Джон Макдональд - Смерть в пурпуровом краю

Мне пришло в голову, что мир во многом перевернулся с ног на голову. Вот и эти девушки с вызывающими взглядами, заигрывавшие со мной, по сути были похожи на потенциальных ловеласов, на группу холостяков, атакующих незнакомую и одинокую женщину. Да я сам чувствовал себя как-то по-женски. И понял, что в вызывающих манерах Моны был такой же оттенок — подсознательное проявление традиционной мужской атаки: поинтересуйся, дружок, каковы мои условия.

Бифштекс оказался пережаренным, похожим на подошву, безвкусным. Картофель — отвратительная каша. Салат теплый и вялый, кофе — горький и остывший. Пройдя мимо «элитных» девиц, я шагнул в ночь. Одна из них уставилась на меня сквозь грязное окно и, округлив губы в поцелуе, энергично закивала, остальные зашлись в хохоте.

Переждав поток машин, я пересек улицу и не торопясь направился к своему шумному пристанищу. Сунул в дверь ключ, и, когда открыл ее, обнаружилось, что в номере горит свет и столбом стоит дым. Бакльберри сидел на моей постели, а в кресле расположился незнакомый тип.

— Привет, чувствуйте себя как дома, — бросил я.

— Макги, это мистер Йомен.

Рукопожатия не последовало. Мистер Йомен, подняв стакан, произнес:

— Мы принесли с собой, приятель. Такое же виски, как ваше. Угощайтесь.

Оба держались без напряжения, сдержанно, почти дружески. Приготовив выпивку, я со стаканом сел на постель рядом с Бакльберри. Рубаха его теперь была заправлена в брюки, а поверх нее надет красновато-коричневый вельветовый жилет с множеством карманов, застегнутых на пуговки.

Джаспер Йомен для своих пятидесяти восьми лет выглядел на удивление молодо. Черные волосы, зачесанные назад, лишь на висках тронуты сединой. Одет в простой темный костюм, худой, с длинными конечностями. На продолговатом темном лице глубоко посаженные черные индианские глаза, слегка оттопыренные уши. Его можно было принять за сельского жителя. Крупные, лошадиные зубы и узкие губы, изогнутые в легкой усмешке. От него исходила сила, самоуверенность, его пристальный взгляд и эта усмешка могли смутить человека: словно он посмеивается, а вы не знаете, над чем. В кресле сидел, свободно развались и перекинув ногу через подлокотник. Оба выжидали, пока я заговорю. И напрасно.

Наконец Бакльберри, вздохнув, начал:

— Тут Джас заинтересовался вами, Макги.

— Его можно понять.

— Чтоб вы больше не ломали голову, — продолжал шериф, — той парочке мы уже сели на хвост. Профессор уехал из дома вчера в полдень. Его старая колымага обнаружена в карсонском аэропорте. В списке пассажиров значится, что мистер Уэббер Джонсон с супругой вылетели в Эль-Пасо сегодняшним рейсом в 12.15. В билетной кассе описали, что это была рослая блондинка и худой, высокий мужчина, оба в больших темных очках.

— Как выяснилось, — небрежно вступил Йомен, — Мона уехала из дома сегодня около десяти утра. Взяла два чемодана — платья и драгоценности. Судя по всему, вы из карсонского аэропорта в ее машине приехали на дачу, послонялись там, а потом припрятали машину на каком-нибудь проселке за Котон-Корнерс. Но вы допустили грубейшую ошибку. Все-таки Мона должна была принять вас во внимание. Свой побег с профессором она обставила дьявольски хитро, но если бы мы не напали на ее след, вернулись бы к вам и посвятили вашей сказочке гораздо больше внимания.

— И что дальше? — поинтересовался я.

— Вы кажетесь вполне приличным человеком, — отвечал Йомен. — Почему вы позволили втянуть себя в глупейшую комедию? Она вам поплакалась, что я украл деньги ее отца, что жестоко обращаюсь с ней? Дружище, Моне вожжа попала под хвост, и тут уж ничего не поделаешь, нужно просто переждать. Вскружила себе голову романтикой, как зеленая девчонка. Я вам кое-что открою. Она не совсем… уравновешенная. До свадьбы была в таком загуле, что еле-еле удалось привести ее в чувство. Ей нужна твердая рука. Нужен мужчина, который для нее и муж и отец. Тому профессоришке заморочила голову. Имея такого старого мужа, как я, она вообразила, что жизнь проходит мимо. Если б могла иметь детей, наверно, стала бы другой. Ей ведь нравится беззаботная жизнь, и пока не напала эта романтическая придурь, думаю, что жизнь со мной ее вполне устраивала. Мона меня переживет, и я оставлю ей столько имущества, что она сможет проматывать его, где угодно на свете, если захочет. Но пока я ей муж, мне лучше знать, что для нее нужнее. Она всегда получала встряску, если заслуживала, ее это приводило в чувство, и сама потом меня благодарила. Я покупал все, стоило только ей заикнуться. Но я пришел сюда не для того, чтобы поплакаться. Если вам известно, где они приземлятся, скажите, и все мы избавимся от множества забот и неприятностей. Слушайте, я хочу даже большего. Когда они скроются где-то, я не стану им мешать, подожду неделю, дней десять. Стоит ей попробовать с тем, с кем приспичило, живо вернется домой.

— Джас, — остановил его шокированный Бакльберри.

— Ладно, ладно, Фред. Разговорился об интимных делах.

Вглядевшись в него, я понял, что Йомен пьян. До сих пор это не было заметно. Как опытный выпивоха, он не терял над собой контроля, учитывая последствия и умело устраняя их. Сокрушенно покрутил головой:

— Боже мой, каких только гадостей она не напела всем своим друзьям с востока! Когда эта Виверша гостила у нас, она смотрела на меня как на гадюку. И вы, чего доброго, поверили, что я ее заставил выйти за меня замуж.

Убрав ногу с кресла, он нагнулся вперед.

— Мистер Макги, мы с ее отцом двадцать лет пахали как лошади, чтобы выйти в люди. А потом он мне ее оставил, повесил на шею. Мне и в голову не приходило жениться на ней. Когда девять лет назад я выгребал ее из Парижа, она была на краю. Ничего более жалкого вы не видели. Крупная девушка, она тогда исхудала, весила сорок пять килограммов. Стала истеричкой — крик, визг, вообще не понимала, где находится. Сначала я не очень встревожился, но, когда представил, что подумал бы Кэб, стало совестно. Отвез ее в Швейцарию, поместил в хорошую лечебницу и подождал, пока ее привели в порядок. А что дальше? Опять спустить ее с цепи? Снова капризы, сумасбродство? Очень быстро она снова опустилась бы на дно со своими сомнительными знакомыми. Ну, я поступил так, как мне казалось разумнее. Пристегнул к ноге единственным доступным способом, женился и привез сюда, домой. Восемь лет все отлично срабатывало, лучше, чем можно представить. Знали бы вы, как она умеет пудрить мозги. Смотрите на нее, слушаете сладкие речи и воображаете, что перед вами спокойная, разумная женщина. Если вобьет себе в голову, сумеет убедить, что черное — это белое. Но по сути своей она по-прежнему осталась сумасбродным ребенком со взбалмошным характером. А в последнее время она вся как на иголках. Я держал ее в спокойной пристани приличной жизни. Приятель, я уже стар для того, чтобы выходить из себя оттого, что она поваляется с тем профессором. Огорчает меня это, противно даже, но я стараюсь ее понять. Признаюсь — сделаю из ее очаровательной задницы котлету, когда приведу назад, но ей это пойдет на пользу, она поймет, что вела себя плохо. Любой охотнее заплатит дань, чем станет жить с чувством вины. Моя гордость не пострадает, если все уладить. Вы не знаете, парень, и она тоже не понимает, что без меня она конченый человек. Я должен ее остановить, прежде чем она опять пойдет ко дну. Надеюсь, теперь вы нам скажете, куда они нацелились.

Я не знал, что ответить. Было ясно, что он неглуп, но не хотелось верить, что разыгрывал представление, зная, что она мертва. В раздумье я встряхивал остатки льда в стакане, а Фред Бакльберри забросал меня вопросами:

— Они что — достали документы или собираются через Хуарес махнуть в Мексику? Или направились самолетом на запад? В Калифорнию?

Не отвечая, я допил виски и пристально посмотрел на Джаспера Йомена.

— Ваша семейная жизнь меня не касается, мистер Йомен. Сегодня днем, в 14.25 я стоял рядом с вашей женой. Кто-то выстрелил из тяжелого, дальнобойного ружья, попал ей в шею сзади, и она умерла раньше, чем ударилась лицом о землю.

Очень темные, индианские глаза чуть дрогнули, губы разжались, но он тут же взял себя в руки:

— Я пытался говорить с вами как мужчина с мужчиной, хотел обойтись по-хорошему. Скажу еще кое-что. На всем белом свете нет никого, в чьих интересах было бы убить Мону. Скорее всего можно подозревать меня, только я никогда бы не сделал этого. Возможно, вы считаете своим долгом держаться как клещ за свою историю. Хотя на первый взгляд вы кажетесь умнее. Не дразните меня, парень, я натравлю на вас Фреда, чтоб выкурил из наших мест, и, если он при этом позабудет о приличиях, тем лучше.

Я пожал плечами.

— Фред чересчур задирает нос от благосклонности важного налогоплательщика, мистер Йомен, и совершенно забыл, что значит быть хорошим полицейским.

— Что, к черту, вы имеете в виду? — рявкнул Йомен.