Картер Браун - Бархатная лисица

Шелковые белые трусики так нежно льнули к бедрам, словно это были мои собственные руки, и моим глазам не оставалось ничего другого, как опять, уже в третий раз, полезть из орбит.

— Я покончу с собой, — угрюмо произнес преждевременно поседевший тип. — Если мой гений, мой талант навсегда покинули меня, то что мне остается делать, кроме как броситься в реку? Или вылакать пинту цианистого калия со льдом? А может, лучше невзначай вскрыть себе вены в теплой ванне? Я даже вижу заголовок: «Модельер Клайд Рэдин умер так же, как жил — элегантно, благоухая одеколоном!»

— Клайд, милый, — промурлыкала рыжеволосая мягким, грудным голосом. — Не хочу тебя отвлекать, но у нас гость. Да еще с такими ошалевшими глазами, словно он с трудом сдерживается от изнасилования.

— Если он пытается что-нибудь продать, то у нас в настоящее время нет наличности, — пробурчал Клайд, даже не потрудившись повернуть голову в мою сторону. — Скажи то же самое в случае, если он пришел получить долг.

Красотка легко спрыгнула со стола, при этом ее бюстгальтер без бретелек чуть не свалился совсем. Я почувствовал острое сожаление, что этого не случилось, и одновременно прилив глухой ненависти к нынешним производителям дамского белья. Черт побери, они что, нарочно издеваются над такими горячими парнями, как я?

— Слышал, что тебе сказано? — бросила она все тем же ленивым голосом, от которого у меня буквально замерло сердце. — Забирай свои гляделки и проваливай к чертям собачьим!

Я показал ей свою полицейскую бляху, и она без особого интереса взглянула на нее, будто видела более похожую на настоящую в витрине магазинчика карнавальных принадлежностей за углом.

— Тут сказано — лейтенант? — Ее голос прозвучал недоверчиво. — Лейтенант чего? Отряда бойскаутов?

Или местного миссионерского общества?. Или тех, кто насилует несчастных рыжеволосых?

— Вам не откажешь в остроумии, — уныло пришлось признать мне. — А если я так прямо и заявлю — лейтенант полиции из службы шерифа?

Этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы потенциальный самоубийца повернул голову и посмотрел наконец в мою сторону: в его живых глазах мелькнул зарождающийся интерес.

— Эй! — Он вопросительно взглянул на рыжеволосую. — Готов поспорить, ты вчера совершила нечто ужасное. Например, прикончила одного из своих старых приятелей или что-нибудь в том же роде, и даже не рассказала мне об этом. — Он надул губы, как маленький. — Я считаю тебя ужасной девочкой, Мари.

И ни за что больше не дам тебе играть моими чудесными тряпочками. Ни за что! Вот увидишь!

Он застыл в столь излюбленной комиками классической позе негодующего гомосексуалиста — одна рука на бедре, а другая выставлена вперед.

— Отныне мы, девочки, больше не будем разговаривать с тобой, Мари Галлант.

— Друг мой, у меня сегодня выдался такой утомительный день, — устало сказал я ему. — Может, лучше прекратим этот дешевый фарс, а? Я не из тех полицейских, которые полагают, что каждый парень, занимающийся модельным бизнесом, непременно должен быть гомиком — иначе он ни черта не смыслит в этом деле.

— Неужели? — Он неожиданно снова заговорил нормальным мужским голосом. — Я приятно удивлен, слыша подобное заявление, лейтенант…

— Уилер, — подсказал я.

— А я Клайд Рэдин, — без всякой на то необходимости представился он, — а это Мари Галлант. — Он кивнул в сторону рыжеволосой, которая тем временем не спеша натягивала юбку.

Она на мгновение остановилась, осторожно выплюнув оставшиеся булавки на стол, затем оправила юбку на бедрах и застегнула пояс.

— Приветик, настоящий лейтенант Уилер из службы шерифа, — беззаботным тоном произнесла она. — Так в чем дело? Пришли меня арестовывать?

— Я хотел бы поговорить с вами о вашей подруге — о Вирджинии Мередит.

— О Господи! — Мари состроила гримаску. — Она что, вляпалась в какие-то неприятности? Что с ней?

— Убита сегодня, в четыре часа утра, — как можно более официальным тоном произнес я.

Ее лицо мгновенно стало серьезным.

— Как это произошло?

— Она была заколота ножом, — ответил я. — Мне уже пришлось разговаривать с ее отчимом и его секретаршей у них дома, а потом с мистером Уолтерсом в его офисе.

Все они утверждают, что она путалась с кем попало. По словам Уолтерса, вы были ее лучшей подругой. Так, очевидно, вы сможете рассказать мне о ее дружках лучше, чем кто-либо другой?

Слегка поколебавшись, она облизнула розовым язычком очаровательную нижнюю губку, затем бросила быстрый взгляд в сторону модельера.

— Хорошо… — Она снова облизала губы. — Не уверена, что смогу вам особенно чем-то помочь, лейтенант, но постараюсь.

— Благодарю за намек, детка, — холодно произнес Рэдин. — Несомненно, лейтенант настоящий профессионал, когда дело касается таких многозначительных взглядов — я бы сказал, чересчур многозначительных, не так ли? И тебе это известно не хуже моего, поэтому ты так и посмотрела на меня, а?

— Клайд, пожалуйста. — Она устало прикрыла веки. — Давай не будем устраивать из этого сцену. У меня на нее просто нет сил.

— Своим многозначительным взглядом Мари пыталась тактично намекнуть — уверен, вы, очевидно, сами об этом догадались, лейтенант, — что к числу ее дружков принадлежал и я.

— Это правда? — спросил я.

— О, совершеннейшая! — Он хохотнул. — Вирджиния Мередит была самой потрясающей шлюхой, когда-либо жившей в этом вонючем городишке. Жаль, что она мертва, теперь у нас с ней не будет таких восхитительных ночей на сеновале!

— Клайд! — раздраженно одернула девушка. — Пожалуйста, прекрати говорить о Вирджинии в подобном тоне!

— Э, да ты, детка, просто отравлена предрассудками! — Он состроил гримасу. — И теперь, когда бедняжка Вирджиния мертва, мы не должны говорить о ней мерзости, даже если это правда, да? У тебя, дорогуша, просто не хватает мозгов, чтобы сообразить, что для меня это самая веская из причин не желать Вирджинии смерти. Но, я уверен, лейтенант и сам это понимает?

— Только при наличии некоторых подтверждающих фактов, — произнес я. — Таких, как, например, железное алиби на время убийства.

— Вы меня разочаровываете, лейтенант! — Он энергично тряхнул головой, и седые волосы упали ему на лоб. — Полагаю, что моего логичного — с мужской точки зрения — объяснения будет вполне достаточно.

— Нет, — ответил я, — не достаточно.

— Ну хорошо… — Он застыл в позе мыслителя из того же дешевого фарса. — Дайте мне подумать. Что же именно я делал вчера ночью? А может, мне вообще не стоит отвечать вам, пока я не проконсультируюсь у своего адвоката?

— Вряд ли ты сможешь это сделать, Клайд, — ехидно заметила Мари Галлант. — Ты ему до сих пор не отдал долг — забыл, дорогой?

— Ты права, Мари. — Вздохнув, модельер покачал головой. — Это просто возмутительно, что такие досадные мелочи, как деньги, могут встать между мною и адвокатом в самый неподходящий момент! Итак, полагаю, мне не остается ничего другого, как сознаться и очистить, так сказать, свою душу, как обычно говорят девушки посетителям турецких бань.

— Это вовсе не смешно, Клайд, — раздраженно прервала его Мари. — Если тебе еще не ясно, то посмотри на лицо лейтенанта! У него вот-вот лопнет терпение.

С любопытством глянув в мою сторону, модельер торопливо откашлялся.

— Хорошо, лейтенант. Насколько я помню, вчера я допоздна работал в ателье, затем лег спать.

— Где?

— Прямо здесь. — Он кивнул в сторону двери в дальней части комнаты. — У меня там убогая подстилка, которая вполне отвечает моим спартанским запросам и одновременно избавляет от необходимости платить отдельно за аренду квартиры.

— Вы легли спать один? — спросил я.

— Это была одна из самых безрадостных ночей в моей жизни, — признался он. — Мой пламенный талант постоянно требует вдохновения. Но в настоящий момент божественная искра, озаряющая меня, куда-то подевалась, и дела идут хуже некуда. Душа моя пребывает в депрессии и жаждет уединения, которое смогло бы принести утешение моему разбитому сердцу и дало покой истерзанным нервам!

— Значит, у вас напрочь отсутствует алиби?

— Полагаю, что вы вправе так считать, — великодушно согласился он.

— Когда вы в последний раз видели Вирджинию Мередит?

— Так, сегодня вторник… — Он немного подумал. — Значит, в субботу ночью, точнее, в воскресенье утром.

Я выскользнул из ее спальни где-то около пяти утра, а затем благополучно вернулся на свою подстилку, прямо сюда. — Он как-то неприятно усмехнулся. — Конечно, все держалось в большом секрете между нами двумя: так это и должно было оставаться и впредь.

— Почему? — поинтересовался я. — Она боялась, что об этом пронюхает ее отчим?

— Вы смеетесь? — Рэдин грубо загоготал, что должно было, по-видимому, означать неподдельное веселье. — Вирджинии было глубоко плевать на то, что думал о ней старый осел, — ее не задевали даже самые непристойные прозвища, которыми он награждал ее!