Кирилл Шелестов - Пасьянс на красной масти
— Не ожидал увидеть вас здесь, — не удержался я от колкости. — Думал, что вы на важных переговорах.
Он быстро моргнул и схватил меня за рукав.
— Я был обязан прийти, — горячо зашептал он. — Сегодня у Хасанова соберется весь местный бизнес. Я хочу им всем показать, что уверен в победе! Надо срочно переламывать ход событий. Вы согласны?
— Вы могли бы сказать мне об этом сразу, — возразил я.
— Не мог, — уперся Силкин. — Все мои телефоны прослушиваются. Я нарочно заметал следы. Я был уверен, что вы догадаетесь!
Я выразительно посмотрел на него, покачал головой и ничего не ответил.
Силкин отвернулся к зеркалу, провел ладонью по подбородку, проверяя, гладко ли выбрит, застегнул пуговицы пиджака, но тут же опять расстегнул, видимо, решив, что так свободнее.
— Как я выгляжу? — озабоченно осведомился он, осматривая себя то с одной стороны, то с другой.
— Очень впечатляет, — соврал я. — Сразу видно, что вы ничего не боитесь.
Он взглянул на меня с надеждой. Я ободряюще ему кивнул, и он как-то сразу размяк.
— Я вообще-то боюсь, — признался он. — Любой бы боялся на моем месте.
— Неужели? — недоверчиво спросил я. Он уловил в моем тоне иронию.
— Я боюсь не за себя, — спохватился он. — А за город. Ведь Хасанов и Рукавишников — это оголтелая шайка! И за ними стоит Ломовой! Вы же знаете, что у Рукавишникова старший сын бандит? В бригаде Ломового?
Я не знал об этом. И Хасанов, разумеется, не поставил меня в известность. Это многое объясняло.
— Настоящий головорез! — рассказывал Силкин. — К тому же, говорят, наркоман. Несмотря на все старания отца, еле-еле закончил школу. Сейчас крутится возле
Ломового. Тот нарочно не отпускает его от себя, даже сделал бригадиром, чтобы держать отца на коротком
поводке.
— Если это попадет в прессу, то вряд ли добавит Рукавишникову популярности, — заметил я.
— Эх, в нашем городе на подобные вещи смотрят иначе! — с сожалением вздохнул Силкин. — У половины наших начальников дети ходят в бандитах. Взять хотя бы мою мэрию! Устал заминать скандалы. Про завод вообще не говорю! Что с молодежью делается! Лучше б уж бизнесом занимались. Хотя, конечно, в сущности, одно и то же. Поэтому у нас существует негласный запрет на публикацию материалов такого характера. Но всему есть предел! Я не хочу, чтобы Нижне-Уральск достался уголовникам. Я пытался договориться с Хасановым. — Он бросил быстрый взгляд по сторонам и понизил голос. — Предлагал ему любую должность на выбор, лишь бы он отступился от Рукавишникова. Любую, понимаете? Но он не хочет должность. Он хочет все. Он поставил мне жесткое условие: в обмен на свою поддержку он полностью формирует мой аппарат. Но я же не мог на это пойти! — Его глаза тревожно искали моей поддержки. — А зачем тогда буду я? Что я буду делать? Семечки грызть? Рукавишникову-то наплевать. Ему нечего терять. Он уже пенсионер по возрасту. Если вдруг он станет мэром, Хасанов будет управлять городом.
Официально мы держали нейтралитет в нижнеуральских выборах. Неофициально мы бесплатно размещали публикации Силкина в наших газетах, не имевших, честно говоря, особого влияния на самостийную нижнеуральскую публику. Разумеется, то же самое мы делали и в отношении Рукавишникова. Потому что за него просил губернатор, и так, на всякий случай. Особых расходов мы, впрочем, не несли, если не считать Бомбилина, который был нашим секретным оружием.
— Хасанов вложил в Рукавишникова целое состояние! — продолжал Силкин. — Он давит на наших бизнесменов. Они боятся мне помогать. В открытую меня поддерживает только завод.
— Думаю, для победы этого вполне достаточно, — Утешил я.
— Они угрожают моей жизни! — вдруг объявил он упавшим голосом. — Звонят мне по телефону. Требуют, чтобы я ушел добровольно. Пугают. Иногда молчат. Я спрятал семью. Но я решил бороться до конца. — Голос его предательски дрогнул.
— Вряд ли они решатся вас убить, — попытался я его приободрить. — Хлопотно. Да и слишком рискованно. К тому же, если с вами что-то произойдет, у них вообще не останется никаких шансов на победу. А вы будете героем.
— Я не хочу быть мертвым героем! — воскликнул он в отчаянии. — Если я погибну, какая мне будет радость от их поражения? Я попросил охрану в милиции. И еще завод выделил мне несколько человек.
Он кивнул в конец холла, и я только что заметил, что там топталось четверо рослых парней в камуфляже.
— Мы тоже можем дать вам охрану, — предложил я. — Человек двадцать. Или даже больше. Мы с Храповицким очень за вас переживаем.
Он благодарно пожал мне руку.
— Они придумали подлость, — сообщил он. — Выставили на выборы Бомбилина.
— Бомбилина? — фальшиво удивился я, делая вид, что не могу вспомнить, о ком идет речь.
— Это совершенно сумасшедший человек! — раздраженно объяснил Силкин. — Его однажды избили в милиции, с тех пор у него не все в порядке с головой.
— А зачем он Рукавишникову и Хасанову? — поинтересовался я.
— Ну как же! Ведь завод поддерживает меня. А Бомби-[ин объявил настоящую войну заводу. Они бьют по моим оюзникам и ослабляют мою позицию.
— С их стороны это тонкий ход, — признал я. — Но мы вас не оставим!
Я почти не лицемерил. Каким бы ни был Силкин, но моих глазах он все-таки выглядел предпочтительнее Хасанова и Вани Ломового. Плечом к плечу мы вошли в зал.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Народу в зале было человек восемьдесят, если не больше. Гости сидели за столиками по шестеро. До настоящего веселья, наступающего у нас после второй выпитой на персону бутылки водки, было еще далеко, но оживление уже чувствовалось. Слышался звон бокалов, лязганье вилок и визгливый женский смех, нарушавший ровный гул голосов. В преддверии тостов гости выпивали без тостов.
Хасанов и Рукавишников располагались в центре зала. Увидев нас с Силкиным, именинник поспешил навстречу. Несмотря на выборные баталии, Силкин все еще оставался мэром, и его должность требовала уважения. Рукавишников сразу скривился.
Хасанов долго с поклонами тряс руку Силкина и благодарил его за оказанную высокую честь. Затем Хасанов проделал то же самое с моей конечностью, с тою только разницей, что благодарностей за честь мне, естественно, досталось меньше, а поклонов и вовсе не досталось. После чего нас препроводили к нашим местам, и Силкин был усажен по левую руку от Хасанова, а я — рядом с Силкиным.
— Вы не знаете, кто это? — шепотом спросил я у Силкина, глазами указывая на незнакомого мне пожилого колхозника, который располагался за тем же столом, что и мы, с краю.
— Директор автозавода по сбыту, — так же шепотом ответил мне Силкин. — Друг Хасанова. Хасанов хочет создать впечатление, что завод на его стороне. Тут кругом интриги!
Я был разочарован, не найдя поблизости жены Хасанова. Можно, конечно, было предположить, что в Нижне-Уральске не подразумевалось присутствие женщин за главным столом, но она не производила впечатление женщины, признающей чьи-либо законы, кроме ее собственных.
Осматривая собравшихся, я в очередной раз отметил про себя, что на наших банкетах никогда нельзя понять по одежде гостей, где вы находитесь: на торжественном официальном мероприятии или на вечеринке цирковых артистов, не успевших разгримироваться после представления. В русской глубинке человека нельзя заставить одеваться сообразно случаю и не напяливать на себя самое яркое и экстравагантное, что есть в его гардеробе. Если бы наше нижнее белье стоило дороже костюмов, то мы носили бы его поверх своих вечерних нарядов. В галстуках тут были трое: Силкин, я да Гоша, оставленный мною в холле. Даже на хозяине вечера под расстегнутым вечерним пиджаком была какая-то цветная футболка с игривой надписью.
Женские наряды радовали глаз обилием золотых блесток, а длина прозрачных синтетических юбок будила во мне смутные воспоминания о посещении стриптиз-клубов в Москве.
Наконец я отыскал жену Хасанова. Она сидела за столиком в конце зала, беседуя с какой-то парой. На ней было длинное черное платье с низким вырезом. Густые светлые волны волос были убраны в прическу. Голову она держала прямо, и я засмотрелся на точеный фарфоровый профиль с капризным ртом и высокую хрупкую шею. Гошa был не прав. Толстые девушки не всегда нравились мне больше красивых. Случались и исключения, ансамбль на сцене грянул что-то бравурное, и посреди зала появился нескладный немолодой мужчина с лицом в бородавках.
— Дорогие гости! — радостно пролаял он в микрофон. — Позвольте мне открыть наш сегодняшний вечер, посвященный дню рождения гордости нижнеуральского бизнеса, выдающегося человека Федора Хасанова. Первое слово я предоставляю ему!
Свет на секунду погас, кто-то вскрикнул, и на экране над сценой появилась цифра 40, соответствовавшая возрасту у именинника. Свет вновь зажегся, и флагман местной коммерции поднялся с места под аплодисменты гостей.
