Росс Макдональд - Человек из-под земли
— И снял?
Он грустно покачал головой.
— Я только раз там был… Она не хочет, чтобы я снимал девочек…
Его взгляд обогнул меня и задержался на матери.
— Я — твоя девочка, — весело сказала она, — а ты — мой парень!
Усмехнувшись, она подмигнула ему, но в глазах ее стояли слезы.
— А что случилось с твоим париком, Фриц? — спросил я.
— Не зна-аю… Я спрятал его под матрас, а кто-то забра-ал…
— Наверное, Элберт Свитнер, — вмешалась его мать. — Он был в нашем доме на прошлой неделе…
— Он пропал намного раньше, почти месяц назад… Я только раз вышел в нем к девочкам…
— Мы вышли, — поправила его мать.
— Мы вышли, — повторил он.
— Ты уверен, Фриц? — спросил я.
— Да-а…
— А ты случайно не поехал вечером в субботу в Нортридж и не надел его на Элберта Свитнера?
— Не-ет…
— И его не было на тебе в субботу утром в каньоне? Когда ты пырнул ножом Стенли?
— Я любил Стенли. Зачем мне было бить его ножом?
— Потому что он пытался откопать тело своего отца. Не ты ли убил также и его отца?
Он быстро-быстро закрутил головой.
— Прекрати, Фриц! — сказала его мать, — тебе будет плохо.
Он застыл, свесив голову, словно со сломанной шеей. Потом заговорил:
— Я похоронил капитана Броудхаста и сказал вам об этом, мистер. Но Стенли я не пырнул. Я в жизни никого не пырнул ножом!
— Не пырнешь, — поправила его миссис Сноу, — никого в жизни не пырнешь ножом.
— Никого не пырну ножом… — повторил он. Ни капитана Броудхаста, ни Стенли, ни… — он поднял голову. — Кто был третьим?
— Элберт Свитнер.
— Его тоже не пырнул.
— Не пырнешь! — поправила мать.
Я повернулся к ней:
— Позвольте ему самому от себя говорить, миссис!
Мой резкий тон придал ее сыну смелости.
— Да, позволь мне самому от себя говорить!
— Я хотела только тебе помочь…
— Да-а, ты хотела… — однако в его голосе была нотка сомнения, она усиливалась, хоть он и продолжал сидеть на краешке кровати, словно подбитая птица. — Куда же подевался мой парик и все остальное?..
— Кто-то взял его, — сказала она.
— Элберт?
— Может, и Элберт.
— Я тебе не верю! Это ты сама взяла!
— Ты говоришь глупости!
Его глаза поползли вверх, к ее лицу, медленно, словно два ползущих по стене червяка.
— Это ты их стащила из-под матраса! — он стукнул кулаком по постели для подтверждения своих слов. — Я не такой дурак!
— Но глупости говоришь. Зачем мне твой парик?
— Потому что ты не хочешь, чтобы я снимал девочек. Ты ревнуешь!
Она резко рассмеялась, но в этих звуках не было ни тени веселья. Я взглянул на ее лицо — оно пошло пятнами и застыло, словно парализованное.
— Мой сын взволнован, — сказала она, — он плетет глупости!
Я повернулся к Фрицу.
— Почему ты считаешь, что это мать взяла твой парик?
— Сюда больше никто не заходит, только мы с ней. Я сразу понял, что это она.
— Ты спрашивал ее?
— Я боялся…
— Мой сын никогда меня не боялся! — заявила миссис Сноу. — Он прекрасно знает, что я не брала этот идиотский парик! Должно быть, его взял Элберт Свитнер. Я сейчас припоминаю, он был тут месяц назад…
— Простите, миссис, но месяц назад он сидел в тюрьме. Вы уже достаточно свалили на Элберта, — в повисшей тишине было слышно наше дыхание. Я повернулся к Фрицу:
— Ты мне говорил, что это Элберт велел тебе похоронить капитана Броудхаста. Ты на этом настаиваешь?
— Элберт при этом был, — поколебавшись ответил он, — он спал в сарае, за охотничьим домиком… Он говорил, что проснулся от выстрела… Хотел увидеть, что будет дальше… Он помог мне копать, когда я пригнал бульдозер…
Миссис Сноу, протиснувшись мимо меня, встала над Фрицем:
— Но ты же не отрицаешь, что Элберт велел тебе сделать это?
— Не-ет… Это ты мне велела… Ты сказала, что об этом просит Марта…
— Это Марта убила капитана Броудхаста? — спросил я.
— Не зна-аю… Меня там не было. Мамочка разбудила меня среди ночи и сказала, что я должен хорошенько закопать его, иначе Марту приговорят к смерти… Посадят ее в газовую камеру… — он обвел взглядом стены тесной комнатки, словно и сам был в газовой камере и ждал смерти. — Она велела мне свалить все на Элберта, если кто спросит…
— Ты с ума сошел! — взорвалась миссис Сноу. — Я тебя брошу на произвол судьбы, если будешь рассказывать такие гадости! Тебя посадят в тюрьму или сумасшедший дом!
«Кто знает, не окончат ли там свои дни эти двое», — подумал я, а вслух сказал:
— Не давай себя запугать, Фриц! Тебя не посадят в тюрьму за то, что тебе приказала делать мать.
— Я не позволю! — выкрикнула она. — Вы восстанавливаете против меня сына!
— Это самое лучшее, что я могу сделать, миссис. Под видом опеки вы сделали из него козла отпущения.
— Должен же кто-то опекать его… — ее голос зазвучал хрипло и печально.
— Наверное, посторонний человек отнесся бы к нему лучше, — я обратился к Фрицу: — Что случилось утром в субботу, когда Стенли взял у тебя мотыгу и лопату?
— Взял мотыгу и лопату… — повторил он. — Когда он уехал, я заволновался и пошел наверх, посмотреть, что он делает. Стенли копал в том самом месте, где был похоронен его отец…
— И что ты сделал?
— Вернулся на ранчо и позвонил ей, — его влажные зеленые глаза остановились на матери. Она выдавила из себя какой-то странный тихий звук, перешедший в шипение.
Не обращая на нее внимания, я спросил:
— А что ты делал в субботу вечером, Фриц? Ездил в Нортридж?
— Не-ет… Я весь вечер лежал в постели…
— А где была твоя мать?
— Не зна-аю… Она дает мне снотворное, когда оставляет меня вечером одного…
— Элберт звонил в субботу вечером?
— Да-а… Я снял трубку, но он хотел поговорить с ней…
— О чем они говорили?
— О деньгах. Она сказала, что у нее нету…
— Да заткнешься ты или нет!
Миссис Сноу замахнулась на сына. Хоть он был больше, моложе и наверняка сильнее ее, но отскочил и, поскуливая, сжался в углу кровати. Я схватил женщину за руку, вытолкнул ее в кухню и закрыл двери комнаты, где Фриц зашелся истерическим плачем. Она облокотилась на кухонный столик рядом с раковиной и крупно дрожала, словно в доме вдруг стало холодно.
— Это вы убили капитана Броудхаста, миссис?
Она молчала, словно парализованная обрушившимся на ее голову позором, отнявшим у нее дар речи.
— В ту роковую ночь вы не остались на ранчо, а отправились следом за миссис Броудхаст и Стенли к охотничьему домику, нашли там потерявшего сознание капитана и добили его ножом. Потом вы на машине поехали домой и велели сыну зарыть его вместе с автомобилем. К несчастью, Элберт Свитнер знал, где он похоронен и на прошлой неделе вернулся, чтобы этим воспользоваться. Вечером в субботу, когда Стенли не приехал с деньгами, Элберт позвонил сюда, чтобы выжать из вас хоть немного денег. Вы поехали в Нортридж и убили его.
— Как я могла убить его, такого большого и сильного?!
— Он был очень пьян, когда вы приехали. Кроме того, он не догадывался, что с вашей стороны ему может что-то грозить. Стенли тоже об этом не догадывался, не так ли? Она несколько раз открывала рот, но не могла выдавить ни звука.
— Я понимаю, почему вы убили Элберта и Стенли, — продолжал я, — чтобы скрыть то, что вы совершили много лет назад. Но почему должен был умереть капитан Броудхаст?!
Она искала моего взгляда своими мутными, словно грязное окно, глазами, в глубине которых что-то блеснуло.
— Он лежал полумертвый, в луже крови… Я только прекратила его муки… — ее стиснутая в кулак рука конвульсивно дрогнула, невольно повторяя смертельный удар. — Я сделала бы то же самое для погибающего зверя…
— Нет, миссис вы не из жалости убили его!
— Вы не имеете права называть это убийством! Он получил по заслугам! Это был негодяй! Обманщик, развратник! Он сделал ребенка Марте Никерсон, а вину свалили на моего сына! С той поры Фредерик сам не свой…
Спорить с ней не имело смысла. Она принадлежала к тем параноическим натурам, которые способны во всем обвинить других, ни в чем не виня себя. Свою злобу она считала лишь порождением окружающей действительности. Я подошел к телефону и связался с полицией.
Я еще держал трубку в руках, когда миссис Сноу двинулась в мою сторону мелкими балетными шажками в такт какой-то шальной мелодии, слышимой только ею. Я схватил ее за кисти. Женщина оказалась удивительно сильной, но ее хватило не надолго, нож со звоном упал на пол. Я крепко взял ее сзади за локти и держал так до появления полиции.
— Вы хотите опозорить меня перед соседями, мистер! — злобно крикнула мне она.
Но я был единственным свидетелем того, как ее вместе с Фрицем увозили в кузове полицейской машины, отгороженной от водителя решеткой. Двигаясь за ними по залитой водой улице к полицейскому участку, я размышлял о том, как часто у трагедии, казавшейся почти античной, бывает обыкновенный люмпенский финал. Полицейским из следственного отдела я изложил все более прозаично.
