Эд Макбейн - Белоснежка и Аллороза
— Как же вы вошли?
— Мать постучала в дверь, и девушка спросила, кто там или кто это — что-то в этом роде, — и мать ответила, что это она. И девушка сказала: «Входи». И мы вошли.
— Кто вошел первым в ее комнату?
— Мистер Риттер.
— А затем?
— Ее мать. Миссис Уиттейкер.
— А вы последний?
— Да, сэр. Они сказали, что не хотят травмировать ее, она пыталась перерезать себе вены. Они не хотели, чтобы она сначала увидела… Они считали, что она сильно расстроится, если первым увидит полицейского.
— И она расстроилась, когда увидела вас?
— Нет, сэр, не сразу. Понимаете, она не сознавала, что происходит.
— Что вы имеете в виду? Она была ошарашена, сбита с толку или…
— Нет, нет, ничего похожего. Она не понимала, почему мы здесь, спрашивала, не было ли ограбления… Она, конечно, имела в виду кражу со взломом. Многие граждане не чувствуют разницы между ограблением и кражей. Она думала, что дом обокрали или что-нибудь такое. И этим объясняла присутствие полиции.
— Кто разъяснил ей настоящую причину?
— Мистер Риттер.
— Что он сказал?
— Он сказал… вам нужны точные выражения?
— Насколько вы сумеете их припомнить.
— Он сказал… что-то вроде… Сейчас вспомню… Он сказал: «Сара, этот джентльмен здесь для того, чтобы отправить вас в госпиталь». Он имел в виду меня. Я был тот самый джентльмен.
— Как она реагировала?
— Она сказала: «Госпиталь? Я не больна, почему я должна туда ехать?» Что-то похожее, не уверен в точности выражений. В общем, она твердила, что чувствует себя прекрасно и зачем бы ей отправляться в госпиталь? Вот что она говорила.
— Она употребляла именно эти слова?
— Нет, сэр, я уже сказал вам, что не уверен в точности выражений. Но примерно так.
— Она показалась вам больной?
— Я не врач.
— Тем не менее, было ли ее поведение странным, беспорядочным, возбужденным?
— Да, сэр, она казалась возбужденной.
— Из-за того, что вы намеревались отправить ее в госпиталь?
— Да, сэр. А также из-за присутствия полиции. Она все время спрашивала, зачем здесь полицейский офицер. Я пытался успокоить ее. Объяснил ей, что у нас медицинское свидетельство, предписывающее отвезти ее в госпиталь, но она захотела узнать, что за свидетельство, кто подписал его, и все больше волновалась, сэр.
— Что вы хотите сказать?
— Ну, она вскочила с постели…
— В чем она была?
— В обычной ночной одежде, сэр, похожей на ту, которая на куклах. Ночная рубашка и панталоны.
— Она была одета как для сна?
— Да, сэр. Она и была в постели, когда мы вошли к ней.
— Вы сказали, она выскочила из постели…
— Да, сэр, и начала расхаживать по комнате, без конца повторяя один и тот же вопрос: зачем нужен госпиталь, если она не больна? Я сказал что-то вроде: «Пойдемте, мисс» — и постарался ее утихомирить. Но она внезапно размахнулась…
— Пыталась ударить вас?
— Да, сэр. Хотела ударить меня кулаком.
— «Теперь пойдемте, мисс» — это все, что вы ей сказали?
— «Теперь пойдемте спокойно», что-то вроде этого.
— И она ударила вас.
— Бросилась на меня, как летучая мышь из ада.
— Но она ударила вас или нет?
— Нет, сэр. Я уклонился.
— Что это значит?
— Я сделал шаг в сторону, схватил руку девушки и скрутил у нее за спиной. Потому что она неистовствовала.
— И тогда вы надели на нее наручники?
— Нет, сэр. Не в тот момент.
— Вы удерживали ее?
— Что ж, сэр, я удерживал ее, завернув ей руку за спину, и, возможно, причинял ей боль, когда дергал руку. Мать девушки подошла к ней и сказала, что это делается для ее же блага, а она плюнула своей матери в лицо и произнесла… Вы хотите, чтобы я привел ее точные слова?
— Пожалуйста.
— Она крикнула: «Ты — грязная шлюха!» Но на самом деле она употребила еще более грубое слово, сэр. А затем попыталась вырваться и наброситься на мать. Я держал ее за правую руку, но она выдернула левую, чтобы вцепиться в лицо матери.
— И тогда вы надели на нее наручники?
— Да, сэр.
— Руки у нее были за спиной?
— Да, сэр. Согласно правилам.
— И вывели ее из комнаты?
— Вывел ее из дома, да, сэр.
— В ночной рубашке и панталонах?
— В том, что было на ней, сэр.
— И в таком виде ее препроводили в госпиталь? В ночной рубашке и панталонах?
— Да, сэр.
— Кто-нибудь предлагал одеть ее, прежде чем увести из дома?
— На ней были наручники, сэр. И было бы чрезвычайно трудно одеть ее. Потребовалось бы снять наручники. А это означало подвергнуться риску нового нападения.
— Скажите мне, офицер Рудерман, когда вы вошли в комнату Сары, вы обыскивали ее с целью найти лезвие бритвы?
— Нет.
— Вы уверены, что не делали этого?
— Никакого формального обыска не было, сэр. Я просто осмотрелся — ведь мне сказали, что она пыталась перерезать себе запястья. Я огляделся в поисках орудия, но обыска не производил.
— Не открывали шкаф, какие-нибудь ящики?
— Нет, сэр. Просто посмотрел на комоде и на тумбочке у постели, это все, сэр.
— Вы не видели лезвия бритвы?
— Никакого лезвия бритвы там не было, насколько я могу судить, сэр.
— А какой-нибудь другой режущий инструмент?
— Никакого режущего инструмента, сэр.
— Никаких ножей…
— Нет, сэр.
— Или ножниц?
— Ничего такого, сэр.
— Вы не обнаружили в комнате пятен крови?
— Нет, насколько я мог заметить, сэр.
— Вы искали пятна крови?
— Я подумал, что, если бы она пыталась перерезать себе вены, в спальне могли остаться пятна крови.
— Но вы их не видели?
— Нет, сэр. Отыскивание пятен крови не было моей главной задачей, но, как я уже говорил, я осмотрелся, бросил взгляд туда, сюда…
— И не увидели пятен крови?
— Нет, не увидел, это правда.
— Никаких пятен крови на простынях…
— Никаких.
— Или на наволочках?
— Нет, сэр.
— Или где-нибудь в другом месте в комнате?
— Нигде не было никаких пятен крови, сэр.
— Что было потом?
— Я отвез ее к Добрым Самаритянам.
— Кто-нибудь сопровождал вас?
— Они следовали за нами в машине мистера Риттера.
— Сара Уиттейкер говорила вам что-нибудь, пока вы ехали в госпиталь? Вы были одни в машине, так я понял.
— Одни, сэр.
— Она что-нибудь сказала?
— Да, сэр.
— Что?
— Она сказала, что мать преследует ее из-за денег, что она затеяла все это, чтобы присвоить себе ее деньги.
Глава 3
Когда я вернулся домой, звонил телефон. Я вошел в кухню через дверь, которая открывалась из гаража, и схватил трубку.
— Хэлло?
— Мистер Хоуп?
Голос женский.
— Да?
— Можно мне называть вас Мэтью?
— Кто это, назовитесь, пожалуйста.
— Терри.
Имя ничего мне не говорило.
— Мы уже встречались сегодня, — объяснила Терри. — У лейтенанта…
— Ах да! Да.
Наступило молчание.
— Вы не позвонили, — упрекнула она.
— Да, я…
— Поэтому я сама позвонила.
Снова молчание.
— Вы еще не обедали? — спросила она.
— Нет, нет еще.
— Отлично. Я поджарила цыплят, привезу их с собой. Вы не женаты? Я забыла спросить вас сегодня утром.
— Нет, я не женат.
— Как насчет чего-нибудь такого?
— Или чего-нибудь этакого, — добавил я.
— Я побеспокоила вас своим звонком?
— Нет, но…
— Тогда о’кей. Я освободилась, адрес нашла в телефонной книге. Все хорошо, не так ли?
— Да, но…
— Увидимся через полчаса. Я захвачу и гарнир. Все, что вы должны сделать, — охладить бутылку белого вина.
— Терри…
— Увидимся. — Она повесила трубку.
Я обследовал телефонную трубку, опустил ее на рычаг и взглянул на часы. Двадцать минут седьмого. Я очень хотел посмотреть на себя: не превратился ли я ненароком в кинозвезду? В кухне не было зеркала. Я побрел в гостиную, спальню, наконец в ванную. Я разглядывал себя в зеркало. Тот же самый портрет. Я поднял бровь — как делал это, когда мне было шестнадцать лет, — левую бровь. Когда мне было шестнадцать лет, кинозвезды всегда поднимали левую бровь. Я презрительно скривил губы. Даже с презрительно искривленными губами и приподнятой левой бровью — все равно из зеркала на меня смотрел до тошноты знакомый старина Хоуп. Пожав плечами, я отправился к небольшому алькову, оборудованному наподобие домашнего офиса, и включил автоответчик.
Пока я отсутствовал, мне звонили три раза.
Третий звонок был от моей плачущей дочери.
«Папа, это Джоанна, — всхлипывала она. — Будь добр, позвони мне, пожалуйста!»
Должен объяснить, что я разведен и моя дочь Джоанна, которой исполнилось четырнадцать лет, находится на попечении бывшей жены. Вот почему я не живу в одном доме с Джоанной, где бы мог обнять дочь и выяснить причину ее слез. Я тут же набрал номер телефона Сьюзен, моей бывшей жены. Когда-то этот номер телефона был нашим общим номером. Но Сьюзен забрала не только нашу дочь. Она получила дом, и «мерседес-бенц», и алименты — двадцать четыре тысячи долларов в год. Джоанна подошла к телефону.
