Мишель Лебрен - Детектив Франции Выпуск 8

Велико было искушение забросать вопросами и выходившую из дома дочь. Но она и тут не решилась что — либо предпринять, боясь услышать ответ, который чересчур ужаснул бы её.

Поэтому с десяти часов вечера она извелась в тревоге за всех, не осмеливаясь даже пойти за таблеткой аспирина — до такой степени она боялась обнаружить, что тюбик пуст.

К четырем часам утра из ночных странствий возвратилась Эвелин. Около пяти прошел в свою комнату Фредди. Последним пришлось дожидаться Гастона. И только после этого, зная, что весь экипаж на месте, она заснула.

Эвелин не спалось. От счастья её сердце распирало грудь и тысячами ручейков наполняло все тело: плечи — счастьем, шею — блаженством, грудь восторгом, руки — радостью, кисти — экстазом, чрево — благополучием, стопы — безмятежностью.

Еще днем Ги все ей объяснил. Все оказалось так просто! Она помнила каждое его слово, малейшую интонацию.

— Так вот, я оказался жертвой чьих — то чудовищных махинаций, направленных против нашей любви. До того как я с тобой познакомился, у меня была интрижка. О! Это было мимолетное увлечение, и она для меня ничего не значила. Но эта девушка, её звали… как это… ага, Жанин, после того, как я порвал с ней, влюбившись в тебя, вбила себе в голову идею женить меня на себе. Она решила отомстить, понимаешь? Это она послала тебе то грязное анонимное письмо. Мне она тоже написала, изменив почерк… К сожалению, её письмо не сохранилось, поскольку я сжег его. Она сообщала, что… как это тебе сказать… что мой отец имеет любовницу и что каждую неделю он встречается с ней в этом особняке в десять часов вечера! Ты же понимаешь, как кровь ударила мне в голову! Мой отец связался с падшей женщиной! И тогда я помчался в Сюси — ан — Бри потребовать от неё оставить моего отца в покое! Пойми: я считал, что она его шантажирует и был намерен заставить её замолчать… Я приехал туда, эта женщина открыла мне Дверь. Я тут же принялся обзывать её всякими словами и… видишь ли… она мне предложила чего — нибудь выпить. У меня к этому времени пересохло во рту, и я согласился на коктейль, который она мне и приготовила. Понимаешь, она положила туда снотворное. Я почувствовал себя плохо, она помогла мне снять пиджак и галстук, усадила на диван, а сама пошла раздеваться. Пойми меня! Это ужасно! Она оказалась сообщницей Розетт… то есть, я хочу сказать, Жанин! Как раз в этот момент появляешься ты со своим отцом, и внешне все выглядит не в мою пользу! Но ты же видишь, что я не виноват! Под действием снотворного я ничего не мог толком объяснить твоему отцу… Тем более что меня застали врасплох… Впрочем, вскоре я уже почувствовал себя лучше и ушел, но эта женщина, она мне рассказала все… Никакой любовницы у отца не было! Вот так. Ты же видишь, как просто все объясняется.

Эвелин улыбнулась. До чего же она глупа: так попасться в гнусную западню, подстроенную ревнивой женщиной! По правде говоря, тот факт, что она послужила причиной развернувшейся на почве ревности интриги, ей заметно льстил, и она почувствовала жалость к этой незнакомой ей Жанин, чью жизнь она, сама того не желая, поломала. Кто знает? Может, после провала своего плана Жанин вообще покончит самоубийством?

После состоявшегося примирения он обещал прийти к ним, все объяснить Гастону Беррьену и, пользуясь случаем, попросить у него руки Эвелин. После чего, поцеловавшись по случаю почти помолвки, Эвелин обещала Ги выйти к нему в полночь, когда все в доме лягут спать. Что она и сделала, и они до трех часов с лишним протанцевали в кабаре на Сен — Жермен де Пре.

Эвелин снова и снова возвращалась к этим чудесным воспоминаниям, пока в конце концов её не одолела зевота, и она заснула.

Фредди наставил свой пистолет на бюст Вольтера, украшавший камин. Он закурил сигарету и ещё раз перечитал план, детальной разработке которого он вместе с Бремезом — младшим посвятил добрую часть ночи.

А. Проводить операцию между двумя и тремя часами ночи, когда квартал совсем вымирает.

Б. Достать дубликат ключей.

В. Запастись фонариком, чтобы иметь возможность свободно ходить по магазину.

Г. Не забыть надеть перчатки, чтобы не оставить следов.

Д. Достать рычаг для взлома ящика кассы.

Е. Узнать, по возможности, комбинацию шифра.

Ж. Если этого не удастся сделать, прибегнуть к динамиту.

Подумав немного, Фредди вычеркнул из плана пункт придя к выводу, что при его реализации возникнет слишком много шума, и продолжал читать дальше:

3. Иметь при себе один или несколько видов оружия.

И. Идти на «дело» только вдвоем.

Последним пунктом он особенно гордился. В прошлый раз все пошло наперекосяк из — за того, что их было слишком много. Чем меньше людей знают тайну, тем лучше.

К. Подготовить записку: «С благодарностью от крутых ребят. Деньги пойдут на нужды самых бедных из них». Положить её в пустой сейф.

Л. Подготовить железное алиби на время операции.

Вопрос об алиби пока затрагивался только вскользь, и его предстояло ещё основательно продумать. Этим содержание плана исчерпывалось. Ну погоди, папочка Беррьен, ты ещё увидишь, чем тебе обернется твоя манера отсылать сына в комнату, как какого — то сопливого мальчишку' Он ещё покусает себе ногти от ярости, это уж точно!

Фредди показал язык Вольтеру и заснул.

ГЛАВА 5

ЛЫСИНА (от лат. calvities) — состояние лысой головы. Излечить трудно.

Гастон Беррьен подбил итоги, проверил их ещё раз и, вытащив небольшую записную книжу в переплете из черного молескина[6], занес цифры в графу «приход». Отодвинув кресло, он подошел к стене. Ее украшала громадная картина, изображавшая во весь рост Симона Боливара[7] в шляпе, обессмертившей его имя. Бросив беглый взгляд через стеклянную дверь и убедившись, что из магазина его не видно, Гастон нажал на край позолоченной рамы. С легким скрипом картина повернулась на оси, обнажив круглую дверцу потайного сейфа.

Посередине этой металлической дверцы виднелись щель замка и пять круглых кнопок. При их повороте в крошечных оконцах выскакивали буквы. Торговец головными уборами набрал слово «ФРЕДД», почти полностью воспроизведя имя сына. Затем он вставил в замок ключик и открыл сейф. Гастон положил туда драгоценную черную записную книжку, закрыл дверцу и тщательно сбил комбинацию шифра, после чего неизменно воинственный Боливар занял прежнее место.

Закурив сигару, Гастон Беррьен плюхнулся обратно в кресло и поинтересовался, что происходит в магазине. Как раз в этот момент в помещение входил незнакомый ему клиент, которого Гастон ради личного удовольствия наградил тремя словами:

— Ну и видик!

И он снова углубился в бухгалтерские выкладки. Торговля шла своим чередом, подрываемая расходами на социальные нужды, таксами и начетами, за которые в конечном — счете расплачивался потребитель, а также налогами, неизбежными для сколько — нибудь значительного предприятия. Гастон вздохнул. Комедия, которую он ломал перед обществом вот уже пять лет, становилась в тягость. Днем — торговец шляпами, попросту шляпник, ночью, раз в неделю, человек вне закона. За плечами — сорок лет. Пора и выбирать. Но в пользу чего?

Если бы у него были развязаны руки, он бы знал, на чем остановиться. Скрытно накоплено что — то около трехсот или чуть больше миллионов франков, размещенных в различных французских и зарубежных банках. Такие деньги деловые люди используют умело. И Гастон с радостью отошел бы от дел и, наняв управляющего магазином, махнул бы вместе с семьей на Лазурный берег, где и пожил бы в свое удовольствие на этот приобретенный столь тяжким трудом капитал. Однако столь ранний — в сорок лет — отход от активной деятельности вызвал бы массу пересудов. Поэтому ради видимости Гастон был вынужден поддерживать в глазах окружающих представление о себе как о сравнительно скромном торговце головными уборами, хотя и грезил дальними путешествиями, «кадиллаком» с личным водителем, норковыми шубами для жены… Он опять тяжело вздохнул. Решения этой проблемы в ближайшем будущем он не видел. Об этом не стоило даже и думать, пока Фредди и Эвелин не устроятся в жизни. А на это потребуется не менее четырех лет, не так ли?

— Какой — то господин желает поговорить с вами лично и наедине.

Он вздрогнул и посмотрел на мадемуазель Розу в её скромном закрытом платье с высоким воротником. Ничто в ней не напоминало пышнотелую мадемуазель Розу из вчерашней ночи. Она ожидала ответа, стоя на пороге кабинета. Гастон потушил окурок в пепельнице и пригласил:

— Пусть войдет.

Это был тот самый посетитель, на которого он раньше обратил внимание. Вблизи он производил ещё более тягостное впечатление. Тщедушный тип, с лицом цвета репы, заросший щетиной, в мешковатом, не по фигуре, демисезонном пальто, скверно обутый и увенчанный такой замызганной фетровой шляпой, что у Гастона как специалиста в своем деле от ужаса зашевелились волосы. Тем не менее он поднялся и указал незнакомцу на кресло. Тот сел. Его отвислая нижняя губа придавала лицу малопривлекательное выражение. Гастон Беррьен, любивший расставлять людей по полочкам, определил его в категорию полицейских и сразу же насторожился.