Чутьё - Артём Артёмов
В свободное от работы время я начал наматывать круги по городу. Метро, автобусы, автомобиль. Больше не было времени любоваться вечерними огнями, я всматривался в лица девушек, с замиранием сердца ожидая знакомой боли, означающей одно — эту не найдут. Мне было страшно. Одно дело — видеть фото уже пропавшей девушки, совсем другое — смотреть на живых, веселых или грустных, читающих книги или болтающих с друзьями, и ждать толчка боли за правым глазом.
Она ехала в метро. Лицо довольно красивое, но какое-то уставшее, изможденное, из-за чего трудно было определить возраст. 25? 35? Джинсы, красная куртка, темные волосы до плеч, сумочка, смарт в руке, в который она всю дорогу смотрела. От метро до ее дома было три квартала. Она проходила дворами, в одном было особенно темно, но — никого. Обычная девушка, как обычно, идет домой. Нырнула в подъезд. Ничего. Никого. И все-таки там, в вагоне, чутьё болезненно толкнулось в мозгу. Эту — не найдут, говорило оно.
Проводив ее до дома, поехал домой. Может, все-таки бред? Ну совпало так три раза, угадал, разве не может быть? А даже если и почувствовал что-то (привет «Битве экстрасенсов») — ну и что? Могу ведь и ошибиться, нет?
Нет, твердило чутьё. Эта. Пусть не сегодня. Но — эта.
Может, спугнул его? Надо быть осторожнее, незаметнее.
Я провожал ее еще три вечера, ей-богу, я сам себя маньяком чувствовал. Это же ненормально — следить за незнакомой девушкой, садиться в метро в соседний вагон, провожать ее от метро до дому, держась вдалеке. Я делал все, чтобы быть как можно менее заметным, менял одежду (даже куртку специально еще одну купил). Ничего. Я идиот, думалось мне. Мнительный придурок, возомнивший о себе невесть что. Оставив девушку в покое, я снова начал колесить по вечернему городу. Смотреть на огни, пытаясь понять, что это было. Где я ошибся.
Идиотом я себя чувствовал еще ровно три дня. На четвертый усталое лицо девушки из метро посмотрело на меня с очередной ориентировки в чате поисковиков (ушла с работы, домой не вернулась, последний раз видели возле метро, одета бла-бла-бла). Я еле успел добежать до туалета, где меня вырвало только что проглоченным ужином. Я не идиот, нет. Я ублюдок и мразь, я ведь мог спасти, мог найти убийцу! Но забил на все, оставил ее одну там. Ничтожество, какое же бесполезное ничтожество…
Немного придя в себя, я распечатал и повесил четвертое фото на холодильник. Мне чудился укор в ее усталых глазах. Полночи мой мозг пытался найти хоть что-то общее в четырех лицах, хоть какую-то зацепку, мелочь, нюанс, хоть что-то из реального мира, с чем можно идти в полицию. Чиркала зажигалка, мимолетно вспыхивали в искры, оранжевый ноготок пламени превращал безликие в сумерках обводы лиц в посмертные маски. Ничего. Только проклятое чутьё пульсировало за правым глазом тупой болью — не найдут.
Их не найдут.
Я снова начал нарезать круги по вечернему городу — автобусы, метро, автомобиль, снова вглядывался в лица, боясь и ожидая подсказки. Кто теперь? Кто, мразь, кого ты выберешь? Я не позволю тебе…
Автобус. Студентка, черная курточка, черные ногти, рюкзачок с заклепками, туфли на платформе. Выходит на конечной, в пригороде, до дому идет по темным пустым улочкам частного сектора. «Она следующая», — уверяло чутьё. «Не подведи ее», — говорили усталые глаза с четвертого фото.
Я купил шокер. Я стал ее тенью. Шесть дней кряду я со всеми возможными предосторожностями провожал ее до дому, стараясь держаться далеко и незаметно.
Я уже говорил, что я ничтожество?
Она просто исчезла. В частном секторе трудно было не выглядеть подозрительным, преследуя вечером одинокую девушку. Приходилось отпускать ее далеко вперед, иногда позволять повернуть за угол и лишь чуть погодя идти следом. За одним из таких углов я и увидел абсолютно пустую улицу. Ни девушки, ни подозрительных теней, никого. Я бегал по спящим улицам в надежде увидеть хоть какой-то случайный знак, услышать крик — ничего. Потом я колесил по этим же улицам на машине, мотался по близлежащим районам до тех пор, пока небо не начало светлеть. Ничего. Я опять облажался.
Пятое фото на холодильнике появилось пару дней спустя. Ее не нашли.
Я не знал, что делать, я отключил уведомления чата поисковиков, больше не заходил к ним на сайт. Перестал ездить по городу, старался не смотреть в лицо прохожим. Я могу найти жертву, но ничего не могу сделать. Ничтожество, какое же я ничтожество. Даже чертову зажигалку я умудрился где-то потерять. Наверное, когда метался по темным пригородным улочкам. Пять лиц с холодильника смотрели на меня с презрением. От их взглядов голова пульсировала тупой болью. У меня пропал аппетит, я боялся заходить на кухню — без крохотной лампады из фиолетового пластика я чувствовал себя беззащитным перед их обвиняющими взглядами.
В метаниях и самоуничижении прошло недели две, потом я сорвался и снова начал поиск. Если я мог хоть что-то сделать, я должен был пытаться. День за днем я крутился по вечернему городу, пересаживаясь с автобуса на метро, с метро за руль, бродил пешком по темным переулкам и улицам частного сектора, теряя ощущение времени. В голове пульсировал болью один вопрос: кто? Кто? Ктоктоктоктокто…
Свою шестую я нашел не на улицах. Я нашел ее, как и первых, в чате поисковиков. Да, вот так просто: решил снова следить за ориентировками, и третья из просмотренных болезненно вонзилась в мозг — эта! Ее! Не! Найдут! Боль вкрутилась в глаз тупым шурупом, меня опять вырвало. Дрожа от слабости я распечатал новое фото и повесил на холодильник. Поиск по чату дал примерное время исчезновения — неделю назад. Мы разминулись на улицах, я не успел, я подвел и ее. В тот вечер я напился. Это слабо помогло, головная боль донимала даже в пьяном полусне. Шесть пар глаз с холодильника, казалось, сверлят меня сквозь стену, отделяющую кухню от комнаты. Ты ничтожество, шептали они в темноте кухни. Ты никто, ты подвел нас всех.
На следующий вечер случилось то, чего я никак не ожидал. Она голосовала у обочины. Очень красивая, длинноволосая, с голубыми глазами и милой улыбкой. Аспирантка, у нее начались вечерние лекции, с которых она не успевает на свой маршрут. Несмотря на мучительную пульсирующую боль, мне с трудом удавалось отвести от нее глаза и следить за дорогой. Неужели и ее? Да, твердила боль, да, уверяло чутьё. Ее. Ее не найдут.
Я никогда не был особо
