Ричард Пратер - Шеллшок

Стив раскрыл ее, извлек черно-белую фотографию формата девять на двенадцать и протянул ее мне.

— Он самый, — подтвердил я. — Он тоже связан с Альдой Чимарроном, не так ли?

— Да, и очень тесно. Он является президентом совета директоров «Медигеник Госпитал», главный попечитель которого, как ты догадываешься, — Чимаррон. Кроме того, доктор Блисс является коинвестором Чимаррона в ряде других предприятий, вполне законных, насколько мне известно. В нашем досье на него нет никакого криминала. В прошлом тоже не привлекался.

— Теперь считай, что есть. Не забудь добавить к его безупречной биографии факт соучастия в покушении на некоего частного детектива и его подругу. Как видишь, у меня добавилась еще одна причина нанести визит Альде Чимаррону.

— Только повторяю: будь предельно осторожен. Он не просто отвратный тип, но и самый опасный в городе, если не во всем штате.

— Уж это обязательно. — Я пожал Стиву руку и вышел.

Глава 13

Пара звонков в «Чимаррон Интерпрайсиз» и «Медигеник Госпитал» оказались безрезультатными. Альду Чимаррона не удалось застать нигде, равно как и доктора Филиппа Блисса. Последний, как мне сообщили, находится за пределами штата. Поэтому я направился в загородный дом Чимаррона в Парадайз Вэлли без предварительного телефонного звонка. Если повезет, я надеялся застать большого босса там, а коль он там, то не было смысла оповещать его о моем предстоящем визите. Пусть это будет для него неприятной неожиданностью.

Городок Парадайз Вэлли — это далеко не райский уголок, расположенный на шестнадцати квадратных милях облагороженной пустыни, и большинство его жителей не склонно превращать его в оазис. Каждая вилла занимает не менее полугектара, а роскошные загородные резиденции, вилла Чимаррона в том числе, во много крат больше. В досье, собранном на него «Экспозе», я видел фотографию его дома и схему всего поместья, так что знал, что этот нехилый домишко расположен на участке площадью 1,2 гектара, а практически в несколько раз большей, поскольку участок этот окружают не принадлежащие ему свободные земли, которые в любой момент могли стать его собственностью.

В записанном мной адресе было указано Дэйзерт Парк Плейс. Сверившись по карте города, я вновь выехал на Линкольн-драйв, мне нужно было ехать на запад, в сторону, противоположную той, в которую я и Спри ехали прошлой ночью, направляясь на виллу Романеля. Утренняя прогулка доставляла мне несравненно большее удовольствие, поскольку мой маршрут пролегал между живописной Мамми Маунтин справа и еще более величественным горным массивом Кэмелбэк Маунтин слева, мимо Маунтин Шэдоуз Ризорт, где я когда-то останавливался во время командировки по делу Эль Чорро.

Я весело катил вперед, ощущая легкое напряжение мышц живота при мысли о том, что находился не более чем в полукилометре от дома Романеля, где к этому часу местная полиция уже наверняка закончила физическое обследование места преступления и увезла труп Китса в городской морг.

На Татум-бульваре я свернул направо, проехал километр и повернул налево на Футхэл-драйв. Спустя несколько секунд я разыскал Дэйзерт Парк Плейс, примостившееся у подножия невысоких холмов. Проехав пару сотен метров по узкой асфальтированной дорожке, я увидел впереди большой буро-коричневый, как кровь Китса, запекшаяся на светлом ковре, дом Альды Чимаррона. Прямо за ограждением частного владения начинались невысокие горы или высокие холмы, составлявшие основу местного пейзажа. Сама вилла стояла на карабкающемся вверх склоне, возвышаясь над расположенными поблизости домами. Этот домик о десяти спальнях в трех уровнях выходил фасадом на Парадайз Вэлли и Скоттсдейл и стоил не менее миллиона.

К дому вела серая бетонная подъездная дорожка, скрывавшаяся позади него. На дальнем краю участка, параллельно ограде, шла грунтовая дорога, на которой вряд ли бы смогли разъехаться две машины. След ее терялся между близлежащими холмами. Дорога, ведущая в никуда.

Я поднялся по подъездной дорожке, припарковался на асфальтированной площадке перед домом и направился по гравийной тропинке к высокому крыльцу, за которым виднелась массивная трехметровой высоты дверь. Заметив внушительных размеров звонок, я легонько ударил по нему кулаком. Внутри дома раздался простуженный металлический скрежет, на который однако никто не отреагировал. Я обошел дом сзади и обнаружил бассейн в форме циррозной печени. На его краю стояла пара шезлонгов, накрытых пестрыми подушками. И ни единой живой души.

Узкая тропинка, обозначенная наполовину врытыми в землю старыми покрышками, вела от заднего края бассейна в сторону усыпанного валунами холма. Выше метров на двадцать она оканчивалась небольшим отдельным панто, или зацементированной площадкой, на которой стоял низкий белый пластмассовый стол, три таких же плетеных стула, большая закопченная шашлычница и массивный деревянный бар-стойка с парой пузатых бутылок. От жаркого солнца платформу защищал парусиновый тент.

Четвертый стул стоял поодаль от стола и на нем восседал крупный мужчина с широченными покатыми плечами. Он всматривался в противоположную от меня сторону и явно не подозревал о моем появлении. Я обошел бассейн, поднялся по посыпанной гравием тропинке и остановился в паре метров за его спиной. По необъятной спине и мясистому складчатому загривку можно было предположить, что передо мной Альда Чимаррон. Его правая рука была вытянута, но из-за туловища мне не было видно, что он в ней держал. Он отвел руку в сторону, и я увидел в его вытянутой руке то ли длинноствольное ружье, то ли длинноствольный стендовый пистолет 22-го калибра. Мне был виден только длинный ствол, так как остальная часть пистолета утонула в огромной ручище.

Человек продолжал поворачиваться всем туловищем, целясь во что-то далекое и невидимое справа от него и… меня. Я посмотрел в направлении предполагаемого выстрела и увидел метрах в тридцати-сорока на склоне холма быстрое движение какого-то зверька. Там спасался бегством кролик или белка. Впрочем, это вполне могла быть перепелка или куропатка Гэмбелла, поскольку мне оттуда было плохо видно.

Мужчина практиковался в стрельбе по живой бегущей мишени, однако звука выстрелов я, как ни старался, не слышал. Только вдали вздымались фонтанчики пыли.

Признаться, мне было странно и немного жутковато наблюдать за этими упражнениями, не слыша не только звуков обычного выстрела, но даже шлепков, которые издает пистолет с глушителем.

Мужчина вернулся в исходное положение, положил страшное оружие себе на колени и склонился над ним, видимо, перезаряжая. Я сделал еще шаг, скребнув подошвой о цементную палубу. Стрелок невозмутимо повернул ко мне массивную голову и окинул безразличным взглядом, в котором отразилось узнавание. Нет, он не вскочил от неожиданности, не дернулся, даже не вздрогнул. Только повернул голову и вперил в меня неприятный взгляд. Это точно был Альда Чимаррон, и глаза его были пусты, безжизненны и холодны, как тюремный барак в Сибири. Взгляд его был дружелюбен, как корь.

Я остановился в метре от его кресла и спросил, косясь на его оружие:

— Мистер Чимаррон?

Он явно не спешил с ответом, вернувшись к первому занятию. Держа необычный пистолет в правой руке, он неторопливо щелкнул затвором, извлек пустую гильзу, раскрыл мясистую ладонь с тремя зажатыми в ней патронами, отобрал один толстыми пальцами и вставил его в затвор. Закрыл затвор и зафиксировал курок на предохранитель. Таким образом, короткоствольный пистолет-карабин был заряжен, но не мог выстрелить до тех пор, пока его не снимут с предохранителя, конечно, если его механизм действовал.

Наконец человек лениво произнес, насколько лениво, настолько и грубо:

— Да, я Альда Чимаррон. А ты что за гусь и какого хрена тебе надо?

Голос его был под стать металлическому скрежету его дверного звонка. Чимаррон был здоров, даже здоровее, чем я предполагал. Для его описания больше подходил термин «монолитно-необъятный». Одет он был в ту же униформу, в которой Уистлер видел его на шахте. В его впечатляющем внешнем облике особенно поразили его маховики, оканчивающиеся двумя кувалдами, которыми было впору забивать речные сваи. Но они соответствовали остальным компонентам тела: быкообразному туловищу, расширявшему безразмерную рубашку с открытым воротником, ногам-тумбам, обтянутым белыми парусиновыми шортами, из каждой штанины которых можно было сшить костюм для человека средних размеров. Талии не просматривалось, равно как и шеи. Его тыква была посажена прямо на плечах борца сумо.

Весил он не менее 140 килограммов, может, поболее. Сидя в несоответствующем его габаритам кресле (было удивительно, как он только втиснул в него свою широкую задницу), Чимаррон был похож на страдающего запорами Будду. Нельзя сказать, чтобы он представлял собой «гору мышц» в обычном понимании этого слова, однако в недрах этой потеющей жиром из всех пор туши таилась неимоверная сила и энергия, дремлющая, как Везувий. Непомерно большая приплюснутая сверху голова была лысой посередине, со спутанными длинными грязно-коричневыми лохмами, ниспадавшими на низкий лоб и слоновые уши.