Харлан Кобен - Скованные одной цепью

— Девушек мало, — добавил Блейкли.

— И это тоже, — подтвердил Биллингс и тронулся с места. Других машин на дороге не было. — В прошлом году мы принялись выдумывать страшные истории про самых уродливых здешних гувернанток.

— Чтобы их выкинули, — пояснил Блейкли.

— Вот именно.

— К тому же никто из этих наседок не желает присматривать за своим отродьем.

— Видит Бог.

— И их надо заменить другими гувернантками.

— Покрасивее.

— Классный замысел, верно?

Майрон покосился на Уина. Тот лишь ухмыльнулся.

— Допустим, так.

— И все равно здесь скучно, — сказал Блейкли.

— Скука-сити, — подтвердил Биллингс.

— Уныло.

— Тоскливо.

— От такой скуки умереть можно. Между прочим, по правде говоря, ни у кого тут нет уверенности, что Гэбриел Уайр действительно живет на острове.

— Мы, например, никогда его не видели.

— Хотя и близко к дому подъезжали.

— Руками, можно сказать, стены трогали.

Блейкли повернулся и ослепительно улыбнулся Майрону.

— Понимаете, мы сюда куколок привозим. Говорим, что это дом Гэбриела Уайра и он строго охраняется.

— Опасность возбуждает.

— Если сказать девчонке про опасность, она сама трусики снимает. Понимаете, что я хочу сказать?

— Допустим, так, — повторил Майрон и снова скосился на Уина. Тот по-прежнему ухмылялся.

— Получилось не сразу, мы действовали методом проб и ошибок, — продолжал Биллингс. — Но в конце концов нашли укромную дорожку к берегу недалеко от дома Уайра.

— Ни разу не попались.

— По крайней мере в последние два лета.

— Идем на пляж. Иногда прихватываем с собой девчонок.

— В ваши времена, — посмотрел на Майрона Биллингс, — это, наверное, называлось Любовным уголком или чем-нибудь в этом роде.

— Как в старом кино.

— Точно. Сначала ведешь ее куда-нибудь в кондитерскую, а потом в Любовный уголок.

— Ну да, — согласился Майрон. — В экипаже подвозишь.

— Вот-вот. Пляж у дома Уайра — это наш вариант Любовного уголка.

— У нашего Биллингса классно с дамами получается, — сказал Блейкли.

— Старина Блейкли слишком скромен.

Оба заулыбались во весь рот. Блейкли вытащил из кармана свернутую сигаретку и чиркнул спичкой. Он затянулся и передал сигарету брату.

— Ну и косячки здесь крутим.

— Травка.

— «Дурь».

— Палево.

— Анабол.

— Леди Хэмп.

— Марихуана, — прервал их Майрон. — Я понял.

Ребята захихикали. Это была явно не первая их сигарета нынче вечером.

— Блейкли и Биллингс проведут нас своей тайной тропой, — сказал Уин.

— Куда мы водим девушек.

— Куколок.

— Телок.

— Чувих.

— Бубликов.

— Кобылок.

— Слушай, — повернулся Майрон к Уину, — а не слишком ли они молоды, чтобы мы втягивали их в такую заваруху?

— Да нет, круто, — возразил Биллингс. — Ничего с нами не случится.

— К тому же мы храбрые ребята.

— Особенно после того, как травки накуритесь.

— Лепешку проглотим.

— Маленькую такую донью Хуаниту.

— Мэри Джейн.

— Панамскую девчонку.

Теперь они хохотали на грани истерики, насколько это возможно при стиснутых челюстях. Майрон посмотрел на Уина, соображая, можно ли полагаться на этих двух балаболов. Правда, вторжение на чужую территорию — даже наилучшим образом охраняемую — всегда было сильной стороной Уина. У него есть план. И Майрону остается лишь следовать ему.

Они беспрепятственно проехали мимо двух постов охраны посредине дороги. Близнецы и их насквозь пропахшая травкой колымага явно были хорошо известны на острове. Никто даже не посмотрел в их сторону. Вел машину Биллингс — или это был Блейкли, Майрон снова запутался — кое-как, виляя из стороны в сторону. Майрон пристегнулся. В дневное время остров казался почти безлюдным. Ночью, особенно в дождь, — совершенно опустевшим.

Биллингс — Майрон сообразил, что это все же был он — свернул с мощеной дороги на проселочную, всю, казалось, состоявшую из ухабов. Пока машина пробиралась сквозь густые заросли, Майрона болтало из стороны в стороны. Наконец они выбрались на гладкое место. Машина затормозила у самого пляжа.

Блейкли обернулся и предложил Майрону затянуться. Тот отрицательно покачал головой.

— Уверены? Классная штука.

— Прима.

— Супер.

— Ясно, ясно, — сказал Майрон. — Хорошая вещь.

Близнецы откинулись на спинку, и некоторое время в машине царило молчание.

— Оказываясь на пляже, — заговорил Биллингс, — я всякий раз подбираю песчинку.

— Только не это, — перебил его Блейкли. — Надоело, право.

— Нет, серьезно. Сам подумай. Одна-единственная песчинка. Я подбираю ее и думаю, сколько таких песчинок на этом пляже. А дальше — сколько их на целом острове. И наконец, во всем мире. И мне становится… ну, не знаю, как сказать.

Майрон в очередной раз посмотрел на Уина.

— Но самое — самое-самое — интересное заключается в том, что вся наша планета меньше, чем эта крохотная песчинка, затерянная среди других таких же песчинок. Понимаете? В сравнении со Вселенной наша Солнечная система меньше песчинки.

— Сколько этой дряни ты выкурил сегодня? — осведомился Майрон.

— Да бросьте вы, — усмехнулся Биллингс. — Ладно, сейчас покажем вам дорогу к этой рок-знаменитости.

— Ненавижу его музыку, — рубанул Блейкли.

— Полная чушь.

— Лажа.

— Претенциозное кривляние.

Братья вышли из машины. Майрон потянулся к ручке, но Уин положил ему руку на колено.

— Погоди. Пусть пройдут первыми. Нам не надо светиться.

— Ты действительно так доверяешь этим ребятам?

— Они свое дело сделают. Не беспокойся.

Минуту спустя Уин кивнул — пора. Дождь продолжал лить как из ведра. Братья шли по дорожке, уводящей от пляжа. Майрон и Уин следовали за ними, отставая на добрых пятьдесят ярдов. Видно из-за дождя было плохо. Они вышли на тропинку, вьющуюся через холмистую, густо поросшую деревьями местность. Тропинка оборвалась, и теперь им приходилось подныривать под ветви и перешагивать через валуны. Иногда сквозь прогалы в деревьях слева мелькала полоска пляжа. В какой-то момент Уин, вытянув руку, преградил Майрону путь как шлагбаумом. Они остановились.

Близнецов не было вино.

— Они на территории Уайра, — пояснил Уин. — Надо глядеть в оба.

Майрон пропустил Уина вперед. Оба замедлили шаг. Проход походил на черную дыру. Майрон стер с лица капли дождя. Уин нагнулся, достал очки ночного видения и нацепил их на нос. Сделав Майрону знак подождать, он растворился в темноте и тут же возвратился, махнув Майрону рукой: пошли, мол.

Майрон вышел на ровное место и увидел при лунном свете, что снова очутился на пляже. Ярдах в пятидесяти впереди них, слева, на больших валунах распластались Биллингс и Блейкли. Они лежали на спинах и, не обращая внимания на дождь, передавали друг другу самокрутку. На валуны обрушивались потоки дождя. Уин скосился направо. Майрон проследил за его устремленным наверх взглядом и увидел то, что привлекло внимание его друга.

Да, не слабо.

Стоя в полном одиночестве, дворец Гэбриела Уайра свысока поглядывал на воды Атлантики. Построенный в стиле викторианской неоготики из красного кирпича и камня, с терракотовой крышей и кафедральными шпилями, этот дом с его сладострастием и раскинувшимся вокруг обширным поместьем наилучшим образом воплощал эго рок-звезды, ничуть не походя на дома других, не столь знаменитых аристократов, разбросанные по всему острову. Спереди он напоминал крепость с арочным входом — увеличенной копией того, что украшал террасу в жилище Лекса и Сьюзи.

К ним неслышно подошли Биллингс и Блейкли. Какое-то время все просто глазели на открывшееся им зрелище.

— Разве мы вам не говорили? — спросил Биллингс.

— Мне лично эта махина кажется вульгарной.

— Чистая показуха.

— Театр.

— Претензия.

— Бахвальство.

Братья захихикали. Затем, уже с некоторой завистью, Блейкли сказал:

— Но что за Девчатник.

— Любовное гнездышко.

— Райский уголок.

— Дворец услад.

— Бобриный силок.

Майрон подавил вздох. Этот молодежный сленг изрядно утомил его. Он повернулся к Уину, собираясь расспросить о подробностях операции.

— Иди за мной, — лаконично бросил тот.

По дороге к роще, откуда вилась вверх ведущая к дому тропа, Уин пояснил, что Биллингс и Блейкли воспользуются парадным входом.

— К самому дому, — сказал он, — братья подходили не раз, но внутри не бывали. Звонили в звонок. Пытались проникнуть через окно, но их заметил и отогнал охранник. Ребята утверждают, что ночью в доме дежурит он один, второй сторожит ворота.

— Но твердой уверенности у них нет.