Роберт Паркер - На живца
— И насколько они преуспевают?
— Насколько я знаю, правительство сдаваться не собирается.
— А как часто они прибегают к подобным методам?
— Трудно сказать. — Даунс приложился к виски и, подержав его во рту, как коньяк, медленно проглотил. — Чертовски хорошая штука! Точную цифру назвать невозможно, потому что мы получаем сведения о таких случаях чуть не каждый день. Трудно сказать, кто из этих подонков подложил бомбу и почему.
В разговор вступил Флендерс:
— Насколько я понял. Фил, это самая отчаянная группа. Она не угрожает основам государства?
Даунс покачал головой:
— Конечно, нет. Западной цивилизации не грозит немедленная гибель. Но они приносят людям страдания. И поэтому мы их преследуем.
— Это как-нибудь вам поможет? — осведомился Флендерс.
— Пока не очень, — отозвался я. — Информация больше удручает. Вот Даунс знает: чем непрофессиональнее и неорганизованнее группа таких сосунков, тем труднее зацепиться за них. Большую, хорошо организованную группу ваши люди давно вычислили бы, тут и говорить нечего.
Даунс дернул плечом и отпил глоток из стаканчика.
— В своем первом предположении вы правы, Спенсер. Часто их щенячий максимализм делает контакты невозможными. Однако та же неопытность снижает революционную эффективность и не дает реализовать свои кровавые идеи. Но при этом их чертовски трудно поймать.
— У вас есть что-нибудь на них?
— Если бы вы были газетчиком, — начал Даунс, — я бы сказал, что мы прорабатываем несколько продуктивных версий. Но, поскольку вы не из газеты, я отвечу вам прямо. Нет. У нас полный ноль.
— Никаких имен? Ни фотографий?
— Только фотороботы, которые я передал мистеру Диксону. Мы провели поиск. Ни один из них не всплыл.
— А информаторы?
— Никто ничего не знает.
— Вы приложили все усилия?
— Мы сделали все, что было в наших силах, — обиделся Даунс. — Вы здесь недавно, но, вероятно, вам известно, что мы не сидим сложа руки. Ирландская проблема отнимает у нашей конторы уйму времени.
— Вы не выглядите очень уставшим.
Даунс взглянул на Флендерса.
— Говорю вам честно, мы сделали в деле Диксона все, что смогли.
— Да я вас и не обвиняю. И проблемы ваши мне понятны. Сам когда-то был полицейским. Я говорю это лишь для того, чтобы Флендерс понял, что вы не имели возможности вести более интенсивный поиск. Вы тщательно проанализировали все явные улики. Запустили своих ищеек, перетряхнули старые дела о террористических актах, а дело — ни с места. У вас ведь нет такого количества людей, чтобы обшарить каждый куст в окрестностях.
Даунс снова пожал плечами и прикончил виски.
— Это верно, — подтвердил он.
Официант вернулся с заказами. Вместе с ним явился мужчина в белом переднике, который толкал впереди себя большой стол с паровым подогревом. На столе возвышалась медная крышка. Поравнявшись с нашим столиком, мужчина приподнял крышку и отрезал тот кусок баранины, на который я ему указал. Проделав все это, он отступил чуть назад, удовлетворенно улыбаясь. Я посмотрел на Флендерса. Тот дал повару на чай.
Пока мы занимались бараниной, официант подал остальные блюда. Я заказал еще пива. По всему было видно, что он невероятно счастлив обслуживать меня.
Глава 6
Я отказался от предложения Флендерса взять такси и пешком направился по Стренд к отелю. Тихо опускался вечер. Начало девятого. Поскольку до утра мне спешить было некуда, я медленно брел по улице. Там, где Стренд вливается в Трафальгарскую площадь, я повернул к Уайтхоллу. Потом остановился, чтобы посмотреть на двух несущих почетную службу часовых, караульная будка которых находилась перед зданием Конной гвардии. На часовых — кожаные ботфорты, металлические колеты и старинные, времен Британской империи, каски. Они выглядели как статуи, если не считать молодых и веселых лиц под старинными касками и живых глаз, оглядывающих прохожих. Эти лица производили впечатление. В конце Уайтхолла располагались здания Парламента и Вестминстерский мост, а напротив раскинулась площадь Парламента и Вестминстерское аббатство. Несколько лет назад мы с Брендой Лоринг носились по этим местам в шальной толпе туристов. Хотелось бы побродить по этим улицам, когда они опустеют.
Я посмотрел на часы: восемь пятьдесят. Минус шесть часов разницы, дома у нас еще только три. Интересно, Сюзан на занятиях? Может, лекции у них не каждый день. Хотя лето... Кто его знает? Я немного прошел по Вестминстерскому мосту и взглянул вниз. Темза. Господи Боже мой. Она несла свои воды через этот город, когда на реке Чарлз еще жили дикари. Внизу слева располагалась пристань для экскурсионных теплоходов. В прошлом году мы со Сюзан посетили Амстердам. Мы плыли на таком теплоходе по старинным каналам и любовались фасадами древних, построенных в семнадцатом веке, домов. Очарования добавили колеблющийся свет свечей, вино и настоящий голландский сыр. Возможно, сам Шекспир ходил по этому мосту. У меня сохранилось какое-то смутное воспоминание, что на той стороне реки должен находиться «Глобус»[2]. Или был когда-то. По-моему, он закрылся — или я ошибаюсь?
Я долго наблюдал за течением реки, потом развернулся и, опершись согнутыми локтями на перила моста, стал рассматривать прохожих. Очевидно, я смотрелся сногсшибательно в синем блейзере, серых летних брюках, белой рубашке и при галстуке в красно-синюю полоску. Я развязал галстук и повесил на шею, что придало мне менее официальный вид. Не прошло и пяти минут, как мимо порхнула лондонская пташка в кожаной мини-юбке. Заметив мое одиночество, она решила было скрасить его.
Насколько я мог заметить, мини-юбки не имели здесь явного преимущества. Мелькали восточные шаровары и сигарообразные джинсы «Ливайз», заправленные в высокие шнурованные ботинки. Я был готов принять любое предложение, но в мою сторону никто и не дернулся. Вероятно, поняли, что я иностранец. Сопливые патриотки! Ни одна не заметила медных кончиков моих шнурков. А вот Сюзан сразу обратила на них внимание.
Вскоре мне все наскучило. Я не курил уже лет десять-двенадцать, но в тот момент мне захотелось сделать последнюю затяжку и бросить непотушенную сигарету в реку, уходя прочь. Я решил не сдавать позиций перед лицом наступающего рака легких, но ощутил бедность арсенала своих драматических жестов. С южной стороны парк Сент-Джеймс ограничивался улицей Бердкейдж. По ней я и двинулся. Скорее всего, меня подталкивал мой ирландский романтизм. Он вел меня вдоль ограды парка Сент-Джеймс прямо к Букингемскому дворцу. Я остановился перед его фасадом и стал смотреть на пустынный широкий, выложенный тяжелыми плитами двор.
От памятника в центре площади, раскинувшейся перед дворцом, через Грин-парк тянулась дорожка до самой Пикадилли, неподалеку от которой находился мой отель. Я углубился в парк. Меня томило странное чувство одиночества, когда я шел сквозь темные заросли травы и деревьев, отделенный целым океаном от родного дома. Я вспомнил себя маленьким мальчиком, перебрал в уме цепь жизненных обстоятельств, которая связывала этого мальчика с мужчиной средних лет, бредущим в одиночестве по ночному парку в чужом городе. Маленький мальчик временами не был похож на меня. Как не был похож взрослый мужчина. Я чувствовал раздвоенность. Мне так не хватало Сюзан. Прежде я никогда не скучал по своим подругам.
Я снова выбрался на Пикадилли, повернул сначала направо, затем налево, на Беркли-стрит. Постоял немного, обозревая Беркли-сквер, длинную, узкую и очень аккуратную. Пения соловьев я не услышал. Может быть, когда-нибудь приеду сюда вместе со Сюзан и обязательно их услышу. Вернувшись в отель, я попросил коридорного принести четыре пива.
— А сколько стаканов, сэр?
— Стаканов не нужно, — ответил я ровным голосом.
Когда он вернулся, я дал ему приличные чаевые, чтобы загладить свое пренебрежение правилами хорошего тона, выпил пиво прямо из горлышка и завалился спать.
Утром проснулся рано и отправился давать объявление в «Тайме». Объявление гласило: «Вознаграждение в одну тысячу фунтов предлагается тому, кто даст информацию о группировке под названием „Свобода“ и о трех погибших от взрыва бомбы в ресторане „Стейнли“ 21 августа прошлого года. Спросить Спенсера в лондонском отеле „Брутон“».
Накануне вечером Даунс обещал прислать мне дело Диксона в отель, и к тому времени, когда я вернулся, в почтовом ящике у нижней регистрационной стойки обнаружился сложенный пополам большой конверт из манильской коричневой бумаги. Поднявшись в номер, я прочел содержимое. Ксерокопии первого полицейского донесения, свидетельские показания, беседы с Диксоном, прикованным к больничной койке, копии фотороботов и дежурные донесения полицейских о безрезультатности дальнейших поисков. Там же обнаружил ксерокопию заявления «Свободы», взявшей на себя ответственность за этот взрыв, и страстный призыв к борьбе с «коммунистической нечистью».
