереального, вроде подгоревшей и протухшей овощной запеканки. Густо наложенная краска брызгами и потеками опутывала линии крыльца и резных подпорок, напоминая темную, запутанную паутину. Окна и двери скрывались в тени, и с улицы невозможно было разглядеть детали.
На этой тенистой улочке жилыми оставались всего несколько домов. Остальные либо сгорели, либо были заколочены досками, либо заросли кустарником, плющом и чертополохом настолько, что стали практически недоступными. Некоторые вовсе обрушились, уступив место садам или свалкам. Тут лишь в немногих домах за выцветшими шторами горел свет и скрывались обитатели.
Джин довольно долго простоял на крыльце. Он чувствовал, что в темной глубине находится Руфь, может, спокойно лежит на белоснежной простыне, может, неподвижно сидит, к чему-то прислушиваясь. Он вообразил, как она постоянно прислушивается все эти дни, всем телом вслушиваясь в биение сердца маленькой мышки в углу или в крики ночных птиц среди корявых деревьев на улице. Он даже представил, что ее слух способен различить пульс мошек, колотящихся о стекло уличного фонаря, шуршание тараканов под линолеумом в соседнем доме и даже нервный тик его самого, в нерешительности стоящего здесь, на крыльце ее дома.
Он также представил Дженни внутри столь же темного дома, в глубине другого богом забытого переулка, Дженни с открытыми глазами, не спящей в ожидании его. Он корил себя за то, что подумал так о Дженни.
Поначалу он был безумно рад, что Дженни бросила наркотики. Он счел ее исцелившейся, когда она, словно ураган, в ярости носилась по дому в поисках тщательно хранимых ею раньше шприцев, ложек и прочих атрибутов. Но теперь она вот уже много месяцев болеет. Она не говорит ему, что с ней, не считает нужным. Они больше не занимаются любовью. Прошлой ночью она даже отказалась поцеловать его. Зато ее стремление к чистоплотности переросло в настоящую манию. Об этом они вообще не говорят.
И вот теперь, стоя на крыльце мрачного дома, среди этого пугающего квартала, он воображает, что пришел именно к Дженни, а не к Руфи.
Он уставился на бурую, всю в ржавых чешуйках противомоскитную сетку на дверях. Позади нее что-то появилось. Бледное лицо почти вплотную прижалось к сетке с внутренней стороны. Губы, практически бесцветные, слегка отливали серебром на изгибах.
— Ты заходишь или нет?
Губы едва шевельнулись. Голос был еле слышен.
Джин шагнул вперед, и бледное лицо за дверью исчезло, уступив место прежней тьме. Он толкнул сетчатую дверь, чьи петли, как ни странно, даже не скрипнули, как будто их хорошо смазали, хотя Джин прекрасно знал, что никто этого не делал, вошел и чуть дрогнувшей рукой взялся за позеленевшую медную ручку. Дверь бесшумно закрылась за ним.
Из темной прихожей с панелями цвета старого бургундского вина лестница вела наверх, в призрачный сумрак второго этажа. Деревянные двери в гостиную налево и в комнаты впереди были, как всегда, закрыты.
На ступенях лестницы стояла обнаженная женщина, чья плоть напоминала тесто, а черты бледного лица так расплывались в сумраке, что Джин не был уверен, Руфь это или одна из ее компаньонок. У нее была высокая, полная грудь, белевшая в темноте. Соски казались тенями, то ли полузабытыми, то ли кое-как приделанными. Волосы на лобке росли так густо, что при смутном свете казалось, будто кто-то продул в ее паху дыру, сквозь которую позади нее на темной лестнице виднелось треугольное темное окно.
По бледным плечам, словно змеи, шевельнулись черные волосы.
— Скорее, — хрипло прошептал голос Руфи.
Она повернулась и пошла наверх по ступенькам без всякого усилия, так что ее ягодицы даже не шевелились во время движения. На миг замешкавшись, он последовал за ней, вытянув руки, хотя ощутил внезапное желание спрятать их в карманах. Они едва ли не ощупью продвигались в темноте. Уже не впервые ему захотелось рассказать обо всем. Кому угодно. Захотелось, чтобы кто-нибудь оказался здесь и подтвердил, что все это происходит на самом деле. Он подумал, что, в сущности, у него очень мало друзей.
Друзей терять он стал еще в колледже. Руфь, правда, оставалась, но она не входила в число друзей, она была просто женщиной, за которой он бегал. Он уже тогда знал Дженни, но не близко. Она встречалась тогда с кем-то из друзей его друзей, и он запомнил, что ее всегда тянуло на развлечения, словно в ее хорошенькой головке не находилось места ни единой серьезной мысли.
Вначале он ухаживал за Руфью, потом бегал за Дженни. Друзей и заводить-то было некогда.
— Поцелуй меня, — прошептала Руфь, и Джин медленно провел губами по ее губам.
— Теперь укуси, — сказала она, и он мягко впился зубами в ее неподатливую плоть.
Заниматься с ней любовью было странно. У него возникало ощущение, словно он рубит, прорезает ее твердую, белую, полупрозрачную плоть. Каждый раз от него требовалось все больше усилий, прежде чем она почувствует хоть что-нибудь.
