Ричард Пратер - Шеллшок

— И все это правда? Насчет Китса, Гроудера и… Токера?

— Чистая правда.

Он молчал как минимум минут пятнадцать, скосив глаза в левый угол комнаты. Потом опять уставился на меня.

— Скоро вся эта куча дерьма разлетится к чертовой матери, — медленно проговорил он.

— Тогда зачем вы продолжаете играть со мной в прятки, Романель? Просветите меня насчет того, что еще может быть мне неизвестно, и, возможно, на нас не полетит много брызг.

— Полагаю, вы уже поняли всю эту хитрую механику, которая заключалась в том, чтобы поднять курс акций «Финикса» с двадцати центов или около того и потом распродать их по тридцать долларов. Но только при наличии настоящего рудника с настоящим золотом, а не с кучей бумаг; это было рассчитано на три-четыре года, и это была кропотливая, но блестяще задуманная операция. Через несколько месяцев все должно было быть тип-топ. Требовался еще один сенсационный отчет о результатах проб от Токера, который, насколько я понимаю, так и не появится.

— Нет, если только Токер не обнародует его на спиритическом сеансе.

— В спиритизм я не верю… Так вот, у Альды и дока было по миллиону акций на каждого, три миллиона лежат здесь на востоке в карманах денежных и, между прочим, очень крутых ребят. Я тоже положил на кон свой миллион. Правда, моя доля не совсем узаконена, потому что я не являюсь официальным сотрудником компании, я всего лишь… консультант.

Он поерзал на своем стуле, положил ногу на ногу, кстати, он был все в том же зеленом больничном халате, в котором я увидел его впервые. Надо бы найти ему что-нибудь поприличнее, но в данный момент мне было не до мелочей.

Между тем Романель продолжал:

— Может быть, моя роль в этом деле кажется неприглядной, но я влез в это дерьмо без особой охоты. И это была не моя идея.

— Конечно.

— Это действительно так, Скотт. Вы можете мне не верить, но я расскажу вкратце предысторию, которая начиналась в Чикаго в допотопные времена, когда меня взял на крючок Дерабян и его шайка. Альда Чимаррон тогда был пацаном — дерзким, смышленым и почти таким же здоровым как сейчас. Уже тогда у него была мертвая хватка. Я провернул одно дельце или два — ничего особенного и без всякого насилия. Но тогда же… м-да, в общем, я укокошил человека. С моей стороны это была самозащита: тот мужик завелся всерьез и наехал на меня. Я никогда не носил с собой револьвер, поэтому схватил какую-то здоровенную вазу, набитую песком, что-то вроде сигаретницы, и опустил ее на его голову. Короче, раскроил ему череп.

Романель снова сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

— Это видели Чимаррон, молодой Дерабян и парочка других ребят. А тот тип был связан с политикой и ходил в дружках у мэра. Никого тогда не арестовали, дело так и осталось открытым — вы можете проверить. Альда и Сильван могут до сих пор свидетельствовать против меня… Срок давности не распространяется на тех, кто убивает людей пепельницей. Кроме того… — Он замялся, нахмурив брови, и добавил: — В общем, моя бывшая благоверная мегера тоже была там и все видела.

— Николь? Она присутствовала, когда вы убивали этого парня?

— Ее так звали? Я называл ее по-другому, разными именами, уже забыл какими. Хотя да, Николь… Уже тогда мы с ней были готовенькими кандидатами в психушку, и мне пришлось смываться. Я уехал на западное побережье, потом зарулил сюда в Аризону. И вот… когда здесь появился Чимаррон вместе с Дерабяном, Блиссом и другими ублюдками, они взяли меня в оборот. Сказали, что я теперь в их компании. Ну, вы знаете эти неписаные законы и соглашения, когда человеку прижимают яйца. Суть была в том, что я буду с ними дружить; они не будут раскапывать тот старый труп в Чикаго, и заодно я сделаю несколько миллиончиков. Они сказали, что им нужны мои мозги, которые, кстати, они чуть не уничтожили, и деваться мне было некуда. Альтернатива, конечно, была, но уж очень незаманчивая, потому что я знаю этих парней.

— Ладно, допустим, что у вас не было выхода. Но давайте вернемся немного назад, Романель. Назад в Аризону к «Голден Финикс» и к Токеру. Вы сказали, что вся операция должна была завершиться в ближайший месяц?

— Или еще раньше. После очередного доклада Токера цена должна была взлететь выше крыши. Давайте поговорим немного о Токере. Кто его убил?

— К этому мы еще вернемся. Мне уже известно, что вы лично занимались вместе с Токером фальшивыми отчетами, поэтому для вас в этом докладе нет никакой тайны.

Он растерянно заморгал.

— Откуда, черт вас возьми… А впрочем, неважно. С Токером не было никаких проблем, и он никогда не упрямился. Причина частично заключалась в том, что Альда заставил меня положить триста тысяч акций на подставное лицо, за которым стоял Токер. Только он мог распоряжаться этими акциями, и если бы «Финикс» довел котировку до тридцати долларов, сумма составила бы девять миллионов. Так что покойник сотрудничал с удовольствием.

— Только Токер мог распоряжаться ими?

— Ну, в общем, да… Или я, если вдруг с ним что-нибудь стрясется. Кажется, этот случай наступил.

— Как же вам удалось устроить это столь мудрым образом? Так, что об этом не знал ни Чимаррон, ни Дерабян, ни кто другой?

— Потому что я устроил это именно так, а не иначе, Скотт, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Вы что, думаете, я идиот?

— Значит, грубо говоря, вы с Чимарроном должны были выплатить Токеру несколько миллионов «баксов», в зависимости от стоимости этих акций, за парочку фальшивых отчетов. Не слишком ли велик гонорар?

— Какой же вы дотошный сукин сын, Скотт. Я рад, что вы работаете на меня. — После короткой паузы он добавил: — Вы ведь до сих пор в моей лодке?

— До сих пор.

— Лучше вам продолжать в этом духе, иначе моей заднице грозят серьезные неприятности. Ладно, поехали дальше. Итак, всем заправлял не я, а Альда, я просто помогал ему в некоторых моментах, и Альда рассчитывал после того, как все рухнет, выпустить эти триста тысяч акций на свет божий вместе с документами, удостоверяющими, что они принадлежат Токеру, таким образом создалось бы впечатление, что скорее всего он один, самостоятельно придумал эту аферу. Независимо от стоимости акций ГФМ такая куча — триста тысяч штук — заставила бы кого угодно поверить в виновность Токера. И для этого нам не надо было ничего предпринимать.

Я понимающе кивнул.

— И Токер не стал бы отпираться, верно? Или просто не смог бы?

— Я знал, что вы об этом спросите. Альда мне ничего не говорил на этот счет, но у меня складывалось впечатление, что у Токера другого выхода не было. Вы удовлетворены, Скотт? Кстати, вы не похожи на человека, который искренне работает на меня.

— Тем не менее это так, Романель. Просто я не хочу, чтобы мне оторвали голову при этом. Задавая свой вопрос, я хотел понять до конца, зачем вы заварили эту кашу с Уортингтоном и якобы хотели одним росчерком пера сделать свою дочь богатой молодой дамой, обратите, пожалуйста, внимание на оговорку «якобы». Спри и я, мы оба читали ваш документ, и внешне он выглядит… благородным. Добренький старенький папуля начинает жизнь…

— Папуля? Прошу вас…

— …с чистого листа. Только учтите, Романель, если окажется, что вы ее просто используете и даже, не дай Бог, подвергаете ее опасности ради своих паскудных махинаций, я позабуду о том, что вы мой клиент, и медленно, не торопясь, откручу вам шею, так чтобы вы слышали, как хрустят хрящи…

— Бросьте, Скотт. И не берите в голову. Я хотел и до сих пор хочу, чтобы Спри получила половину того, что мне удалось скопить за пятьдесят восемь лет, а может быть и все. Как только она подписала бумаги, которые подготовил Уортингтон, она вступила в свои права. И я не собираюсь ничего отбирать у маленькой Спри, у моей собственной дочери. Поймите своей чугунной головой, может, я был для нее не очень хорошим отцом, но она — частичка меня, плоть от плоти моей. И на всей земле нет более близкого мне человека.

— Звучит красиво. Вы меня почти убедили. Но, как вам известно, она подписала этот документ в среду вечером, следовательно… — Я остановился. — Постойте-ка. Китс и ковбой схватили вас в пятницу после обеда, за день до того, как мы с вашей дочерью появились здесь. Так откуда вы могли узнать? Разве что кто-то вам сказал.

— Никто мне не сказал. Но я знаю, что она должна была подписать. Если она этого не сделала, я погиб.

— Вы можете объяснить популярнее?

— Если Спри не подписала этот документ — кстати, это может означать, что вы не смогли доставить ее в контору Уортингтона, так что в таком случае вы примете от меня горячую благодарность, согласны? — тогда меня уже можно считать гнилым сибирским бревном, которое надо закопать под кактусом в виде удобрения, чтобы наша пустыня снова расцвела.

— Вы можете говорить проще, Романель?

— Наверное, в таком случае надо начать с того времени, когда у меня появилась такая идея, и оттуда я за ручку приведу вас в день сегодняшний.