Энтони Бруно - Плохие парни
– Крисси?
Голос Кинни раздался одновременно и в телефонной трубке и в соседней гостиной.
– В чем дело?
– Крисси, я пытаюсь работать Мы, кажется, договаривались насчет телефона, когда я работаю.
– Но я телевизор смотрю, папа. Я этого дурацкого телефона не трогала.
Ах ты, дерьмо какое. Кинни, должно быть, почувствовал разницу в звуке гудка или еще что-нибудь в этом роде. Отличный у него, судя по всему, слух! Тоцци быстро повесил трубку и шагнул к двери.
Но когда он уже взялся за ручку, у него над головой вспыхнул свет. Он обернулся и в проеме дверей увидел Кинни. В руке у Кинни был молоток.
– Тоцци, – прошипел он.
В глазах у него была ярость. Все его лицо сейчас как бы пошло вразнос, будто на нем шла борьба между слепым неистовством и садистским удовлетворением.
Тоцци упал на одно колено и полез за укрепленным на лодыжке 38-м калибром. Но Кинни рванулся к нему через всю кухню, занеся для удара молоток и напоминая индейца с томагавком. Тоцци попытался было увернуться от удара – и молоток, целившийся ему прямо в голову, прошел мимо, ударив его сверху по плечу и отозвавшись ослепительной болью вниз по руке и в сторону затылка и шеи. Он повалился навзничь, ухитрившись, однако же, увлечь за собой Кинни. Используя подвернувшуюся возможность для контрудара, Тоцци сильно ударил костяшками пальцев в подмышку Кинни, вышибая из него дух. Кинни попытался вновь поднять молоток, но Тоцци уже упирался коленями ему в грудь и выкручивал руку, держащую молоток, пока Кинни наконец не выронил его. Тоцци перехватил молоток и занес его над головой Кинни, собираясь вышибить ему мозги. Ему страшно хотелось в это мгновение увидеть, как лицо образцового агента превратится в кровавое месиво. Ему хотелось отомстить Кинни за все сразу.
– Папа! – закричала с порога Крисси. В ужасе она прижала руку ко рту.
Тоцци замер. Сукин сын. И тут ему подфартило. Хватка Тоцци ослабла. Да будь он проклят, если окажется таким же психопатом, как Кинни. Нет уж, ко всем чертям, он этому Кинни не чета. Что бы о нем ни твердили люди, все равно он этому Кинни не чета. И Гиббонс знает это. Гиббонс. И хотя сейчас это не имело ни малейшего смысла, Тоцци поспешил уверить себя в том, что ему надо пощадить Кинни, для того чтобы в живых остался Гиббонс.
Руки у Тоцци тряслись. Его мозг был не в состоянии анализировать противоположные импульсы, поступающие из глубины души и из мозга. Ему хотелось уничтожить этого ублюдка, но разум подсказывал, что так поступать нельзя, хотя и приводил причины, которые самому Тоцци казались сейчас непостижимыми.
Девочка опять закричала. Тоцци стало слышно, как на втором этаже обитатели дома выбираются из постелей. Кинни отчаянно боролся за жизнь. В конце концов ярость в Тоцци взяла верх над разумом: он прижал руку Кинни к полу и вбил молотком раз-другой пальцы Гунна в сверкающий линолеум.
Кинни застонал и скрючился над перебитыми пальцами. Тоцци рванулся к выходу уже в тот момент, когда в кухню влетели оба старших мальчика. Выскочив наружу, он помчался задним двором вдоль ограды. Гангстеры, которых Кинни наверняка держит у главного входа, надеялся он, окажутся медлительными и бестолковыми.
Глава 32
Пригнувшись к рулю «бьюика», Тоцци мог наблюдать за улицей, парком, баскетбольной площадкой и мирно поблескивающими водами Килл-ван-Кулла – узкой протоки, отделяющей Стэйтен-Айленд от Нью-Джерси. Он увидел Поли Тортореллу в красно-черной гавайской рубахе: тот сидел, высоко взобравшись на скамью, пил колу, посматривал на лодки. Торторелла сидел здесь уже минут двадцать. А Тоцци прямо здесь и заночевал.
Ровно в полдень прибыл серебристый «вольво». Золотистый «шевроле-каприз», поджидавший у дороги, отъехал чуть в сторону, освобождая место для «вольво». В «шевроле» Тоцци заметил троих парней. Они сшивались здесь уже давно, с одиннадцати.
Когда Кинни вышел из машины, Тоцци увидел, что левая рука у него перебинтована, а средний и безымянный пальцы одеты Биметаллические корсеты, благодаря чему рука казалась когтистой лапой. Тоцци вспомнил ночную схватку с Кинни. Держа молоток в правой руке, он тогда разбил Кинни левую. И сейчас пожалел о том, что не раздробил заодно и правую.
На «вольво» Кинни прибыл в одиночестве. Трое из «шевроле» высыпали наружу и принялись виться вокруг него, пока он шел на баскетбольную площадку. Кинни коротко бросил что-то одному из гангстеров, и тот, выслушав приказ, моментально занял позицию за спиной у босса. Эти парни знали, что Гунну лучше не перечить. Как это ни удивительно, на типичных мафиози из Ньюарка эта троица вовсе не смахивала. Все были в темных костюмах, при галстуках, верхняя пуговица сорочки застегнута. Они смахивали на парламентариев или на агентов ФБР.
На Кинни был голубой костюм плотного сукна, полуденная жара его, казалось, ничуть не смущала. Безжалостные лучи, многократно отражаясь на стальных и хромированных поверхностях, искажали для Тоцци перспективу, и ему приходилось все время вертеть головой, чтобы не упускать из виду Кинни и его свиту. В парке было полно детей, очумело носившихся между деревьями. Орава детишек играла на баскетбольной площадке, кое-кто здесь же катался на скейтборде. Трудно даже вообразить себе менее подходящее место для возможной перестрелки. Но Тоцци осознавал, что Кинни на это было в высочайшей степени наплевать.
Прошлой ночью Тоцци прикинул, не изменит ли Кинни место встречи с Тортореллой, осознав, что Тоцци, возможно, подслушал эту часть его разговора. Но решил, что такого не произойдет. Кинни хочет избавиться от него, потому что Тоцци слишком многое известно о его связи с Варгой. И наверняка трое гангстеров прибыли сюда не для того, чтобы защитить Кинни от Тортореллы. Кинни сделал ставку на то, что эта встреча позволит ему заманить Тоцци в ловушку.
Тоцци вживался сейчас в образ мыслей Кинни. Этому и учат в полицейской академии. Но что, если Кинни вживается в образ мыслей самого Тоцци? От этой мысли ему стало неуютно.
Кинни подошел к скамье, на которой сидел Торторелла. Он поставил на нее ногу, оперся рукой о колено и взглянул на воду. По реке проходила парусная яхта красного цвета, с большой белой буквой "М" на борту.
Тоцци увидел, что Торторелла отрицательно покачал головой. Должно быть, Кинни спросил его, не было ли за ним хвоста. Идиотский вопрос. Если бы кто-нибудь увязался за Поли, он наверняка постарался бы не попадаться тому на глаза. Да и самого Поли здесь бы не было. Хотя как знать. Деньги, судя по всему, были нужны ему позарез.
Кинни полез в нагрудный карман и извлек оттуда конверт. Объясняя что-то Торторелле, не сводившему глаз с этого конверта, он постукивал им по краю скамейки. Тоцци представил себе, как Кинни читает нотацию коротышке, внушая тому, что ему делают большую любезность, что такую любезность делают человеку раз в жизни и что тот не должен надеяться, что это может войти в правило. Кинни обязан был поставить Поли на место, прежде чем отдать ему деньги. Кинни был здесь боссом, на этот счет не имелось ни малейших сомнений.
Когда Кинни в конце концов отдал конверт Торторелле, коротышка соскочил со скамьи, пробормотал множество слов признательности и благодарности и быстро удалился. Торторелла – это стало сейчас совершенно ясно – не был частью главного заговора. Кинни, оставаясь на месте, полюбовался еще одной яхтой, а затем направился к своей машине. Трое гангстеров повелись следом за ним. Они влезли в «шевроле-каприз» и, не заводя мотор, дождались отбытия «вольво». И только когда тот уже почти исчез из виду, поехали следом.
Гоцци, припав к рулю, с трудом сдерживался, чтобы немедленно не помчаться за ними. И лишь когда «шевроле» уже почти скрылся из виду, последовал за машинами, надеясь на то, что Кинни не удосужится подстраховаться дважды, выяснив, не преследует ли кто его телохранителей. Сам Тоцци на его месте поступил бы именно так.
К счастью, Кинни решил без этого обойтись. Тоцци проехал вслед за золотистым «капризом» на север по шоссе, ведущему в Либерта-Стэйт-парк, – проехал буквально у самого подножия статуи. Тоцци всегда находил многозначительным то обстоятельство, что, хотя госпожа Свобода стоит далеко от берега, стоит эта сука задом к Джерси. Следовало бы тогдашним умельцам малость ее развернуть, чтобы она не демонстрировала здешним жителям такого вопиющего пренебрежения.
Это шоссе вело также и к главной магистрали, благодаря чему здесь было достаточное движение, чтобы ни у кого не вызвал подозрения «бьюик» Тоцци. Но когда «шевроле-каприз», вместо того чтобы въехать в парк, свернул налево, Тоцци пришлось сбросить скорость. Здесь уже движения практически не было. Убавив скорость, он дождался, пока на ту же дорогу не свернул тяжелый грузовик с прицепом, а затем продолжил преследование, используя грузовик в качестве прикрытия. Но и тот вскоре свернул к бумажной фабрике. Тоцци продолжил путь, уповая на то, что гангстеры в «шевроле» не догадаются, кого преследует коричневый, «бьюик». Теперь он уже не мог ехать медленно – на такой дороге это выглядело бы предельно подозрительно. Местность была пустынной: поле без признаков жизни на одном берегу реки и автомобильная свалка, на которой бесполезные железяки громоздились друг на дружку на высоту в шесть футов, – на другом. Тоцци бросил взгляд на массивные багажники здешних колымаг и подумал об излюбленном мафией способе захоронения тел и о Гиббонсе. Он был искренне рад, когда «каприз» проехал мимо свалки, не свернув на нее.
