Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра
– Ну и что?– бросил он агрессивно.
– Можно войти? – спросил я.
У нас обоих был талант отвечать на вопрос другим вопросом. Это продолжалось бы долго.
Я вполне мог уйти, посколку эта личность не была той, что я предполагал, но за его очками я заметил странный блеск в глазах, что и заставило меня остаться, хотя эта странность хорошо сочеталась с дурацкими предосторожностями, которые он начинал и не доводил до конца, и вообще все это не имело никакого определенного смысла. Но все равно…
– Войти? – проворчал он.– А зачем?
– Я журналист.
– Так я и думал. Я уже выложил все, что знаю, старина, но заходите все равно. Всем кушать надо…
Я вошел в чистенькую, очень скромно обставленную комнату с потертым ковром на паркетном полу. Над постелью, в застекленных рамках, висели неплохие художественные фотографии руин, а не изображения соблазнительных девок, как я ожидал. На книжной полке стояли книги, по всей видимости, с серьезным содержанием, на кровати валялась картонная папка с бумагами. На деревянном некрашеном столе лежали газеты, на спинке стула висела одежда. На каминной полке рядом с будильником и безделушками стояла фотография женщины среднего возраста с улыбкой, колючей как острие булавки, которую, по всей видимости, ей воткнули в зад во время работы фотографа, чтобы заставить сжать губы так, как это было видно на портрете. Дама походила на очкарика, хозяина комнаты.
Последний, закрыв дверь, продолжал:
– …и потом есть одна вещь, которую мне хотелось бы знать.
– Какая?
– Оставят ли меня когда-нибудь в покое со всем этим делом?
Я сделал жест римского трибуна:
– Плата за славу, месье. Обнаружить труп…
– Я бы запросто обошелся…
С усталым видом он потер подбородок, на нем, как и на щеках, щетина росла очень быстро. Ему было не более двадцати трех лет, прилично одет, но выглядел старым, ужасно старым и не очень понятным. Его широкий лоб мыслителя усугублял странное, непонятное чувство, которое вызывало его присутствие.
Он продолжал:
– Итак, вы не можете мне ответить?
Я улыбнулся:
– Вы не Мартина Кароль… Завтра о вас все забудут. Наверняка, я последний, кто пришел надоедать вам по этому поводу.
– Ну и прекрасно. И неплохо было бы побыстрее закончить с вами эту проблему. А вообще, что я могу сказать? Видно, вам здорово не хватает сюжетов, а? Никогда не думал, что журналисты живут вот такими крохами. Да, впрочем, какая газета?
– «Крепю».
– «Крепю»?
– «Крепюскюль».
– Ах, да! А разве я еще не говорил ни с кем из ваших?
– Возможно. Но я хочу добавить подробностей для провинциального выпуска.
– Как ваша фамилия?
– Далор.
– Не знаю такой.
– Я подписываю свои материалы очень редко, потому что делаю приложения к материалам других коллег. Понимаете, убийство ростовщика – довольно богатая тема, не оскорбляющая ничьих чувств. Я очень заинтересован в этой статье, и если вы предоставите мне необходимые элементы для ее написания, то увидите, что я умею отблагодарить и…
Он перебил меня:
– У меня одно желание: чтобы меня оставили в покое. И не нужны мне ваши деньги!
– Хорошо, хорошо, месье. Не обижайтесь…
Я закашлялся.
– …не обижайтесь, я не хотел вас оскорбить.
– Ладно. Но Господи Боже мой! Вы понимаете, что это может вывести из себя кого угодно. И это всякий раз такая морока, если какой-нибудь гражданин, к своему несчастью, обнаружит труп убитого человека?
– Если убитый человек неординарен, то да. И напоминаю вам еще раз: ростовщик – личность неординарная.
Он пожал плечами:
– Давайте кончать. Я выдам вам всю историю, но предупреждаю: не могу сказать ничего больше того, что рассказал вашим собратьям, а также полиции.
– Ничего, расскажите все равно.
Естественно, его рассказ ничем не отличался от того, что я прочел в прессе. «…Зайдя к Кабиролю…»
– …чтобы заложить одну вещь, не правда ли?– заметил я.
Он не встал на дыбы, но сказал весьма твердо:
– А это обязательно – вмешиваться в мою личную жизнь?
– Нет, но знаете, мне в моей жизни тоже приходилось оставаться без единого франка. И, кажется, даже гораздо чаще, чем другим. Ничего в этом постыдного нет. Продолжайте, пожалуйста…
Когда он закончил, я взял слово:
– Прекрасно. А вы не можете сейчас вспомнить какую-нибудь деталь, которую забыли сообщить полиции? Вы понимаете, что это значит, не правда ли? Мелкая упущенная подробность, а вот сейчас она вдруг всплыла в вашей памяти?
Улыбнувшись, он отрицательно помотал головой:
– Я понимаю, что вы огорчены, месье Далор, но я вас предупредил.
– Все равно, спасибо, месье Баду.
Он открыл мне дверь. Я переступил порог.
– Мы оба потеряли время,– сказал он вместо прощания.
Я не считал, что потерял свое.
Вернувшись домой, я позвонил в Агентство. Ничего нового.
Взяв телефонную книгу, я обнаружил пять абонентов по фамилии Баду с разными именами.
Первый, которого я поймал при посредстве его секретарши, оказался тем, кто нужен.
– Алло? Месье Альбер Баду?
– Да, это я.
У него был сильный, уверенный голос, немного хамоватый. Голос типа, которого кормят бифштексами с кровью.
– С вами говорит Нестор Бюрма. Я звоню вам по поводу…
Он меня прервал и продолжал со смехом, который сбил меня с толку:
– …по поводу моего сына, да, я знаю. А какова ваша профессия, месье Бюрма? Незарегистрированный адвокат? Адвокат не у дел? Давайте выясним все сразу, вы уже не первый, кто предлагает свои услуги. Ваш номер третий. Люблю порядок.
– Я детектив, месье.
– Инспектор?
– Частный детектив.
Он прыснул со смеху:
– О! Вот это здорово! Прекрасно! Частный детектив куда лучше, чем адвокат. В моем списке вы первый из этой категории. Но что бы там ни было, у вас тоже мало шансов отхватить гонорар, так же, как и у тех господ законников. Не везет, а? А немножко денег вам сейчас было бы кстати, не так ли?
Он соображал быстро. Слишком быстро на мой вкус, и я уже было подумал, что позвонил напрасно.
– Никто не отказывается от небольшой суммы денег, месье.
– Со мной,– сказал он, продолжая смеяться,– вы не будете иметь этого удовольствия. Сходите-ка лучше к ростовщику, ведь не может быть, чтобы их всех поубивали.
– Дело не в этом…
– Без шуток? Ну, а в чем же дело? Вы же не можете мне не сказать, о чем речь? Я ведь не круглый идиот! Послушайте, папаша…
И он выдал мне монолог, где серьезное чередовалось со смешным.
– …как только один глупый папин сынок бросил взгляд на труп негодяя, погибшего насильственной смертью, целая куча вампиров и пиявок навострила ушки и пытается использовать ситуацию, чтобы отхватить немного деньжат. Если вдруг сынуля окажется в трудном положении, то папа, возможно, раскошелится. Так вот, ошибочка вышла, господин хороший. У моего сына не будет неприятностей. Я его знаю. Он достойный портрет моей покойной первой жены. Абсолютно ни на что не годен, даже для убийства ростовщика. Это было бы слишком красиво. А потом, хотя бы и так… Он захотел жить своей жизнью отдельно от меня, да?
Тут его голос немного надтреснул, совсем немного, но достаточно, чтобы я это уловил.
– …Я его не бросаю, но никогда и не вижу. Ему захотелось жить в этом квартале старых камней, потому что это его любовь – старые камни. А я работаю по металлу – металлоконструкции. У нас мало общих вкусов. Черт побери! Я тут начал раскрывать вам семейные тайны… Смешно, не правда ли?
– Я вас ни о чем не просил, месье.
– А я хочу дать вам понять, что бесполезно опять совать нос в это дело, если у вас снова зачешутся руки. Я спокоен за своего сына. У него не хватит энергии, чтобы совершить убийство, а если это и случилось, то он уже достаточно взрослый, чтобы самому выпутаться. И здесь частному детективу делать нечего, месье. И адвокату тоже нечего. Во всяком случае, во всем, что меня касается. Это ясно?
– Очень ясно. Извините, что вас побеспокоил.
– Ничего страшного. Это меня развлекло. Как вы думаете, зачем бы я брал трубку, чтобы лично отвечать по телефону? Господи! Вот уж действительно, впервые с тех пор, как существует мой сын, он меня немного развлек. Я чуть было не решился удвоить его содержание. Итак, прощайте, месье.
И он положил трубку.
Я сделал то же самое. Медленно, как будто это был предмет исключительной ценности. Мой лоб был сейчас такой же морщинистый и озабоченный, как у Мориса Баду. Хорошо откормленный папаша обладал громким голосом большого страшного буки, но плохо сдерживаемое волнение временами заставляло этот голос дрожать. Что б он там ни утверждал, он придет на помощь своему сыну, если тот попадет в скверную историю. Молодой очкарик не убивал Кабироля, но его поведение было странным до предела. Я посмотрел на календарь. 5-е апреля. Он уже получил от папаши свое пособие и с высокомерным презрением отверг мое предложение разделить с ним мой гонорар. Предложение было липовым, но ничто не давало ему повода догадаться об этом. Итак, если сегодня утром он пошел к Кабиролю, то наверняка не для того, чтобы заложить какую-то вещь. Эта версия всего лишь прикрывала настоящую цель визита.