Железная роза - Обер Брижит
Пятый день — понедельник, 12 марта
Когда я встал, совершенно разбитый, Марта уже ушла. На мраморном столике в кухне она оставила записку. Она поехала к своей матери, которая плохо чувствует себя. Мать Марты — немощный и безжалостный тиран. По мне, ей давно уже место в доме для престарелых, но Марта, естественно, придерживается другого мнения. Встречался я с ней всего один раз, в самом начале нашей совместной жизни, и после того у меня ни разу не возникло ни малейшего желания снова увидеть эту старую драконшу.
Рану на лбу дергало. Это была широкая ссадина, шедшая наклонно от левого виска к правой брови. При моей небритой боксерской физиономии она придавала мне зловещий вид отпетого головореза. Я принял душ, побрился, выпил чуть ли не литр черного, крепкого, сладкого кофе, заставил себя проглотить стакан йогурта и оделся. Черные вельветовые джинсы и серый свитер. Путеводителя на столе в гостиной не было. Марта, видимо, поставила его на полку. И опять меня охватила паника из-за невнятности происходящего. Когда тебя преследует Макс, загадка Марты совсем уже лишняя… И внезапно я понял, чем займусь сегодня.
У желтого «пежо» было одно преимущество — это была не моя машина. Я ехал медленно, внимательно наблюдая за всем, что происходит вокруг, но ничего подозрительного не заметил. Привычные картины мирной сельской местности, где мирно пасутся мирные коровки.
Подъехав к деревушке, где живет мать Марты, я остановился у первой телефонной кабины и набрал номер. После шестого длинного гудка Марта ответила. Не произнеся ни слова, я повесил трубку и вернулся в машину.
Я проехал по главной улице деревушки: с дюжину домов и кафе-бакалея-табачная лавка-аптека. Дом матери Марты находился за деревней неподалеку от заброшенной старинной литейни. Я медленно подъехал к нему. Машины Марты там не было.
Я затормозил у заржавленных ворот. Во время моего предыдущего и единственного визита они были выкрашены, вьющиеся розы укрывали фасад дома и двойной ряд бегоний вел прямиком к входной двери, которую кокетливо украшал веночек, сплетенный из трав. Сегодня же в доме были закрыты все ставни. Сад заполонили сорняки. Калитка заперта на большой висячий замок, а пожелтевший венок валяется на земле. На втором этаже одна ставня свисает, полусорванная с петель, и под ней я заметил разбитое стекло. Меня бросило в пот: дом выглядел нежилым. И тем не менее Марта только что ответила из него по телефону… Шарканье за спиной заставило меня обернуться. Покуривая трубку, шел старик с сумкой в руке. Я обратился к нему:
— Простите, я хотел бы увидеть госпожу Мозер…
— Ничего не выйдет.
Из-за тягучего выговора я плохо понимал его.
— Она здесь больше не живет?
— Само собой, нет.
И он сухо хихикнул.
— А вы не скажете, где я могу ее найти?
Он молча ткнул трубкой прямо перед собой. Я последовал взглядом в указанном направлении и увидел белые кресты маленького кладбища. Старик сообщил:
— Она, бедолага, уже полгода как скончалась.
— Это та самая госпожа Мозер, которая болела и у которой есть дочка?
— Никакой другой я не знаю. Мы с Жюльеном Ренодо опустили ее в могилу.
— Дочка была на похоронах?
— А как же. Очень красивая женщина. И притом крепкая: ни слезинки не проронила.
Я поблагодарил старика и сел в «пежо». Подождал, когда он скроется за поворотом, перелез через ограду и забрался на козырек над дверью, усыпанный сухими листьями. По водосточной трубе добрался до сорванной ставни. Просунув руку в разбитое стекло, я сумел, не порезавшись, поднять оконную задвижку и открыть окно, после чего подтянулся и оказался в темной, холодной и пустой комнате, где из мебели были только пружинный матрац да полосатый тюфяк.
В доме действительно никто не жил. В нем затхло пахло сыростью и полумрак казался зловещим.
Я вслушивался в тишину. Где-то, треща, проехал мотоцикл. И снова тишина. В доме стоял холод, влажный холод, однако я был весь в поту. Стиснув кулаки, я бесшумно продвигался вперед, следя, чтобы не скрипнули половицы. Я заглянул поочередно в две маленькие спальни, в облицованную кафелем ванную, где импозантную ванну украшала гигантская паутина, отчего она смахивала на картину Дельво, потом спустился на первый этаж. Там тоже было пусто. Немногочисленная оставленная мебель была накрыта простынями. Стенные часы стояли, их стрелки показывали десять часов двенадцать минут вечности. И так же как наверху, пол был покрыт толстым слоем пыли. На клеенке, что лежала на кухонном столе, дикие голуби улетали от горделивого охотника в шляпе с перьями. Кухонные шкафы раскрыты настежь, в них пусто. И на полу никаких следов.
Сюда уже давно никто не заходил.
На столике стоял черный телефон древнего образца. Я поднял трубку и поднес ее к уху: тишина и безмолвие. Позвонить сюда никому не удастся. Я вытер вспотевший лоб.
Я поднялся на второй этаж и выглянул: путь свободен. Спрыгнул в запущенный сад. Ну что же, если дела с Максом примут дурной оборот, я по крайней мере смогу тут зашиться. Во всем надо находить позитивный аспект, как наставляет доктор Ланцманн. А у меня сейчас большая потребность в позитивных аспектах.
Вечером, сидя за столом, я поглядывал на Марту, на ее жизнерадостную улыбку, ловил открытый, сияющий взгляд и кипел от негодования. Она обманывает меня, теперь уже нет никаких сомнений. Но почему? Может, ее жизнь перечеркнула какая-то страшная тайна? На миг у меня мелькнула мысль, что, возможно, она находится в ситуации, подобной моей. Да, это было бы пикантно — внезапно узнать, что Марта, к примеру, замешана в ограблении Депозитной кассы в Лозанне. Но это необычное совпадение наших судеб, право же, наполнило бы меня радостью и принесло облегчение. Будь мы обычной супружеской парой, я, конечно же, спросил бы ее. Но мы не были обычной парой. Я — аферист, шулер, привычный смирять свои чувства, скрывать их, оставаться бесстрастным. И даже в любви я не отдавал того, что должен был бы и мог бы отдать. Я-то думал, что женился на эрудитке, немножко робкой, несмотря на свою замечательную красоту, а оказалось, что вступил в брак с тайной. Но может, и у Марты возникают подобные же мысли относительно меня? За фаршированным крабом меня вдруг пронзила мысль, что она, вероятнее всего, следит за мной, шпионит и что ее «отлучки» убедительней всего можно объяснить слежкой, которую она ведет за мной. За сыром я уже дошел до того, что подумал, а не легавая ли Марта. Поднося бокал ко рту, она нежно улыбнулась мне, и я ответил не менее нежной улыбкой. Итак, война началась.
