Дитя божье - Кормак Маккарти
Си Би сказал: Если хочешь пристрелить меня, Лестер, можешь стрелять. Я никуда не сдвинусь с этого места.
ПОСЛЕ ЭТОГО ЛЕСТЕР БАЛЛАРД уже никогда не мог держать голову прямо. Должно быть, он тем или иным образом повредил шею. Я не видел, как Бастер ударил его, но видел, как он лежал на земле. Я был с шерифом. Он лежал плашмя, смотрел на всех, скосив глаза, а на голове у него росла ужасная гематома. Он просто лежал там и из ушей у него текла кровь. Бастер все еще стоял там, сжимая топор. Они увезли его на окружной машине и Си Би продолжил торги как ни в чем не бывало. Но он сказал, что из-за произошедшего некоторые люди не стали делать ставки, которые в противном случае сделали бы, и что, возможно, это и было целью Лестера, я не знаю. Джон Грир был родом из округа Грейнджер. Ничего не имею против него, но он выиграл.
ФРЕД КИРБИ СИДЕЛ НА КОРТОЧКАХ возле водопроводного крана во дворе своего дома, где он обычно и сидел, когда мимо проходил Баллард. Баллард остановился на дороге и посмотрел вверх. Он сказал: Эй, Фред.
Кирби поднял руку и кивнул. Поднимайся, Лестер, — сказал он.
Баллард подошел к подножию склона и посмотрел наверх, где сидел Кирби. Он спросил: У тебя есть виски?
Может, есть немного.
Может, дашь мне банку?
Кирби встал. Баллард сказал: Я могу заплатить тебе за нее на следующей неделе. Кирби снова опустился на корточки.
Ну или завтра, — сказал Баллард.
Кирби повернул голову вбок, зажал нос между большим и указательным пальцами, сморкнулся сгустком желтых соплей в траву и вытер пальцы о колено джинсов. Он провел взглядом по полям. Не могу, Лестер, сказал он.
Баллард слегка повернулся, чтобы понять, на что он смотрит, но там не было ничего, кроме тех же самых гор. Он переступил с ноги на ногу и полез в карман. Хочешь, поменяемся? — спросил он.
Может быть. Что у тебя?
Перочинный нож.
Давай поглядим.
Баллард открыл нож и бросил его Кирби. Он воткнулся в землю рядом с его ботинком. Кирби посмотрел на него с минуту, а затем протянул руку, взял его, вытер лезвие о колено и посмотрел на выгравированное на нём имя. Закрыл его, снова открыл и срезал тонкий лоскут кожи с подошвы ботинка. Ладно, сказал он.
Он встал, сунул нож в карман и перешел дорогу в направлении ручья.
Баллард смотрел, как он ходит по краю поля, пиная кусты жимолости. Раз или два он оглянулся. Баллард рассматривал синие холмы.
Через некоторое время Кирби вернулся, но виски у него не было. Он вернул Балларду его нож. Не могу найти, — сказал он.
Не можешь найти?
Нет.
Ну ты, блядь, даешь.
Попозже еще поищу. Кажется, я был бухой, когда прятал его.
А где ты его прятал-то?
Я не знаю. Думал, что смогу сразу найти, но его там нет, где я думал.
Ну, черт возьми.
Если не найду, достану еще.
Баллард сунул нож в карман, повернулся и пошел обратно по дороге.
ВСЁ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ пристройки, это лишь несколько кусков размякших досок, облепленных зелёным мхом, валявшихся в неглубокой яме, где сорняки проросли огромными мутантами. Баллард прошел мимо и зашел за амбар, где вытоптал поляну среди зарослей дурмана и паслена, присел на корточки и стал срать. Посреди жарких и пыльных папоротников пела птица. Потом улетела. Он подтерся палкой, встал и натянул брюки. Зеленые мухи уже ползали по его темному комковатому калу. Он застегнул брюки и вернулся в дом.
В этом доме было две комнаты. В каждой комнате по два окна. Сзади виднелась сплошная стена сорняков, достававшая до карниза. Спереди было крыльцо и еще больше сорняков. С расстояния в четверть мили, проходящие по дороге путники могли увидеть крышу, покрытую серой дранкой и трубу дымохода, больше ничего. Баллард протоптал тропинку через сорняки к задней двери. В углу крыльца висело осиное гнездо и он сбил его. Осы вылезали одна за другой и улетали. Баллард вошел внутрь и начал подметать пол куском картона. Он подмел старые газеты, вымел засохший помет лис и опоссумов, вымел куски грязи кирпичного цвета, упавшие с дощатого потолка вместе с черными оболочками куколок. Он закрыл окно. Остаток стекла беззвучно отвалился от пересохшей створки и упал ему в руки. Он поставил его на подоконник.
В очаге лежала куча кирпичей, засохший глиняный раствор и половина железной подставки для поленьев. Он выкинул кирпичи, подмел глину и, опустившись на четвереньки, повернул шею, чтобы заглянуть в дымоход. В пятне ржавого света висел паук. Зловонный запах земли и старого древесного дыма. Он скомкал газеты, положил их в очаг и зажег. Они медленно разгорались. Маленькие языки пламени вспыхивали и прожигали себе путь на сгибах и краях. Бумага почернела, свернулась и задрожала, а паук спустился по путине и улегся на покрытый золой пол очага.
Ближе к вечеру тощий заляпанный матрац пытался протиснуться через заросли к хижине. Он лежал на шее и плечах Лестера Балларда, чьи глухие проклятия в адрес шиповника и ежевики никто не мог услышать.
Добравшись до хижины, он сбросил матрац на пол. Из-под него вырвалась струйка пыли, прокатилась по выгнутым половицам и опустилась. Баллард поднял перед своей рубашки и вытер пот с лица и головы. Он выглядел так, словно был малость не в себе.
Когда стемнело, все, что составляло его скарб, было разложено в пустой комнате. Он зажег лампу и поставил ее посреди пола, а сам сидел перед ней, скрестив ноги. Над лампой он держал вешалку, на которую были нанизаны нарезанные картофелины. Когда они стали почти черными, он ножом снял их с проволоки на тарелку, проткнул одну, подул на нее и откусил. Он сидел с открытым ртом, вдыхая и выдыхая воздух, прижавши кусок к нижним зубам. Он жевал картошку и проклинал ее за то, что она была слишком горячей. На вкус она напоминала каменный уголь, а в середине была сырой.
Поев, он скрутил себе сигарету, прикурил от дрожащего конуса газовой лампы и сидел, втягивая дым, выпуская его из губ, из ноздрей, лениво стряхивая пепел мизинцем в манжету брюк. Он разложил газеты, которые собрал, и забормотал над ними. Движения его губ складывались в слова. Старые новости о давно умерших людях, забытых событиях, объявления о патентованных лекарствах и продаже домашнего скота. Он курил сигарету до тех пор, пока она не превратилась в
