Харлан Кобен - Один неверный шаг
– Ты же совсем другой теперь, – напомнил Майрон. – Дружелюбный, приветливый.
Ф.М. наклонился вперед и посмотрел на Майрона. В глазах парня было пусто. Если глаза и в самом деле зеркало души, то в этих значилось: «Свободных мест нет».
– Мистер Болитар? – тихо сказал Ф.М.
– Да!
– Чтоб вы сдохли.
Он прошептал эти слова со странной улыбкой. Так и продолжал сидеть, нагнувшись к нему. Майрон почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки, но взгляда не отвел.
На столе зазвонил телефон. Фрэнк нажал кнопку.
– Слушаю!
– Звонит партнер мистера Болитара, – сообщил женский голос. – Хочет с вами поговорить.
– Со мной?
– Да, мистер Эйч.
Фрэнк явно смешался. Пожал плечами и нажал кнопку.
– Да?
– Привет, Фрэнсис.
Все в комнате замерли, как на фотоснимке.
Фрэнк откашлялся.
– Привет, Уин.
– Надеюсь, я не помешал, – заметил Уин.
Молчание.
– Как поживает твой брат, Фрэнсис?
– Нормально, Уин.
– Надо будет позвонить Герману. Мы уже давненько не разговаривали.
– Ага, – отозвался Фрэнк. – Я скажу, что ты про него спрашивал.
– Прекрасно, Фрэнсис, прекрасно. Ну, мне пора. Пожалуйста, передай привет Рою и твоему очаровательному сыну. Как грубо с моей стороны было сразу не поздороваться.
Молчание.
– Эй, Уин?
– Да, Фрэнсис.
– Мне не по душе твои дерьмовые загадки, слышишь?
– Я все слышу, Фрэнсис.
Щелчок.
Фрэнк с яростью посмотрел на Майрона.
– Убирайся.
– Почему тебя так интересует Бренда Слотер?
Фрэнк высвободился из кресла.
– Уин опасен, – заметил он. – Но никто не застрахован от пули. Еще одно слово, и я привяжу тебя к стулу и подожгу твой член.
Майрон ушел, не попрощавшись.
Майрон спустился вниз на лифте. Уин – полное имя Уиндзор Хорн Локвуд Третий – стоял в холле. В это утро он был одет в синий блейзер, светлые брюки и оксфордскую рубашку на пуговицах, которую украшал галстук от Лилли Пулицер, напоминающий своей яркой разноцветностью художественную галерею при гольф-клубе. Светлые волосы расчесаны на пробор, челюсть как обычно слегка выпячена вперед, высокие красивые скулы напоминают фарфор, глаза того голубого цвета, который бывает у льда. Майрон знал, что при одном взгляде на лицо Уина можно сразу же начать его ненавидеть, вспомнив про элитарность, классовый снобизм, антисемитизм, расизм и старые деньги, заработанные потом и кровью других людей. И все такое. Люди, судящие о Уиндзоре Хорне Локвуде Третьем по его внешности, всегда ошибались. А это нередко было опасно.
Уин даже не посмотрел в сторону Майрона. Он выглядел так, будто изображал парковую скульптуру.
– Я вот тут подумал, – начал он.
– О чем?
– Если себя клонировать, а потом заняться с самим собой сексом, то что это будет – инцест или мастурбация?
Вот вам весь Уин.
– Приятно, что ты не теряешь время зря, – заметил Майрон.
Уин взглянул на него.
– Будь мы еще в Дьюке, – сказал он, – то потратили бы часы на обсуждение этой проблемы.
– Потому что были бы сильно под градусом.
– Тоже верно. – Уин кивнул.
Оба одновременно выключили свои сотовые телефоны и направились вниз по Пятой авеню. Они недавно начали использовать этот трюк, и результаты оказались отменными. Как только накачанные гормонами горилы подъехали, Майрон включил свой сотовый и нажал на кнопку, запрограммированную на телефон Уина. Так что Уин слышал каждое слово. Именно поэтому Майрон вслух обсуждал их маршрут. Таким образом, Уин точно знал, где он и когда требуется позвонить. Ему нечего было сказать Фрэнку. Уин лишь хотел, чтобы тот знал, что он в курсе, где Майрон.
– Привязать тебя к креслу и поджечь твой член, – повторил Уин. – Больно будет.
Майрон кивнул.
– Вспомни про жжение, когда мочишься.
Уин нахмурился.
– Валяй, выкладывай, – сказал он.
Майрон начал рассказывать. Как обычно, Уин вроде и не слушал. Он ни разу не взглянул на Майрона, высматривая в уличной толпе красивых женщин. В центре Манхэттена в это время суток их было хоть пруд пруди. Все в деловых костюмах, шелковых блузках и туфлях Рибок. Время от времени Уин одаривал какую-нибудь улыбкой. Странно, но он часто получал улыбку в ответ, что для большинства в Нью-Йорке было неслыханным.
Когда Майрон поведал ему о том, что ему придется охранять Бренду Слотер, Уин внезапно остановился и запел:
– «И Б-У-У-УДУ Я-Я-Я ТЕБЯ ВСЕГДА Л-Ю-Ю-Ю-БИТЬ…»
Майрон взглянул на него. Уин замолчал, лицо его приняло обычное выражение, и он снова зашагал.
– Когда я пою эту строчку, – заявил он, – такое впечатление, что Уитни Хьюстон рядом.
– Ага, – согласился Майрон.
– Так что нужно братцам Эйч?
– Не знаю.
– Может, они хотят ее представлять?
– Сомнительно. На ней можно заработать, но не столько, чтобы идти на такие меры.
Уин подумал и согласно кивнул. Они направились на восток к Пятнадцатой улице.
– С молодым Ф.М. могут быть трудности, – заметил Уин.
– Ты его знаешь?
– Слегка. С ним связана забавная история. Папочка растил его для легальной работы. Послал его в Лоренсвилль, потом в Принстон, потом в Гарвард. Теперь пристраивает его в компанию, хочет, чтобы он представлял спортсменов.
– Но?
– Но ему это не по душе. Он все равно сын Фрэнка Эйча и хочет добиться одобрения отца. Жаждет показать, что, несмотря на воспитание, он крутой парень. Хуже того, в нем гены Фрэнка. Знаешь, что я думаю? Если ты покопаешься в его детстве, то наткнешься на множество пауков без лапок и мух без крыльев.
– Это плохо. – Майрон покачал головой.
Уин промолчал. Они дошли до административного здания Лок-Хорн на Сорок седьмой улице. Майрон вышел из лифта на двенадцатом этаже, Уин поднялся двумя этажами выше, в свой офис. Когда Майрон появился в приемной и посмотрел на то место за столом, где обычно сидела Эсперанца, он едва не отпрыгнул. Из-за стола на него взирала Большая Синди. Она была чересчур велика для стола (даже для самого здания), и стол практически покоился на ее коленях. Даже члены группы «Кисс» нашли бы ее макияж излишне рискованным. Волосы короткие, цвета морских водорослей. На ней была футболка с оторванными рукавами, демонстрирующая бицепсы величиной с баскетбольный мяч.
Майрон осторожно помахал ей.
– Привет, Синди.
– Здравствуйте, мистер Болитар.
Росту в Большой Синди было шесть футов, шесть дюймов, весила она триста фунтов и когда-то выступала в борцовой команде Эсперанцы. На ринге ее знали как Большую Мамашку. Многие годы Майрон слышал только, как она рычит, хотя говорить умела любым голосом. Когда Большая Синди работала вышибалой в заведении на Десятой улице, у нее был такой акцент, в сравнении с которым произношение Арнольда Шварценеггера было сродни одной из сестер Габор. Сейчас она изображала из себя кроткую Мэри Ричардс, перешедшую на кофе без кофеина.
– Эсперанца здесь? – спросил Майрон.
– Мисс Диаз в офисе мистера Болитара. – Она улыбнулась.
Майрон постарался не отшатнуться. Куда до нее Фрэнку Эйчу – от этой особой улыбки внутренности ныли. Он извинился и прошел в офис. Эсперанца сидела за его столом и говорила по телефону. На ней была ярко-желтая блузка, выгодно оттенявшая ее оливковую кожу, которая всегда заставляла его вспоминать об отражении звезд в теплых волнах залива Амалфи. Она подняла голову, жестом попросила подождать минуту и продолжила разговор. Майрон сел напротив. Обычно в этом кресле сидят клиенты и спонсоры и лицезреют на стене за его спиной афиши бродвейских мюзиклов.
– Ты опоздал, – заметила Эсперанца, положив трубку.
– Фрэнк Эйч пожелал меня видеть.
Она скрестила руки на груди.
– Ему потребовался четвертый для покера?
– Он хотел разузнать про Бренду Слотер.
Эсперанца кивнула.
– Значит, у нас неприятности.
– Возможно.
– Брось ее.
– Нет.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Ничего удивительного.
– Ты узнала что-нибудь о Хорасе Слотере?
Эсперанца схватила листок бумаги.
– Хорас Слотер. За последнюю неделю не пользовался ни одной из своих кредитных карточек. У него был всего один счет в банке. Сейчас там пусто.
– Пусто?
– Он снял все деньги.
– Сколько?
– Четырнадцать тысяч. Забрал наличными.
Майрон присвистнул и откинулся на спинку кресла.
– Значит, он готовился сбежать. Это сходится с тем, что мы увидели в квартире.
– Угу.
– У меня для тебя задание потруднее, – сказал Майрон. – Его жена, Анита Слотер.
– Они все еще женаты?
– Понятия не имею. Официально, может, и да. Она бросила его двадцать лет назад. Не думаю, что они потрудились развестись.
Эсперанца нахмурилась.
