Виталий Гладкий - Последний герой
Вор прикинул, сколько можно выручить за цепочку и крест, даже если толкнуть рыжье барыге. Он прищурился от удовольствия, как кот на завалинке, – сумма получалась вполне приличная.
А в том, что «барашек» не доживет до дембеля, вор не сомневался. В отличие от остальных, которые не были избалованы жизнью, этот пухленький смазливый херувимчик, похоже, еще не знал, почем фунт лиха…
Гараня вступил в заросли с тревожным чувством. Он не знал местности, и ему казалось, что за каждым древесным стволом их поджидает неведомая опасность.
– Вы далеко не расходитесь, – предупредил он свою команду. – И побольше шумите. Зверь не любит человека и боится. – Это утверждение ему самому показалось несколько спорным, но он должен был как-то подбодрить своих товарищей. – А еще возьмите длинные палки, – добавил он, – и бейте по кустам впереди себя. Вдруг там змея…
Вырезав себе по дубинке, они продолжили путь. Сухостоя почему-то не наблюдалось, и Гараня уже начал отчаиваться, когда им, наконец, попалась поляна, которая была сплошь завалена упавшими деревьями.
Похоже, здесь поработал ураган, подумал обрадованный Гараня. И давно, потому что ветки деревьев уже были сухими. Теперь дров им хватит до новых веников…
Когда они вернулись, нагруженные связками хвороста, вор уже успел разжечь огонь. Он натаскал камней, соорудил примитивный очаг, а сверху водрузил котел, в котором грелись остатки пресной воды. Горючим материалом ему послужили мелкие стружки и щепки; вор настрогал их своим мачете с бревна.
– Вас только за смертью посылать, – бурчал он, подкладывая дрова в огонь. – Скоро стемнеет, а мы еще не жрамши.
– Ну ты и проглот, – неодобрительно сказал Гараня. – Рис нужно экономить. Мы должны как можно быстрее перейти на подножный корм. Иначе нам не выжить.
– Ты, конечно, выживешь… жлобяра, – с завистью ответил вор. – Благо у тебя есть допинг. Захапал шкалик шнапсу – и радуешься.
– Каждый из нас выбирал то, что хотел. Я эту бутылку у тебя не отнимал.
– Еще чего… – Вор насупился. – Я не таким, как ты, фраерам, рога обламывал.
– Не хвались, на рать идучи, – спокойно парировал Гараня выпад вора.
– Что, шибко грамотный? – угрожающе прищурился вор.
– Конечно. В школе учился. А ты небось в других местах азбуку изучал?
Гараня себя не узнавал. Вор заводил его с полуоборота.
Он понимал, что в такой ситуации нужно упрятать свое «я» куда подальше, но ничего не мог с собой поделать. Похоже, ко всему прочему, начало действовать еще и похмелье.
Гараня только огромным усилием воли преодолевал искушение приложиться к бутылке и сделать несколько глотков. Увы, виски постепенно убывало, и он с содроганием и непонятной злостью думал о той минуте, когда бутылка покажет дно.
– На что намекаешь, доходяга?!
Вор подступил вплотную к Гаране и угрожающе выпятил узкую грудь.
– Я не намекаю, – спокойно ответил Гараня. – Я спрашиваю.
– За такие вопросы… – начал вор и осекся.
И он, и остальные отшельники явственно услышали, как кто-то – человек или крупный зверь – ломится к ним через заросли.
Испугались все, что и неудивительно. Ведь мачете – чересчур слабое оружие. Особенно в руках тех, кто не имеет понятия, как с ним обращаться.
А кудрявый «херувим» вообще оцепенел, превратившись в одушевленный столб. Его молчаливость объяснялась только одним – все это время он пребывал в состоянии вялотекущего ужаса, который напрочь замкнул голосовые связки и очистил голову до космической пустоты.
Он принадлежал к тому типу людей, которые покорно сдаются на милость судьбы и умирают задолго до своей смерти, даже не помышляя о сопротивлении.
Глава 9
Кому взбрело в голову – отцу или матери – назвать его Люцианом, он так и не узнал. Престарелые родители, рафинированные интеллигенты, померли раньше, чем он начал задаваться таким вопросом. С десяти лет его воспитывала одинокая тетка, младшая сестра матери, отличающаяся пуританскими взглядами на жизнь.
Еще в школе имя приобрело множественность. Как только его не называли: Люцик, Лютик, Лука, Лукьян, Люк, Лучано, Люсьен…
В общем, одноклассники изощрялись кто во что горазд. Тем более, что он, будучи от природы смирным, а затем и благовоспитанным мальчиком, никогда не снисходил до мальчишеских разборок с применением силы.
В конце концов он просто возненавидел своих усопших родителей. Однажды в отчаянии он даже попытался изменить имя в официальном порядке. Но из этой затеи ничего не вышло. Нужны были деньги, а их-то как раз и не хватало.
Первый раз Люциан, которого дома звали Лютиком, надел на себя женские одежды в шестом классе – когда властно зазвучал голос плоти. Натянув на себя теткины шмотки – лифчик, трусики и прозрачную комбинацию – и посмотревшись в зеркало, он вдруг почувствовал, что с ним творится нечто непонятное.
Ему вдруг стало хорошо; так хорошо, как никогда не было прежде. Томление в груди постепенно опустилось в низ живота, и испуганный от незнакомых ощущений Люциан впервые изведал самопроизвольный оргазм.
Испуг прошел быстро, а на смену ему явилось отвращение. Он с яростью сорвал с себя теткино белье и выбросил в мусоропровод. В этот момент Лютик стыдился себя и ненавидел лютой ненавистью…
Прошли годы. Люциан закончил институт и стал искусствоведом. Начались новые времена – продолжение перестройки, именуемое демократией. Лютик приобрел вальяжность, красноречие и даже некоторую известность. Несколько раз его даже показывали по Центральному телевидению.
Теперь он жил один. Тетка умерла, оставив ему в наследство неухоженную квартиру родителей, которая ремонтировалась в последний раз лет двадцать назад, и четырех кошек.
От них он избавился на следующий день после похорон. Люциан ненавидел кошачью семейку. Ему казалось, что их квартира пропитана запахами кошачьего дерьма.
Но с теткой он боялся конфликтовать, а потому долгие годы терпел ее чудачества, никогда не упуская момента в отсутствие своей родственницы пнуть ногой кого-нибудь из ее любимцев.
Кошки отвечали Лютику взаимной неприязнью. Эти твари не только больно царапали исподтишка голые ноги, когда он завтракал или ужинал на кухне, но еще и демонстративно гадили в его кабинете, стараясь оставлять свои кучки не где-нибудь в углу, а прямо возле письменного стола.
Люциан просто вышвырнул кошек вон. Они были породистые и стоили немалых денег. Но мстительный Лютик хотел, чтобы вместо дорогого «Вискаса» кошки жрали отбросы на помойках. Когда была жива тетка, они даже «докторской» колбасой брезговали.
Так он остался без родни и без домохозяйки, которая обстирывала его и готовила еду. Сие обстоятельство совсем выбило Лютика из колеи. Единственное, что он умел делать по хозяйству, так это жарить яичницу, и то она у него почти всегда подгорала.
Люциан был видным парнем, а потому многие девушки хотели бы с ним встречаться. И даже с продолжением, вплоть до брачных уз. Но с некоторых пор он вообще стал равнодушным к женскому полу.
Когда тетка отправилась на погост, Лютик снова начал примерять на себя ее одежду. Теперь стесняться было некого, и он часами бродил по квартире в женском платье, чувствуя какую-то приподнятость и легкость во всем теле.
Увы, той приятности, что с ним случилась в первый раз, Люциан при помощи воображения и зеркала добиться больше не мог. Это его здорово угнетало, ведь в принципе он был вполне здоровым молодым человеком, правда, с некоторыми отклонениями. Всего лишь.
Ночами, а в особенности утром Лютик не находил себе места на своей холостяцкой постели от желания, переполнявшего его чресла. Иногда он просто с ума сходил от разных эротических видений. Это было настолько невыносимо, что он бился в истерике и плакал навзрыд.
Все случилось просто и легко. Он даже сам не ожидал, что так будет.
Однажды его пригласили на какой-то междусобойчик артисты балета. Он иногда писал о них статьи в газеты. После сабантуя его зазвал домой один знакомый, который тоже был холостяком.
Они здорово набрались, поэтому Люциан сначала не сообразил, к чему клонит его приятель. Ну а потом уже было поздно что-либо предпринимать…
С артистом Лютик встречался больше года, пока тот к нему не охладел. Это стало большим ударом для Люциана. И не найди он спустя две недели после разрыва отношений с ветреным балеруном другого, более достойного партнера, все могло бы закончиться весьма печально. Люциан даже намеревался вскрыть вены…
Время шло, и Люциан нес больше и больше залезал в долги. Раньше к его зарплате была хорошая добавка в виде теткиной персональной пенсии, а теперь тех мизерных грошей, что он получал, едва хватало на еду. Даже за квартиру заплатить было нечем; не на что было купить и билет на какое-нибудь престижное представление, не говоря уже про обновление гардероба.
