Рут Ренделл - Ротвейлер
Оторвавшись от приклеивания ценника на внутреннюю сторону кувшина из Веджвудского фарфора, Зейнаб подарила ему улыбку.
– Как твои дела, дорогая моя?
– Хорошо, только не называй меня «дорогая».
– Я тебя такой считаю. День и ночь думаю о тебе, Зейнаб, и в сумерках, и на рассвете.
– Я вам не мешаю? – спросила Инес.
– Я не стыжусь своей любви. Я готов трубить о ней, забравшись на крышу. Я долгими ночами искал ту, которую полюбит душа моя. Встань, любимая, прекрасная моя, и уйдем.
Он каждый раз заводил эту песню, и ни одна из двух женщин не обращала на это внимания.
– Прелестна лилия поутру!
– Не хотите ли чаю? – предложила Инес. Ей просто захотелось выпить еще чашку, иначе она не стала бы ему предлагать.
– Не возражаю. Мы с тобой ужинаем сегодня в «Ле Каприс», дорогая. Надеюсь, ты об этом не забыла?
– Конечно, не забыла, только не называй меня «дорогая».
– Я заеду за тобой, хорошо? В семь тридцать, хорошо?
– Нет, не пойдет. Сколько раз повторять, если заявишься ко мне домой, у папы крышу сорвет. Разве не знаешь, что он сделал с моей сестрой? Он в меня нож воткнет.
– Но у меня серьезные намерения, прелесть моя. Я разведен и хочу жениться на тебе, я глубоко тебя уважаю.
– Без этого, в смысле, без разницы, – сказала Зейнаб. – Мне запрещено оставаться наедине с мужчиной. Если отец узнает, что я с тобой в ресторане, он озвереет.
– О, как бы мне хотелось взглянуть на твой милый домик, – страстно продолжал Мортон Фиблинг. – Каким блаженством было бы увидеть тебя среди привычных тебе вещей. – Он понизил голос, хотя Инес и так была далеко от них. – А не здесь, в этой мусорной куче, где ты словно прекрасная бабочка в навозе.
– Ничего не поделаешь. Увидимся в этом, как его… «Ле…»
Заливая кипятком три чайных пакетика, Инес передернула плечами, вспоминая жуткого отца Зейнаб. За год до того, как Зейнаб пришла работать в «Стар Антикс», отец чуть не убил ее сестру Назрин за то, что та опозорила семью, оставшись на ночь в квартире своего приятеля. «А у нее с ним ничего такого и не было», – рассказывала Зейнаб. Он пять раз ударил ее в грудь ножом, но Назрин не умерла. Ей пришлось несколько месяцев провести в больнице. Так что Инес почти не сомневалась, что ее помощница будет рисковать жизнью, если заведет себе ухажера, кандидатуру которого не обсудят и не одобрят ее родители. Инес вернулась в комнату с чаем, но Зейнаб сказала, что Мортон Фиблинг пошел купить им свежий выпуск «Стандарт».
– Это чтобы мы почитали про убийство. Кстати, взгляни, что он преподнес мне на этот раз.
Зейнаб показала ей большую брошь в виде двух розочек и бутона на стебле, лежащую на подушечке из голубого бархата.
– Это что, настоящие бриллианты?
– Он всегда дарит мне настоящие. Стоят, наверное, не одну сотню. Я пообещала, что надену брошку сегодня вечером.
– Да, тебе это просто сделать, но будь осторожна. С такой штукой могут и ограбить. И не забудь, что где-то в этом районе на свободе разгуливает убийца, который постоянно что-то отбирает у своих жертв. А вот и Мортон.
Но вместо Мортона Фиблинга в дверях появилась женщина средних лет, которой захотелось купить для подарка что-нибудь из фарфора «Краун-дерби».[1] По дороге в магазин она прихватила со стенда книжку Питера Чейни с задушенной девушкой на обложке. «Как раз близко к теме», – подумала Инес, принимая у женщины пятьдесят пенни за книжку и заворачивая для нее красно-сине-золотую фарфоровую тарелку. Вошедший Мортон вежливо придержал для покупательницы дверь. Зейнаб все еще не могла отвести глаз от бриллиантовых роз, и Мортон, вероятно, подумал, что она выглядит как ангел, созерцающий небесную красоту.
– Я рад, что тебе она нравится, дорогая.
– Но это до сих пор, то есть все же – не дает тебе права называть меня «дорогая». Давайте посмотрим, что в газете пишут.
Они с Инес разделили газету на двоих. «Тут пишут, что это случилось прошлым вечером около девяти, – сказала Зейнаб. – Кто-то услышал крик, а потом увидел силуэт то ли женщины, то ли мужчины – свидетель не понял, кто это был. Некто в брюках. И потом он нашел ее, – они до сих пор не установили личность, – она лежала на асфальте, убитая. Как ее убили, здесь не сообщают, говорят только, что лицо у нее посинело. Видимо, еще одна задушенная. А насчет укуса ничего не говорят».
– Укусы вообще ни при чем, – вмешалась Инес. – У первой девушки действительно был укус на шее, но после исследования ДНК оказалось, что ее укусили еще до убийства, и укусил бойфренд. Чем только люди не тешатся!
Но они все равно уже прозвали убийцу Ротвейлером, и кличка прилипла.
– А он что-то у нее украл? Дай-ка взгляну, – Зейнаб просмотрела статью до конца. – Конечно, откуда им знать, они ведь еще не установили ее личность. А у других что пропало?
– У одной серебряная зажигалка с ее инициалами, инкрустированными гранатами, – вставил Мортон, обнаружив интерес к ювелирным изделиям, – а у второй позолоченные карманные часы.
– Их звали Николь Ниммс и Ребекка Милсом. Интересно, что он забрал с собой на этот раз? Уж наверняка не мобильник. Им сейчас дают разные смешные прозвища, это будет несолидный трофей, правда?
– А ты, дорогая, будь осторожна, когда вечером пойдешь в «Ле Каприс», – сказал Мортон, который, казалось, не замечал ягуара. – Я собираюсь сегодня потратить на тебя целый миллион.
– Тогда я никуда не пойду, – ответила Зейнаб. – И ты снова назвал меня дорогая.
– Ты что, собираешься выйти за него? – спросила Инес, когда Мортон ушел. – Он староват для тебя, хотя богатый, и не такой уж противный.
– Староват! Чтобы выйти за него, мне пришлось бы сбежать из дома, а это же тоска. Не хочу расставаться с мамой.
В дверь позвонили, и вошел мужчина, который пожелал купить подставку для домашних растений. Желательно из кованого железа. Зейнаб радушно улыбнулась ему.
– У нас есть отличная жардиньерка, только вчера привезли из Франции.
На самом деле она прибыла в магазин после распродажи на Черч-стрит. Покупатель уставился на Зейнаб, которая пробралась мимо ягуара, вытянула из-под кучи индийских покрывал неуклюжую трехногую штуковину и улыбнулась ему, откинув с лица две густые пряди черных волос, словно открывая прекрасную картину.
– Очень мило, – пробормотал он, – сколько стоит?
Зейнаб решила, что он не будет торговаться, и добавила двадцать фунтов сверх старой цены. Мужчины редко с ней торговались.
– Не надо заворачивать, так сойдет.
Зейнаб придержала дверь, пока мужчина неуклюже выбирался наружу с покупкой. Скромняга чуть ли не до земли склонился, но собрался с духом и, стоя на тротуаре, произнес:
– До свидания. Приятно было познакомиться.
Инес не сдержалась и рассмеялась. Ей пришлось признать, что бизнес пошел в гору с тех пор, как у нее начала работать Зейнаб. Инес посмотрела, как мужчина бредет в сторону станции Паддингтон. Неужели он потащит покупку в поезд? Подставка почти с него высотой. Инес заметила, что небо заволокло облаками. Ну почему так давно не было полностью солнечных дней? Дни только начинались солнечно. Грязный белый фургон исчез, на его месте стоял другой, почище. Из него вышел Уилл Коббетт, а следом за ним и его водитель. Инес и Зейнаб смотрели на них в окно. Они всегда знали, что происходит на Стар-стрит, иногда наблюдали за происходящим по очереди и комментировали события.
– Вот этот, который вышел, его зовут Кейт, Уилл на него работает, – сказала Зейнаб. – Кейт сейчас пойдет по Эджвер-роуд, к магазину строительных материалов. Он всегда туда ездит, потому что там все дешевле. А что Уиллу понадобилось дома в это время? Смотри, он входит.
– Наверное, забыл инструменты. Он часто их забывает.
Уилл Коббетт единственный из всех квартирантов Инес, кто редко заходил в магазин. Он прошел к боковой двери для жильцов. Женщины услышали его шаги, удаляющиеся вверх по ступенькам.
– Что это с ним? – проговорила Зейнаб. – Знаешь, что о нем Фредди говорит? Что у этого парня не все дома.
Инес возмутилась:
– Как грубо! Фредди меня удивляет. Таких, как Уилл, раньше называли умственно-отсталыми, а сейчас считается, что у него просто трудности с обучаемостью. Хотя он симпатичный, несмотря на все трудности.
– Внешность не решает все, – заявила Зейнаб, для которой именно внешность все и решала. – Мне главное, чтобы умный был. Умный и утонченный. Ты не возражаешь, если я удалюсь на часок? У меня ланч с Роули Вудхаузом.
Инес взглянула на часы. Только половина первого.
– И вернешься ты не раньше чем в половине третьего, так? – сказала она.
– И кто из нас теперь грубый? Что же мне делать, раз я не чувствую, как время летит? Интересно, можно окончить курсы управления временем? И еще я бы не прочь окончить курс ораторского искусства. Отец говорит, что мне нужно научиться разговаривать правильно, а у самих с мамой такой акцент, будто только что из Исламабада приехали. Ой, я лучше пойду, а то Роули запсихует.
