Стивен Джонс - Ужасы. Замкнутый круг

— Там что-то еще осталось, — с надеждой произнес Дэвид.

— Там всегда что-то есть на дне, — возразил Мик. — Газ закончился.

Под столом, в углу, нашелся еще один баллон, но содержимого там оказалось не больше. Горелка перестала давать тепло и трещала так, что никто не возразил, когда Мик повернул выключатель.

Тишина сковала нас прежде, чем холод. Но через пару минут холод начал свое наступление.

Мы взломали шкафчики в поисках курток или одеял, но нашли только инструмент, пустые коробки для завтраков и заляпанные грязью рабочие сапоги. Замечание Дэвида насчет сжигания мебели уже не казалось таким смешным, но проблема заключалась в том, что жечь было почти нечего. Стулья были сделаны в основном из металлических трубок, стол — из ДСП, так что нам осталась пачка порножурналов, несколько книжонок в бумажных обложках и колода карт. Хижина из приюта превратилась в ледник.

Дэвид первым облек это в слова. Он сказал:

— Придется выходить и искать другое место, да? — В его устах это прозвучало так, словно хибара выкинула мерзкий трюк и предала нас. — Здорово, — горько продолжал он. — Теперь нам действительно крышка.

Возможно, мы могли бы остаться здесь, немного побегать на месте, сделать все, чтобы продержаться при температуре ниже нуля до тех пор, пока буря не утихнет и спасатели не придут к нам на помощь. Но Мик уже принялся снова шарить в шкафчиках, словно ища что-то, только что виденное.

— По-моему, — сказал он, — у нас остался только один выход.

— Заправка? — предположил я.

— Так далеко нам никогда не добраться. До нее больше двух миль, а сейчас это все равно что двадцать. Думаю, в лучшем случае мы едва ли четверть пути пройдем.

— Тогда нам ничего не остается, — пробормотал Дэвид.

— Нам остается большой автопоезд, который перегородил проезжую часть. — С этими словами Мик сунул руку в третий шкафчик и извлек оттуда короткий гвоздодер. Взмахнув железкой, он продолжал: — Если мы сможем забраться в тягач и завести двигатель, то продержимся в кабине с включенной печкой.

— До того момента, когда закончится бензин, — сказал я, возможно, слишком пессимистично.

— У этих чудищ никогда не заканчивается бензин. У них баки как цистерны. Мы сможем дождаться снегоочистителя или выберемся наружу, когда погода улучшится. Что думаете?

— Может, там есть рация, — сказал Дэвид с таким выражением, словно сделал открытие, удивившее даже его самого.

Мы оба уставились на него.

— Радиостанция гражданского диапазона, — продолжал он. — По-моему, она есть в каждом таком большом трейлере. Мы сможем сообщить людям, где мы.

— Точно, сможем, Дейв, — сказал Мик с ноткой одобрения в голосе, затем перевел взгляд на меня. — Ты с нами?

— Пошли, — сказал я тоном, в котором было, наверное, в пять раз больше оптимизма, чем я чувствовал на самом деле.

Но Мик поднял руку, словно говоря: «Потише».

— Погодите минуту, — начал он. — Нет смысла нам всем троим ползти туда. Вот что я подумал: допустим, один из нас сделает вылазку и провернет все необходимое, а потом нажмет на клаксон, это будет сигнал остальным выходить.

— Я не знаю, что нужно делать, — уныло произнес Дэвид.

— Я тоже, — сказал я.

— Ну, — фыркнул Мик, — раз уж мы заговорили о взломе, угоне и маленьком фокусе с проводкой, то, видимо, только у меня здесь имеется соответствующее образование. Я прав?

Он был прав, и, по моему мнению, он мог сколько угодно ехидничать насчет образования, если способен вытащить нас отсюда. Он поднял воротник, застегнул пальто и натянул перчатки на меху. Я проводил его до двери. Пока я готовился выпустить Мика в суровую ночь, Дэвид решил в очередной раз попытаться кому-нибудь дозвониться.

Я сказал:

— Ты сумасшедший, ты это знаешь?

— Мне сделали операцию по удалению мозгов, — хмыкнул Мик. — И знаешь, без них гораздо лучше. — Затем он заговорил серьезно: — Я хочу добраться до барьера и идти вдоль него, иначе черт знает куда забреду. Жди сигнала. — Он мельком взглянул на Дэвида. — И присматривай за ним.

— С ним все будет в порядке.

— Если он начнет валять дурака, врежь ему как следует. Я не шучу.

За какие-то одну или две секунды, пока я выпускал Мика, в помещение ворвался порыв ледяного ветра, и на этот раз холодный воздух остался внутри — словно бродячая собака забежала в дом и отказывалась уходить. Дэвид с проклятием швырнул трубку на рычаг, словно телефон не работал намеренно, затем уселся на стул, глубоко засунув руки в карманы рабочей куртки и натянув воротник на нос, чтобы дышать согретым воздухом. Он был похож на какое-то чудное животное, спрятавшееся в синем шерстяном панцире.

— Знаешь, я слышал, что он сказал. — Голос его, приглушенный плотным материалом, звучал как будто издалека.

— Он пошутил.

— Ага, как же. Кем это он себя возомнил? Скоттом в Антарктиде?

— Да мне плевать, кем он себя считает, хоть Скотти с «Энтерпрайза».[10] Если он вытащит нас из этой клетки, я буду ему благодарен.

Дэвид устроился поудобнее.

— Ну, не надо насчет меня волноваться. Я не балласт.

— А я и не говорил, что ты балласт.

Некоторое время мы молчали.

Затем он произнес:

— В хорошую переделку мы угодили, а?

Да, подумал я, действительно, в хорошую… но могло быть и хуже. Например, когда тебя разрезает надвое при столкновении автомобилей, мчащихся со скоростью сто пятьдесят миль в час, только потому, что кому-то вздумалось выбрать день твоей поездки для того, чтобы пересечь разделительную полосу и покончить с собой. Или быть заживо похороненным в бетоне, так глубоко, что твое тело не обнаружить даже рентгеном. Или сидеть за рулем, откинув голову на спинку кресла. В общем, оказаться героем одной из полусотни газетных вырезок, составлявших частный музей ужасов дорожных рабочих.

— У нас еще остается выход, — возразил я. — А значит, не все так плохо.

— Если он доберется туда, — буркнул Дэвид.

Следующие двадцать или тридцать минут, казалось, тянулись целую вечность. В компании Дэвида было не очень-то уютно, особенно после прощальных слов Мика, которые застряли у него в памяти. Я не знал, чего от него ждать, — будет ли он по-прежнему мешать мне, словно ядро на ноге, или ударится в опасный энтузиазм? Я решил, что в последнем случае с радостью отправлю его на улицу первым.

Наконец ветер немного утих, и мы расслышали далекий звук автомобильного сигнала.

Я с некоторым облегчением заметил:

— Наверное, это нас зовут.

Дэвид ответил, что он готов идти. Я спросил, не хочет ли он сделать последнюю попытку с телефоном, но он отказался.

— Этот мешок жира был прав в одном, — сказал он. — Если слушать достаточно долго, действительно начинает казаться, что кто-то зовет тебя по имени.

Я дал ему пройти и вышел следом.

Как только дверь с грохотом захлопнулась за нами, моему оптимизму немедленно был нанесен могучий удар; по сравнению с этой яростной бурей ветер, гудевший в проводах во время моей последней вылазки за снегом, казался ласковым бризом. Я ничего не слышал, ничего не видел вокруг себя и уже начал паниковать, когда почувствовал, как Дэвид грубо схватил меня за руку и толкнул вперед, в слепящий водоворот. В некоторых местах намело высокие сугробы, маскировавшие впадины в земле, что еще более затрудняло передвижение. Мы, спотыкаясь и барахтаясь в снегу, сползли к дороге, и пока мы спускались по открытому склону, ветер, к счастью, немного утих. Мы добрались до центрального разделительного барьера, с острой верхушки которого непрерывно сдувало снежную пыль, но к тому времени я совершенно потерял ориентацию, как будто меня сунули в ящик и хорошенько встряхнули.

— Куда? — проорал я, и Дэвид вынужден был приблизить лицо к моему уху, чтобы я расслышал его.

— На север! — взревел он.

— Что?

— Туда! — И он пихнул меня изо всех сил, чтобы заставить идти.

Еще несколько минут назад я бы ни за что не поверил, что идти будет так тяжело. Снегу намело выше колена, временами попадались сугробы высотой по пояс, затем они снова сменялись более мелкими, и барьер на несколько метров исчезал, так что мы вынуждены были идти, ориентируясь по желтым фонарям у нас над головой. Какое-то время я прокладывал тропу, затем Дэвид сменил меня. Следы, оставленные Миком, полностью исчезли, но время от времени, когда буря немного ослабевала, издалека раздавался гудок, указывая нам направление.

Он сделал это. Значит, я тоже смогу сделать.

Мне казалось, что мы шли три часа, хотя более рациональная часть моего сознания говорила мне, что на самом деле путь занял около пятнадцати минут. Наконец мы добрались до первого места, где смогли остановиться и передохнуть. Это был путепровод, слишком широкий и высокий, чтобы служить укрытием, но все же немного защищавший от режущего, как бритва, ветра. Мы ввалились под мост, совершенно онемевшие, как будто последнюю четверть часа лежали под капельницей с новокаином, и рухнули у стены, словно два пехотинца какой-то забытой войны.