Стив Мартини - Лучший телохранитель – ложь

— Я и не поеду. — Даниэла видела, что Катя возбуждена и испугана.

— Думаю, я сделаю все, что тебе нужно. Моя мать, двоюродная сестра. Отец умер, значит, он не считается, ведь так?

— Так, — кивнула Даниэла. — Только живые родственники. Но тебе придется рассказать и о родителях своих родителей.

— Никаких проблем. Думаю, что мои адвокаты будут не против. Я уверена, что, если бы они знали, зачем я это делаю, сами предложили бы мне так поступить.

— Да, но я тебе сказала, что ты не должна обсуждать это с ними, — надавила Даниэла. — Ты поняла?

— Не буду. Обещаю, — сказала Катя. — Я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы создать для тебя неприятности. Это будет нашим секретом, о котором знаем только ты и я.

— Я понимаю. Просто немного нервничаю.

— Ты уверена, что твой адвокат сможет сделать это? Я имею в виду перевести нас в то место для «почетных заключенных».

— Это ферма. — Даниэла просто лучилась от удовольствия, когда произносила это слово.

— Да, я поняла, ферма. Думаешь, у нас получится?

— Я уверена. — Даниэле не хотелось давать подобные обещания. Она сознавала, что, если Райтаг или Торп побудут с Катей наедине в течение хотя бы десяти минут, они, как и Даниэла, сразу же придут к пониманию того, что Кате Солаз ничего не известно об этой пропавшей атомной бомбе. Надо крепко сидеть на игле, чтобы, будучи террористом и планируя ядерную атаку, посвящать такого человека, как она, в свои планы. Конечно, оставалась еще возможность, что Катя знала, где находится ее дед, если тот все еще был жив. — Значит, ты всегда жила в Коста-Рике? — спросила Даниэла.

— Да. Я там родилась.

Водитель устроился на своем месте, охранник закрыл, а потом и запер на замок металлическую ячеистую перегородку, которая отделяла заключенных от водительского отсека. Водитель нажал кнопку на приборной доске, лязгнул гидравлический замок, и передняя дверь в салон автобуса захлопнулась. Охранник потянул за ручку, и четыре стержня из закаленной стали скользнули в пазы, заклинив тяжелую металлическую дверь.

— А твоя мать тоже родилась в Коста-Рике?

— Да.

Когда дизельный двигатель, заурчав, заработал, под сиденьями прокатилась дрожь. Через секунду автобус уже катил по дороге.

— Ну, тогда все должно быть очень просто, — продолжала Даниэла. — Ведь вся твоя семья, похоже, проживает в Коста-Рике. — Теперь она смотрела, клюнет ли Катя на эту приманку. Катя не клюнула. — А родители твоей матери? Они тоже родились в Коста-Рике?

— Нет, — ответила Катя. — Моя бабушка родилась на Кубе. А мой дедушка родился в России.

— Правда? — Даниэла с улыбкой повернулась в ее сторону. — Очень интересно. Где же они встретились?

— На Кубе.

— Очень романтично, — подыграла Даниэла. — Эти страны так далеко друг от друга.

— Да, наверное.

— А они, я имею в виду родителей твоей матери, до сих пор живы?

— Нет. Вернее, я не знаю точно.

— Не понимаю.

— Моего деда нет в живых. Он умер много лет назад. Насчет бабушки я не уверена.

— Как это?

— Это длинная история.

— А у нас полно времени. Все равно ехать далеко.

— Ну, мой дедушка… как вы говорите, когда кто-то давно не живет с вами?

— Стал чужим, отдалился.

— Вот именно. Он отдалился от нашей семьи много лет назад. Когда я была маленькой, всегда думала о своем деде как о паршивой овце.

— Почему же? — рассмеялась Даниэла.

— Потому что моя мать никогда не говорила о нем. Девочкой я спрашивала ее, а она всегда переводила разговор на что-то другое. Или находила для меня занятие. Я понимала, что много лет назад он, наверное, сделал что-то не так.

— Ты хочешь сказать, он совершил что-то противозаконное? — уточнила Даниэла.

— Нет-нет, я не это имела в виду. — Катя испуганно посмотрела на подругу. — То есть я надеюсь, что все это не будет препятствием для моего перевода на ферму, ведь так?

— Конечно же нет! — воскликнула Даниэла. — Единственное, чего они хотят, — это чтобы ты все описала очень правдиво и с подробностями. Они вовсе не собираются обвинять тебя в том, что могли совершить твои родители или родители родителей.

— Хорошо. Я хотела сказать, что, конечно, могло случиться, что он нарушил закон, но я так не думаю. Наверное, речь шла о чем-то другом.

— О чем же?

— Ну, я думаю, что у него могла появиться другая женщина, — уточнила Катя.

— Другая женщина? — переспросила Даниэла.

— Да, наверное. Или что-то еще более серьезное. Может быть, у моего деда был ребенок от той женщины.

— Ты так думаешь?

— Да. Это звучит глупо, но я знаю свою мать. Если бы вся его вина заключалась в том, что он нарушил закон, она давно бы простила его.

Даниэла снова захохотала.

Катя улыбнулась:

— Ты смеешься, а я однажды спросила ее, почему мы никогда не видели деда и она не хочет о нем говорить? Были ли у моего деда проблемы с законом? И знаешь, что она ответила?

— Нет, что же?

— Она сказала, что для ее отца законом была злая русская мать, та, что стала его повелительницей, подчинила себе всю его жизнь.

— Понимаю. И ты решила, что та ревнивая госпожа была другой женщиной, — проговорила Даниэла.

— Конечно. А что еще это могло быть?

Для Кати это высказывание сводилось к любовнице. Но для Даниэлы, которая, похоже, знала о Катином деде больше, чем сама девушка, все стало очевидным. Катя, которая в то время была еще ребенком, восприняла слова матери в несколько искаженном виде. Злая женщина, которая украла ее дедушку, была не русской матерью, а матерью-Россией. Никитин растратил свою жизнь в бездумном беге от советских властей, которые хотели убить его и вернуть себе ядерный боеприпас, а также от западных держав, которые старались захватить его из-за известных ему секретов.

— Наверное, ты права, — наконец заявила Даниэла. — Речь идет о женщине. Ты когда-нибудь видела его, я имею в виду твоего деда?

— Мама сказала мне как-то, что да, но я не помню, была очень маленькой.

— И теперь ты не знаешь, жив он или умер? — спросила Даниэла. — Это может стать проблемой.

— Но почему?

— Ну, потому что люди, с которыми работает мой адвокат, так или иначе узнают об этом. Я хотела сказать, что большинство людей знает, живы ли у них родители родителей.

Повисла длинная пауза. Даниэла дождалась, пока беспокойство полностью не овладеет Катей.

— Я полагаю, что, может быть, он жив, — сказала девушка. — Можно задать тебе вопрос? Путь это останется между нами.

— Конечно.

— Давай предположим, что мы укажем, будто он жив, и окажется, что мы были не правы. Давай предположим, что это не другая женщина, а нечто иное все эти годы удерживало его вдали от семьи.

— Допустим.

— Давай предположим, что я догадываюсь, где он сейчас может находиться. Поедут ли они за ним или передадут информацию правительству какой-то другой страны, чтобы там начали охоту на него?

— Ну конечно нет! — воскликнула Даниэла. — Эта информация предназначена только для твоего личного дела. Она никакого отношения не имеет к твоему деду. Может быть, там уже знают о том, кто он. У них в компьютерах должны быть эти данные.

— Понимаю.

Катя пронесла ту теорию о другой женщине через все свое детство. Потом же она была поколеблена Эмерсоном Пайком и его пристальным интересом к фотографиям из Колумбии. Какое-то время, еще до встречи с Эмерсоном, Катя подозревала, что старик на фотографиях мог быть ее дедом. Если она была права и только по этой причине Пайка заинтересовали те снимки, то все произошло не потому, что у дедушки была когда-то другая женщина. В глубине души, не желая сознаваться в этом самой себе, Катя подозревала, что с дедом связана какая-то более серьезная тайна. Именно поэтому она ничего не сказала своим адвокатам. Если ее мать все еще находилась с ним, а Катя рассказала бы о его местонахождении, это могло бы повредить матери.

— А может, ты знаешь о том, где он сейчас? — спросила Даниэла.

Катя посмотрела на нее, размышляя, должна ли она сообщать подруге что-то еще:

— Это всего лишь догадка, и, вероятно, я ошибаюсь.

— Ну и скажи мне, в чем состоит твоя блестящая догадка, — предложила Даниэла.

— Ну, если ты уверена, что они не отправятся за ним…

— Я поговорю со своим адвокатом и попрошу его обещать, что такого не произойдет и он абсолютно в этом уверен. Если же нет, то я попрошу его забыть эту часть информации и никому не передавать ее.

— Отлично, — сказала Катя. — Видишь ли, долгое время, вот уже несколько лет, моя мама ездит из Коста-Рики в твою страну.

— В США? — переспросила Даниэла.

— Нет. — Катя посмотрела на нее с несколько растерянным выражением лица. — Нет. Я имела в виду Колумбию.

— Ах, Колумбия, — воскликнула Даниэла, — ну, конечно!