Харлан Кобен - Укороченный удар
— Ну, теперь у вас один из ведущих игроков. С сильными мира сего решили посостязаться?
Болитар знал: Павел Менанси работает с «Тру-Про» — спортивным агентством из числа крупнейших. Конечно, сотрудничество с «Тру-Про» не делает автоматически человека подонком, но подводит к критической черте на опасно близкое расстояние. Павла это агентство ценило на вес золота, однако вовсе не поэтому, что он зарабатывал не меньше, чем юные дарования, которых пестовал. Подобно Свенгали,[9] он контролировал малолетних вундеркиндов, предоставляя «Тру-Про» шанс заключить с ними контракт. Вообще-то «Тру-Про» никогда не было на хорошем счету, скорее, наоборот, но в прошлом году окончательно попало под влияние мафии, а именно братьев Эйк из Нью-Йорка. Эйки предоставляли полный спектр гангстерских услуг: вымогательство, торговлю наркотиками, контроль проституции и игорных заведений. Милые парни!
— Ваш Дуэйн Ричвуд сыграл сегодня отличный матч, — продолжал Менанси, — я бы даже сказал великолепный. Потенциал у парня неограниченный, согласны?
— Дуэйн очень много работает, — уточнил Болитар.
— Не сомневаюсь. Скажите, Майрон, кто его сейчас тренирует?
— Генри Хобман.
— Понятно, — энергично закивал Павел, будто получив ответ на какой-то сложный вопрос. Естественно, он и так знал, кто работает с Дуэйном. Менанси наверняка известно, кто тренирует каждого из профессиональных теннисистов. — Генри Хобман очень компетентный специалист. — «Компетентный» получилось больше похожим на «дрянной». — Хотя я мог бы поднять игру вашего подопечного на более высокий уровень.
— Я пришел говорить не о Дуэйне.
— Что? — Управляемое невидимым кукловодом лицо омрачилось.
— Хочу кое-что узнать о другом клиенте. Точнее, о девушке, которая не успела стать моей клиенткой.
— Кто же эта особа?
— Валери Симпсон.
Болитар поднял глаза, пытаясь поймать реакцию Павла, и это ему удалось: Менанси закрыл лицо ладонями.
— О Господи!
В ложе поднялся взволнованный ропот. К плечу тренера потянулись предлагающие сочувствие и поддержку руки, встревоженные голоса окликали по имени. Но Павел отмахнулся — не до вас, мол. Вот какой он сильный и бесстрашный!
— Мисс Симпсон приходила в мое агентство несколько дней назад, — пояснил Майрон. — Планировала вернуться в большой спорт.
Набрав в грудь воздуха, Менанси разыграл пьесу под названием «Как превозмочь себя» и лишь потом смог заговорить.
— Бедное дитя! Трудно поверить… — Павел осекся, не в силах совладать с нервами. — Знаете, я ведь тренировал девочку. В годы ее расцвета…
Болитар кивнул.
— Надо же, застрелили как собаку, — мелодраматично покачал головой румын.
— Когда вы в последний раз видели Валери?
— Несколько лет назад.
— После ее нервного срыва не встречались?
— Нет, с тех самых пор, как она легла в больницу.
— Разговаривали с ней, общались по телефону?
Павел снова покачал головой, а потом закрыл лицо руками.
— Не могу простить себе то, что случилось с девочкой. Нужно было лучше за ней приглядывать.
— О чем вы?
— Когда тренируешь кого-то столь юного, приходится отвечать за него и вне корта. Валери была ребенком, растущим в центре всеобщего внимания. Журналисты ведь настоящие дикари, знаете? Не понимают, что можно скармливать обывателям, что нельзя. Я пытался принять часть ударов на себя, пытался защитить, чтобы слава изнутри не разъела. Увы, ничего не получилось.
Прозвучало вполне искренне, но Майрон знал: сказать можно все, что угодно. Люди — виртуозные лжецы. Чем естественнее воспринимаются их слова, чем пристальнее они смотрят в глаза и честнее кажутся, тем большими психопатами и извращенцами могут быть на самом деле.
— По-вашему, кто мог желать ей смерти?
Подобного вопроса тренер явно не ожидал.
— Майрон, почему вы об этом спрашиваете?
— Я кое-что расследую.
— Что именно, если, конечно, позволите узнать?
— Ну, тут личное дело.
Несколько секунд тренер пристально смотрел на Майрона. От румына так мерзко пахло табаком, что Болитар хотел отвернуться.
— Скажу вам то же самое, что полиции, — пообещал Менанси. — По-моему, нервный срыв произошел у Валери не только от обычных теннисных нагрузок.
Болитар ободряюще кивнул: продолжай, мол. Павел воздел руки к небу, будто взывая к помощи Всевышнего.
— Возможно, я ошибаюсь, возможно, верю в то, что хочется, пытаясь — как говорят американцы — переложить ответственность на чужие плечи. Не знаю, судить уже трудно, но я работал со многими молодыми игроками, в том числе и с совсем юными, и таких проблем, как у Валери, ни у кого не возникало. Нет, Майрон, ее беды не только от тенниса.
— Тогда от чего?
— Поймите, я не психолог, поэтому наверняка утверждать не могу. Однако нелишним будет заметить, что Валери угрожали.
Болитар ждал подробностей и, не дождавшись, спросил сам:
— Угрожали?
— Преследовали, — щелкнув пальцами, уточнил румын. — Этот, как его, сталкер, по-моему, теперь их так называют… Валери довел сталкер.
— Сталкер?
— Душевно больной человек, больной и очень страшный. Столько лет прошло, а я до сих пор помню его имя: Роджер Куинси. Грязное животное, писал девочке любовные письма, постоянно звонил, отирался возле ее дома, отеля, кортов, на которых она играла…
— Когда это было?
— Естественно, во время ее выступлений в туре, а началось месяцев за шесть до того, как Валери попала в больницу.
— Его пытались остановить?
— Конечно, даже в полицию обращались. Они ничем не смогли помочь. Мы хотели получить решение суда, но с юридической точки зрения этот Куинси Валери не угрожал, просто твердил: «Я тебя люблю», «Хочу быть с тобой» и так далее. Мы старались, как могли: меняли отели, использовали вымышленные имена… Но вспомните о возрасте Валери! В итоге у девочки началась паранойя. Вообще-то нервное напряжение и без того было колоссальным, а из-за Куинси она начала ежесекундно оглядываться по сторонам. Роджер Куинси — безумное чудовище, да, иначе и не скажешь. Вот кого следовало застрелить, а не Валери!
Майрон кивнул, выдержал небольшую паузу, потом спросил:
— А как к Куинси относился Александр Кросс?
Вопрос оглушил Павла не хуже, чем неожиданный хук слева, и Майрон тут же вспомнил бой Леннокса Льюиса с Фрэнком Бруно. Менанси чуть равновесие не потерял. В этот момент под шум аплодисментов вышли участницы матча.
— Почему вы об этом спрашиваете? — пролепетал Менанси.
— Разве у Александра Кросса не было романа с Валери Симпсон?
— Ну, можно сказать, что был.
— Серьезный?
— Валери много разъезжала, с одного турнира на другой. Но, пожалуй, да, они очень друг друга любили.
— Получается, их роман протекал водно время с домогательством Куинси?
— Да, в один и тот же период, верно…
— Так что вопрос вполне естественный: как бойфренд Валери реагировал на поведение Куинси?
— Вопрос действительно естественный, хотя и немного странный. Александр Кросс умер несколько лет назад.
Каким образом его реакция связана с тем, что произошло с Валери вчера?
— Во-первых, их обоих убили.
— Намекаете, что два случая взаимосвязаны?
— Я ни на что не намекаю, просто не могу понять, почему вы не хотите ответить на мой вопрос.
— Дело не в желании, а в моральных принципах, — парировал Менанси. — Вы копаетесь в том, что вас вообще не касается. В личной жизни моей подопечной, которая к нынешней ситуации не имеет ни малейшего отношения. Общаясь с вами, я чувствую, что злоупотребляю ее доверием, понимаете?
— Нет.
Павел оглянулся на Шварценеггера. Бесстрастное лицо исказила гримаса, Шкаф поднялся, раздувая широченную грудь.
— Матч вот-вот начнется, — напомнил Менанси. — Не хочу быть грубым, но вынужден просить вас уйти.
— Неужели я за живое задел?
— Да, Валери была мне как дочь.
— Речь не об этом.
— Прошу вас, покиньте ложу, мне нужно сосредоточиться на матче.
Майрон не пошевелился, и Терминатор положил на его плечо огромную, как лопата, ручищу.
— Слышал, что тебе говорят? Выметайся!
— Убери лапу! — потребовал Болитар.
— Все, шутки в сторону, — покачал головой Шварценеггер. — Убирайся.
— Если сейчас же не уберешь лапу, будет больно, возможно, даже очень.
В скрытых темными очками глазах мелькнула улыбка — надо же, и Терминаторы улыбаются! — а огромная ручища еще сильнее сжала плечо Майрона. Молниеносным движением Болитар схватил телохранителя за большой палец и резко дернул на себя фалангу. У Шварценеггера даже колени подогнулись.
Майрон прильнул к его уху.
— Слушай, не хочу устраивать сцену, поэтому сейчас отпущу, — прошептал он. — Но только увижу с твоей стороны что-нибудь, кроме улыбки, сделаю больно, очень больно. Если понял, кивни.
