Алексей Большаков - Изгой
— Все, — как-то буднично сказал юноша и вышел из комнаты на кухню. Здесь он опять щелкнул выключателем, наполнив светом пространство, взял ковшик и стал жадно пить воду из ведра, стоявшего на маленьком столике у плиты.
Возле умывальника Борис осмотрел одежду на наличие пятен крови. Убийство прошло чистенько. Он почти не запачкался. Виднелись лишь старые, плохо оттертые пятна, пара свежих капель крови на руках была не в счет. Юноша легко смыл их и вылез из открытого окна на улицу, не думая о том, что можно было бы спокойно выйти через дверь.
Борис покинул мертвый дом. Радости от обретения денег у него так и не появилось, как не было и сожалений по поводу того, что пришлось лишить жизни человека. В лесу он еще раз прислушался и оглядел все вокруг, чтобы убедиться, что никого поблизости нет. Он был один, совсем один. Борис больше никуда не торопился, ему не нужно было бежать. Он, слегка покачиваясь от усталости и стресса, не спеша побрел по тропинке, которая вывела его на проселочную дорогу.
Он шел по мрачной дороге ничего не соображая, так, как ходят лунатики. Луна освещала путь. Эмоций не было, совесть его молчала.
Только на стоянке Борис наконец пришел в себя и вспомнил про деньги. Он оживился, ему захотелось пересчитать добычу. Было темно, но он выбрался на освещенную луной площадку. Деньги были уложены стопкой и перевязаны резинкой. Борис различил десять сотенных купюр, несколько штук по пятьдесят и двадцать пять рублей и много десяток. Мелких банкнот не было. Он насчитал почти пять тысяч полновесных советских рублей. Борис даже не подозревал, что человек может накопить так много денег. Такую сумму его мать не способна была заработать и за три года непрерывного труда. Теперь ему не нужно будет шататься в поисках пропитания, он сходит в магазин и купит себе все необходимое.
Борис подумал, что с такими деньгами он сможет уехать отсюда куда пожелает, может отправиться путешествовать, может съездить к морю. Но радости почему-то по-прежнему не было. Трясущимися руками он пересчитал деньги еще раз и решил, что их нужно спрятать. Он нашел небольшое дупло в дереве у себя на полянке, достал несколько десятирублевых купюр из пачки, остальные аккуратно запихал в сухую консервную банку, которую нашел неподалеку, тщательно обмотал сверток старой травой и спрятал его в дупле.
Ночь опять выдалась холодной, Борис снова замерз и не мог спать. После убийства он совсем забыл про спички, забыл про продукты и консервный нож, хотя мог бы поискать все это в бабкином доме. Ему больше не хотелось терпеть холод и голод, он решил пойти на железную дорогу и поехать в Орел за покупками. Он знал, что утром, около восьми часов, идет электричка из Тулы в Орел. Он мог бы поехать и в Тулу, до райцентра было заметно ближе, но в Орел люди с его поселка ездили реже, меньше была вероятность, что его увидят знакомые. Кроме того, в Орле Борис никогда не был, как не был и в других городах, кроме Тулы и Москвы, а ему хотелось хоть немножко попутешествовать, посмотреть незнакомые места.
От стоянки Бориса ближайшая железнодорожная станция находилась в его поселке, но он боялся появляться и у себя, и в Ольгинке, где наследил, а потому решил садиться на небольшом полустанке сразу за Ольгинкой. Он знал как пройти лесом к этому полустанку. Там останавливались электрички и высаживались люди с небольшого дачного поселения, расположенного по соседству с Ольгинкой.
Борис любил железную дорогу. Его тянуло его к железной дороге, там с утра до вечера и даже ночью проносились поезда, унося своих пассажиров в неведомые дали. Поездов было много, но на их станции останавливались только пригородные электрички.
Борис ходил иногда к железнодорожному полотну, слушал как гудят провода, сигналят электровозы. Он мог часами сидеть на откосе, провожая глазами проезжающие мимо поезда, пытаясь прочитать пункт назначения. Он всматривался в окна вагонов и мечтал, что сам когда-нибудь умчится в скором поезде в далекие края. Где-то там, далеко, было Москва, а еще дальше, с другой стороны, было море.
Лет семь назад Борис попытался было добраться до Москвы, но у него ничего не вышло. Тогда он впервые убежать из дома после ссоры с матерью. Мать выкинула его котенка, которого он подобрал, когда возвращался из школы домой. Он увидел котенка в пролеске, сразу за домами. Маленький пушистый котенок жалобно мяукал и дрожал от холода. Стояла поздняя осень, первые морозы уже сковали землю, а котенка бросили на произвол судьбы, он потерял кошку, свою мать, и просил защиты у людей.
Борис приблизился к котенку, тот подбежал к ногам мальчишки, задрав хвост и с надеждой мяукая. Он словно просил: «Возьми меня, я буду тебе хорошим другом».
Боря погладил котенка. Тот радостно замурлыкал. Мальчишка присел рядышком на пенек, котенок попросился к нему на колени, свернулся калачиком, перестал дрожать и заурчал еще громче. В котенке было что-то близкое и родное. Борис пожалел его. Он подумал, что бедный котенок очень хочет, чтоб он, Боря, стал его хозяином. И добрый мальчик взял котенка домой, тайком от матери спрятал его в своей комнатке, кормил и поил его молоком.
Валентина Михайловна животных не любила. Через пару дней она обнаружила котенка и, пока Борька был в школе, выкинула его. Борис искал своего друга по всему поселку, но так и не нашел. Для Бори это был удар. Он решил, что больше не будет терпеть выходки матери и не останется в ее доме ни минуту.
«Ненавижу мать! Уйду из дома, уеду на электричках. Пусть возится со своей маленькой Танькой, — думал Борис. — Пусть ищет, зовет — а меня нет».
Обычно, когда убегают из дома, знают, где будут искать ночлег и готовятся к побегу заранее: берут необходимые вещи и продукты, тщательно обдумывают свой маршрут. Борис убежал, не думая ни о чем. Это был порыв его уставшей от унижений души, порыв, который смиренный мальчишка не смог сдержать. Ему невыносимо захотелось уехать как можно дальше от своей мамаши. Он схватил одежду и побежал на железнодорожную станцию. Тогда он не уходил еще в лес после ссор с матерью. Да и на дворе было холодно. И он устремился через весь поселок к станции, сел в электричку и поехал в направлении Тулы. Там он собирался сделать пересадку на электричку до Москвы.
У него не было ни денег, ни вещей. Он не знал, что станет делать в столице. Может быть, прибился бы к каким-нибудь беспризорникам. Он слышал о беспризорниках и не боялся стать одним из них. Но в их поселке в то время беспризорников не было, и он поехал в Москву.
Однако уехал Боря недалеко. У самой Тулы в вагон пришли ревизоры. Они проверяли билеты, двигаясь навстречу друг другу, и неуклонно приближались к мальчишке, сидевшему в середине вагона.
Борис мог бы попытаться проскочить в другой вагон, но он весь сжался и словно оцепенел. Он не был готов к такому повороту событий, и нервный, предательский страх пронзил его тело. Этот страх будто парализовал его тело. Борис не мог двигаться.
Первой к нему подошла женщина. Она проверила билеты у соседей и обратилась к ребенку:
— А у тебя что?
Борис напряженно молчал. Нервная дрожь в теле усилилась.
— С кем ты едешь? — спросила ревизорша.
Борис не умел врать. Он сжался на своей скамейке, не в силах что-либо сказать. Но женщина не отставала.
— Ты что немой? — опять спросила она.
Борис по-прежнему молчал.
— Саша, тут странный мальчик, похоже, один едет без билета и без сопровождающих, — обратилась женщина к подошедшему коллеге.
— Отведем его в пикет на вокзале, — сказал мужчина. — Уже подъезжаем.
Ревизоры так и сделали. В милицейском пикете Борю долго пытался разговорить какой-то мужчина в форме. Он не отставал от мальчишки до тех пор, пока Боря не назвал свое имя и адрес.
Вызвали мать. Она говорила что-то про склонность сына к бродяжничеству, его несносный характер, о том, что не углядела за парнишкой, потому что была на работе: одной приходится растить двоих детей. Их отпустили.
По дороге домой мать заявила Борису, что сдаст его в детдом. Он тогда здорово напугался: как же так — его и в детдом? Детский дом почему-то страшил Борю больше гнева матери.
Валентина Михайловна, увидев страх сына, потом не раз еще пугала его детским домом, хотя реально отказываться от ребенка она не планировала.
А в тот раз, приехав домой, мать надавала беглецу подзатыльников и посадила на ночь в погреб. Боря тогда сильно замерз. Но больше попыток убежать из дома он не совершал.
В Москве же Борис первый раз побывал лишь в январе этого 1991 года. На зимних каникулах они ездили с матерью на электричках в столицу за продуктами. В последнее время их и так небогатые магазины совсем опустели. Мать оставила Таню на попечение соседки и ранним утром на первой электричке из Скуратово с пересадкой в Туле они, часам к одиннадцати, были уже в Москве.
