Перемените обстановку. Не упусти свой шанс. На грани смерти - Д. Чейз
Удар был произведен с такой силой, что моя голова, как у тряпичной куклы, мотнулась из стороны в сторону и отвернулась к стене самолета.
— Он еще спрашивает: за что?! — резко проговорила Мерседес, не скрывая своего возмущения. — Ты должен был быть виновным в гибели полковника Альберто Родригеса, чтобы его убийство не носило политической окраски. Из–за тебя мы потеряли почти две недели в выполнении наших планов, а для нашей организации это уже много.
Я хотел уже повернуть голову, в которой все еще стоял звон после удара ноги Мерседес, но вдруг увидел, что по стене, как раз на уровне моего лица проходит проводка и пластиковая трубка бензопровода. Я немного знал устройство этого типа самолетов и понял, что если удастся дотянуться хотя бы зубами… Эта мысль целиком поглотила меня, и я почти не слушал высказываний Мерседес. Я даже начал ощущать, что чувствительность постепенно возвращается в мои конечности. Но меня пугало только одно — хватит ли у меня времени на задуманное.
Я застонал, а потом тихо произнес:
— Но, Мерседес, неужели нельзя хоть сейчас оставить мне жизнь?..
— Тебе оставить жизнь? — изумилась она. — Чтобы потом когда–нибудь ты, подвыпив и лежа в постели с какой–нибудь шлюхой, мог похваляться ночами, проведенными со мной?! О, нет!.. Уж этого никогда не будет, мой милый!
Я слушал ее ответ, пытаясь зубами ухватиться за провода и бензопровод, но у меня ничего не получалось. Я уже почувствовал, что изодрал себе губу о стенку, а от привкуса крови во рту, меня начало подташнивать. Но я упорно цеплялся зубами за все выступающее… Наконец, ухватил трубку бензопровода, но, видимо, у меня не было силы в зубах, а поэтому трубка выскользнула. Но все же мне это удалось еще раз… Я стиснул зубы с такой силой, что почувствовал боль в челюстях. И, вдруг, к моей великой радости, я ощутил во рту вкус бензина…
— Ладно, пора прощаться, мой милый, — вдруг проговорила Мерседес. Мигуэль, помогите мне выбросить за борт этот куль ничтожества, а то наш бедный председатель побелел от качки и не может двинуться, — и она, усмехнувшись, кивнула в сторону дон Диего.
Мигуэль встал и открыл дверцу самолета. Тугие струи воздуха ворвались в кабину, а к звуку мотора примешался свист ветра. Но я все отчетливее ощущал запах бензина. Мигуэль дернул меня за ноги, подтаскивая к открытой двери самолета, а Мерседес подталкивала меня за плечи.
— Как жаль, Мерседес, — громко, стараясь перекричать посторонние звуки, проговорил я, — что у тебя все так неудачно получилось…
— Тебе не о чем жалеть, мой милый, — ответила она, наклоняясь к моему лицу. — У меня, как говорят ваши американцы, все «о'кэй»… А вот тебе, мой милый, осталось жалеть слишком мало времени…
— Ты думаешь, что все «о'кэй»? — усмехнулся я.
Я даже заметил, что она перестала толкать меня к дверце.
— Что ты этим хочешь сказать? — насторожилась она.
Я услышал, что в мерном гуле мотора самолета появились перебои, которые все учащались.
— Дело в том, — говорил я наклонившейся ко мне Мерседес, — что мне показалось странным и подозрительным, что такой матерый зверь, как Мигуэль, не предусмотрел возможности твоей помощи мне в побеге. А тебя, моя любовь, тоже почему–то, случайно, вдруг, заинтересовали те же бумаги, что и его. Вот я и подсунул вам те чистые бланки, которые нашел в сейфе на вилле полковника. Я заполнил их сам в ночь побега от вас, в мотеле, недалеко от Хьюстона…
— Сеньора, — раздался голос пилота, перекрывающий прерывистые звуки работы мотора. — Самолет теряет высоту… Что–то случилось с мотором… Я не вижу места для посадки…
— Ну вот, любовь моя, — проговорил я, усмехаясь. — Тебе достались фальшивые бумаги… Да и меня ты переживешь не на много…
— Ты лжешь!.. — выкрикнула она с исказившимся лицом, которое вдруг стало неприятным и старым. — Выбрасываем его, Мигуэль, чтобы облегчить самолет…
Я чувствовал, что самолет снижается, а когда меня подтащили к открытой дверце, то увидел, что самолет почти задевает верхушки деревьев. Еще мгновение, и я оказался за пределами самолета…
Я почувствовал резкий толчок. Ветки деревьев жестко хлестнули по моему телу, и я стал падать, ломая их по пути, пока не застрял. Я висел, раскачиваясь на большой ветке, когда в отдалении раздался взрыв. Я подумал, что это, возможно, взорвался самолет с моими «друзьями».
Постепенно я начал ощущать, что могу двигать конечностями, хотя и не знал, сколько времени я провисел на ветвях дерева. Я протянул руку, подтянулся и сел на ветке, а затем начал осторожно спускаться вниз. Я чувствовал сильную боль во всем теле при малейшем движении, вероятно, последствия моих ударов о ветви, но двигаться мог. Уже когда до земли оставалось совсем немного, я не смог удержаться быстро слабеющими руками и сорвался вниз. Приземлился я неудачно, почувствовав резкую боль в ноге. От сильной боли я даже на некоторое время потерял сознание, но потом решил попытаться встать. Первая попытка была неудачной — боль в правой ноге не давала возможности передвигаться. Я немного полежал, отдыхая, а потом предпринял еще попытки встать, пока одна из них не увенчалась успехом.
Подобрав палку, я с трудом передвигался, волоча правую ногу.
Я потерял счет времени, только чувствовал, что мне предстоит заночевать в этих непролазных зарослях, полных всяких опасных животных и насекомых, с кем бы я не имел ни малейшего желания встретиться. В изнеможении я присел под деревом.
— Кто ты? — услышал я слова, сказанные на ломаном английском языке.
Подняв глаза я увидел перед собой двух смуглых загорелых людей.
— Я летел на самолете… — с трудом проговорил я по–испански, на языке более популярном в странах Латинской Америки. — Случилась авария… меня отбросило волной…
— А, так это был взрыв вашей машины? — спросил один из них, переходя на испанский язык.
— Да, но у меня не было сил убедиться, что случилось с остальными.
— Не волнуйтесь, мы это узнаем, — они говорили с небольшим акцентом, свойственным местному диалекту. — А вам мы поможем…
Они подняли меня и понесли в направлении, противоположном тому, куда я так упорно двигался, и минут через двадцать я оказался в хижине, где и пишу эти
