Михаил Рыбка - Пус Мидун (СИ)
— Так я и говорю, Валюшка, муж мой как заваривает это дело, то сразу запах такой – ну просто не встать! – овца продолжила разговор, прерванный приветствием с кем-то из проходивших знакомых.
— И зачем оно ему надо?
— А помогает. Очень хорошо помогает!
— Ну, вам виднее, но я бы не стала. Все-таки рискуете, мало ли как потом оно всплывет…
Наступила некоторая пауза.
— Ой, Валюшка, а ты про Барку слыхала?
— А кто про нее не слыхал… Дьявол ее забрал, за то, что с Мидуном зналась. Точно зналась, он к ней в гости шлялся.
— Ну, у нее много кто молоко-то брал. И я не думаю, что она с Мидуном шлялась-то.
— Точно шлялась! Мне как-то он сам рассказывал! Пьяный был, пришел ко мне и приставать начал. Сначала еду просил, а потом и в спальню начал тянуть меня. Так я ему копытом в морду дала, он и успокоился. А потом плакать начал, жаловаться, что Барка-де ему, наверное, изменяет. И что скоро его совсем пускать на порог не станет.
Пус попытался разглядеть одним глазом, что это за Валюшка.
— Ой, как ты правильно поступила, Валюшка! Ну, этот Мидун давно заслуживает, чтобы ему хорошенько зад надрали! Я собираюсь скоро пойти к волкам и буду им говорить, что это он кабана убил.
— Так они же его и подозревают, ‒ заметила Валюшка.
— Подозревают, но доказать не могут. А я скажу, что Мидун мне про кабана сам рассказал. Тогда пусть открещивается, как знает. Я ему вспомню, как он мужа моего однажды избил и обгадил. И поделом твари будет. Он у нас как опухоль в селе.
Валюшка только проблеяла в ответ.
— А ты на похороны кабана ходила?
— Нет, я, знаешь ли, у медведей была на похоронах. Ой, как они убивались там… Только Драный был какой-то... Но ты же знаешь, она все равно не жилец была. У нее было проклятие когтя, так ей в больнице-то сказали, что до зимы не доживет. Летом это обнаружили, так она к дочке-то и приехала, чтобы до конца побыть вместе.
Подруга Валюшки вдруг зашептала:
— А говорят, что и тут без Мидуна не обошлось! Недавно видели, как Драный с Мидуном о чем-то договаривались, а потом лиса за день до смерти тещи видела Мидуна у них дома!
— Какой ужас! – неприкрыто возмутилась Валюшка.
— Надо бы нам собирать население поселка, да решать, что с Мидуном делать. Надо всем решить и уже избавиться от него. Я бы сама его вздернула на собственном дымоходе, попадись он только ко мне в копыта. Да прячется эта сволочь, уже несколько дней как. А если увижу его – сразу придушу!
— А сама не подохнешь от натуги? – Пус неслышно приблизился к забору и оперся передними лапами о него, смотря из-за на онемевших от неожиданности овец.
Внезапно кот сделал резкий рывок головой и заорал:
— А ну вон отсюда!
Овцы, ни секунды более не медля, рванули в разные стороны, истошно блея и спотыкаясь о каждый камешек. Пус постоял немного, с хитрой ухмылкой глядя им вслед, но потом вернулся обратно к лопухам и снова залег там. В его голове завертелась новая идея, которую ему невольно подбросили тупые овцы – попробовать спрятаться у Барки. Там-то его точно искать не будут, и у нее должны были остаться запасы кислого молока. Если повезет, то получится сделать себе сегодня выпивку. Вскоре кот выждал момент, когда на улице никого не осталось, и посеменил к дому Барки, который соседствовал одной стороной забора с его двором. По пути ему никто более не встретился – жители стали опасаться выходить в сумерках из домов. Не только темнота сгущалась над поселком, но и предчувствие надвигающейся беды. И никто не хотел стать причастным к странным смертям и диким убийствам. Со всех сторон слышались хлопки ставней и лязги замков. Начинался бесконечно долгий, тревожный вечер.
Через несколько минут Пус был уже на месте. Внимательно прислушиваясь, он убедился, что в доме Барки никого нет. Невидимой тенью он проник внутрь, и в знакомой ему обстановке стал искать молоко. К удивлению кота, дом был абсолютно целый, кроме выломанной двери. Никто не поживился скарбом и запасами довольно хозяйственной мыши, и вся ее консервация припадала пылью на своих полках. Наверное, все боялись проклятия дьявола, которое наверняка коснется любого, кто сюда зайдет. И только Пус знал, что тучунского дьявола-то как раз бояться и не стоило. На кухне он осмотрел полки с банками за занавеской, изучил нанизанные на нитку баранки и сушеную рыбу, сухофрукты и мотки вяленой колбасы. Продуктов Барки хватило бы не на один месяц сытой жизни, но кот никак не мог взять в толк, зачем ей одной столько еды.
Перебравшись в кладовую, он, наконец, увидел, что ему было нужно – два чана, закрытые крышками. В них Барка держала молоко, пока оно скиснет. Первый из них оказался пустым, зато второй до половины был наполнен отличным скисшим молоком, которое уже расслоилось и кое-где начало браться зеленой плесенью. Бросив свой мешок с рыбой, Мидун опустил голову в жидкость и сделал несколько больших глотков. Затем он с довольным видом вытер лапой усы и почувствовал, что жизнь снова начинает ему нравиться. Но вкус пустого молока был слишком банальным, как показалось коту. Он решил добавить туда кое-чего из своих травяных запасов, принесенных от Чумазого. Кот решился на дерзкую вылазку в стан предположительно оккупированных территорий. Быстро перемахнув через забор, разделяющий его и Баркину землю, Пус обежал свой дом с задней стороны и выудил из-под крыши пакет, спрятанный туда в качестве запаса. Вскоре он уже маячил над чаном и решал, сколько кинуть травы. Подумав немного, он бросил все. А еще через десять минут, довольный собой, Мидун набрал несколько бутылок кислого молока с травой, намотал на шею приличный отрезок колбасы, и ушел в спальню валяться на большой кровати и пьянствовать.
Разлегшись среди по-деревенски расшитых одеял, Пус начал рассматривать картинки, которые висели возле кровати. На них были изображены эпизоды из разных моментов мышиной жизни. На одной были запечатлены хороводы вокруг огромной кучи рыбы в праздник Большой Норы. В этот день, как слышал кот, мыши собираются семьями, зовут своих дальних родственников и неугомонно танцуют и радуются своей мышиной доле. А на картинке снизу мастерским пером художника нарисован процесс приготовления секретного блюда из серой каши и отрубей с червями. Большая мышь, натужно работая огромной ложкой, мешала некое варево в казане над костром. А внизу подпись гласила: «La sempriarra et istofa nesis». Понять, что это значит, кот не смог, но вместо этого проглотил очередную порцию молока и рассмотрел другой эскиз. На нем была нарисована большая площадь заполненная мышами в средневековых одеждах. Они как будто что-то скандировали и смотрели в центр площади. А в центе был возведен большой костер, на котором мыши сжигали обритого наголо кота.
— Что за ерунда?.. – Пус сорвал эту картинку, помял ее и выбросил в угол.
Вскоре ему надоело смотреть на рисунки, и он закрыл глаза, представляя как было бы хорошо, если бы их река стала вдруг состоять из кислого молока. Ведь у кота тогда не осталось бы никаких забот. А вдобавок вкусная Баркина колбаса росла бы прямо на деревьях, свешивая свои золотистые бока поближе к земле. Пус представил, как он бы оцепил весь лес и продавал жителям колбасу, просто срывая ее с деревьев. А потом закрывал бы лавочку и бежал к реке, чтобы понырять в кислом молоке.
Звякнула об пол очередная опустошенная Мидуном бутылка. В Баркиной кровати было тепло и уютно. Не давило твердой доской на позвоночник, а сквозняком не тянуло по шее и носу. В кармане приятно ощущались еще две бутылки молока. Завернувшись в мягкое одеяло, кот ощутил настоящее блаженство и радость. Тепло внутри ему придавало кислое молоко с травой, а снаружи грел уют Баркиного быта, ее хозяйственность и запасливость. Пус даже забыл о том, что Барка, которая и создала весь этот комфорт, сейчас зарыта в потайном месте на одном из склонов Тучуна. Он не думал о том, что Чумазый сейчас подвывает от голода и холода, ожидая, когда придет Пус Мидун с обещанным ужином. Он не думал о том, что в своем участке волк Кабанов составляет план захвата Мидуна. Он уже ни о чем не думал. Он провалился в сон.
Разбудил его, вернее привел в чувства, жалобный писк. Пус открыл глаза и сразу зажмурился от яркого света. Он услышал тонкий голосок:
— Пус, нет, пожалуйста! Не убивай, родненький, что же ты!
Сильно щурясь от режущей глаза яркости, Мидун осмотрелся и понял, что находится совсем не в доме у Барки. Он стоял посреди комнаты, залитой светом четырех керосинок. Перед ним жалась на полу, поближе к кровати, макака Синеванова, держась за окровавленную голову. Мельком глянув на свои лапы, Пус обнаружил, что они тоже в крови. Синеванова подбирала поближе к себе свои конечности и, не обращая внимания на бившую ее мелкую дрожь, запричитала вновь:
— Ко мне Стенечка скоро придет!.. Я его ждала, Пус. Не убивай! Я не скажу никому, клянусь пальмой!
Кот все еще недоумевал, как он очутился тут, и что происходит. Его глаза постепенно привыкли к освещению, и вскоре он выдавил из себя слова:
