Александр Граков - ОХОТА НА КРУТЫХ
— А-ах! — Парень начал гнуться от жесткою удара в солнечное сплетение, а Михай выворачивал из его руки револьвер с набалдашником глушителя. И тут же резко двинул ногой по приоткрытой двери прохода. Она захлопнулась, смачно приложив кого-то по ту сторону.
— Вот так! Ноу смокинг! — с удовлетворением констатировал он, разглядывая револьвер, и, услышав со стороны того, с короткой стрижкой, щелчок пружинного ножа, с маху приложил рукоять револьвера к его виску. Парень дернулся и завалился вбок по стене.
Сзади щелкнула дверь его вагона. Михай резко обернулся и... глушитель уперся в упругую девичью грудь.
— Миша! — воскликнула Олеся и тут же: — Ой, что же это?
— Твои знакомые! — успокоил ее Михай, нащупывая пульс на шее парня. — Боюсь, теперь мне надо сказать «ой»!
— Он что, мертвый? — ужаснулась Олеся.
— И как ты догадалась? Только не надо патетики: «лучше бы на его месте была я» — и всего такого прочего.
Он зашел в переходный тамбур. Там лежал еще один, вернее — полусидел. И — тоже без признаков жизни.
— Я сейчас, мигом. Подожди здесь! — Сунул ей в руки револьвер. — Увидишь еще кого из «знакомых» — стреляй без предупреждения. Да, а ты стрелять-то хоть умеешь?
— Я с тобой, Миша! — уцепилась за его руку Олеся, игнорируя заданный вопрос.
— Ну ладно, пошли!
Они быстро вернулись в купе, и Михай, порывшись в «дипломате», извлек из него трехгранный штырь с ручкой.
— Запрись и никого не впускай. Кроме меня, конечно!
Вернувшись в тамбур, вставил штырь в замочную скважину и... входная дверь распахнулась, впустив дождевую морось, свежий прохладный воздух и грохот вагонных колес. Михай не мешкая подтянул к проему парня с короткой стрижкой и вытолкнул наружу. Затем вытащил из перехода второго и, не разглядывая его, спустил следом. Отправил туда же валявшийся на полу пружинный нож, взяв его за рукоятку через носовой платок. Вытащил из-за пояса пистолет с глушителем, тщательно протер его тем же платком и, сожалеюще поцокав языком, швырнул туда же — в ночь. Закрыл дверь, прислушался. Тишина.
— Ну удивительно спящие вагоны! — вторично за эту ночь вырвалось у него. — Вот и все пока! Можно сказать — еще раз повезло.
Михай прикурил и жадно затянулся. Докурив, вернулся в купе.
— Собирайся!
Олеся пристально глядела на него.
— Ты не коммерсант! И мне надо в Москву, а не в какой-то вонючий Донбасс!
— Ну, женщины, вас не поймешь! То ей за границу надо, то в Москву. Впрочем, это твое личное дело. Я схожу в Николаевке, — и он начал надевать кожаный пиджак. Затем защелкнул «дипломат» и, подняв диванную крышку, достал кожаную сумку с блестящими застежками. И взялся за ручку двери.
— А я? — голос Олеси зазвенел от напряжения.
— А что ты? Встретишься в белокаменной с папочкой, покаешься, скажешь, что больше так не будешь, и заживете вновь тихо-мирно.
— И ты веришь в то, что говоришь? После всего, что произошло?
— А что произошло? — посерьезнел Михай. — Ничего не произошло. А то, что привиделось тебе в кошмарном сне, забудь, вычеркни из памяти! И меня, кстати, заодно. Считай, что я тоже тебе приснился.
— Нет, не посчитаю! Мне сейчас как никогда нужно крепкое мужское плечо, чтобы на него опереться. А ты, защитив, подло бросаешь меня на полдороге. Так не поступают честные и благородные мужчины, к которым ты себя, без сомнения, относишь!
— Да кто ты в конце концов такая, чтобы устраивать мне почти семейные сцены? — возмутился Михай. — Подкидыш какой- то. Да еще влип из-за тебя в «мокруху»! Меня теперь этот поезд довезет или к виселице, или к расстрельной стенке. И все по твоей милости! Кстати, тебе за пособничество в убийстве тоже статья светит. И немалая! Так что хочешь со мной идти — пошли, вместе добираться до Москвы будем. У меня на сердце спокойнее будет — никому ничего не сболтнешь. А не хочешь — катись колбаской дальше! Но учти, если они уж решили тебя пришить — сделают на все сто процентов, можешь не сомневаться. Я уже понял — эти, из «крутых», играют по-крупному. Так что не на этой станции, так на следующей из купе вполне могут вытащить твой хладный труп! — пугнул он Олесю напоследок.
Подействовало. Вытащила свой кожаный чемоданище и уставилась на Михая.
— Выйди, пожалуйста, мне переодеться надо!
Он пошел на перекур в тот же тамбур. Оглядел все напоследок тщательно, не забыв про переход. Везде чисто, никаких следов крови.
... На станции Николаевка Донецкой железной дороги к вагону номер девять от стоящего неподалеку на привокзальной площади «мерседеса» метнулись трое плотно сбитых парней в ветровках. Осмотрев пустое купе, переглянулись и забарабанили в закрытую дверь купе проводника. Оттуда высунулась заспанная физиономия.
— Ну чего тарабаните! Тут никто не выходит и не заходит! И вообще, пока не проедем Украину...
— Послушай, друг! — Один из парней сунул за пазуху проводнику стодолларовую купюру. Дверь мгновенно откатилась в сторону.
— Я вас внимательно слушаю!
— Тут девушка должна была ехать, в этом вагоне. В среднем купе! Ну, такая... «упакованная».
— Как же, помню, помню! — зачастил проводник. — Ее в Чопе подсадили.
— Не знаю, в Чопе или в жопе. Мне сейчас важно одно — куда она делась?
— Да спит небось, ночь ведь. Им обоим до самой Москвы!
— Сам ты спишь, козел сраный! — не выдержав, громыхнул старший тройки и схватил проводника за горло. — Говори, падла, где ссадил девку? И кто с ней в купе ехал? А ты, Федь, смотайся в соседний вагон и поищи там наших: Серого и Повидло. Тоже, суки, небось дрыхнут без задних ног, — обратился старший к одному из двоих.
— Ребята, на чем хотите поклянусь — нигде они не просились у меня, чтобы выпустил! А с девчонкой вашей здоровый такой венгр ехал, вернее — он закупил купе от самого Будапешта, а его уговорили взять в Чопе эту дамочку, — проводник уже понял, с кем имеет дело, и стал белее простыни, на которой спал до этого. Старший оценил его состояние и отпустил горло.
— Ладно, только в штаны не наложи, а то потом разговаривать с вонючим противно будет. Оставлю тебе сотню, если скажешь, давно ли ты их видел в вагоне.
— А две станции назад выходили на минутку: мужик покурить, а дамочка ваша, извините, в туалет, — проводник понял, что соврать в этой ситуации для него — святое дело. Скорее отстанут.
Подбежал Федя, которого послали в соседний вагон.
— Витек, там их нет!
— Как нет? Да что же это за паскудство? Тех нет, эти отсутствуют... Ни хрена не понимаю! Пусть шеф сам разбирается в этом кроссворде! Куда пошли! — рявкнул Витек на приятелей, взглянув на часы. — Поезд стоит еще десять минут. Прочесать все вагоны до отхода! Ты, — он ткнул в Федю, — в ту сторону, а мы — в противоположную.
Вскоре их и след простыл. Проводник с облегчением перевел дух, вытащил из-под майки стодолларовую купюру, любовно разгладил на столике и, внезапно плюнув, скомкал и запустил ею в приоткрытую дверь купе. Это была отличная ксерокопия...
Проводник во втором вагоне от головы поезда стоял возле приоткрытой двери тамбура и чесал пятерней в затылке.
— Вот зараза! Забыл-таки запереть на предыдущей стоянке! А все тот шахтер со свадьбы — выпей еще да выпей еще... Вот и допился, мать твою! Поскорей запереть, пока никто не вывалился. Уволят к чертям собачьим.
Заперев дверь, он прошел в свой закуток и, пошарив под нижней полкой, извлек оттуда початую бутылку «Российской». Налил в стакан, и только прицелился опрокинуть его — испытать радость похмелья, как дверь — хрясь! — распахнулась и в купе ворвались двое здоровых ребят.
— Батя, у тебя никто не выходил на этой станции?
— Слава Богу, до Луганска могу отдыхать. А что?
— А ничего! Причащайся на здоровье! — И парни исчезли так же внезапно, как появились.
Проводник выдохнул. Лаканул зелье и застыл умиротворенно, ощущая, как живительная влага рассасывается по организму. Состав плавно дернулся и пошел от станции.
— Ты куца меня тащишь? — в темном проулке за привокзальным рестораном Олеся резко выдернула свою руку из руки Михая. Тот, воспользовавшись случаем, поправил на плече кожаную сумку.
— Куда надо, туда и тащу! И давай поживее, если хочешь следы замести. Я же тебе говорил, что уже бывал в этих местах. Так вот, еще через квартал отсюда будет гостиница.
— А может, ты хочешь меня затащить куда-нибудь в уголок потемнее, изнасиловать и ограбить?
— Ты была замужем? — внезапно спросил ее Михай.
— Была, — машинально ответила Олеся. — А какое тебе, собственно говоря, дело?
— А такое, что изнасилованием замужнюю женщину напугать очень трудно. Для очистки совести конечно будет орать «помогите», но только вполголоса или шепотом, чтобы никто не услышал. А ограбить тебя я мог еще там, в вагоне. И вообще, ты мне порядком надоела своими капризами. Или иди за мной, или возвращайся к тем из «мерседеса».
