Сергей Устинов - Стеклянный дом, или Ключи от смерти
Бризец и гецильник.
18. Алмазный самолет
Бризец и гецильник. С этими словами я проснулся, обнаружив, что во сне умудрился развернуться в тесном салоне «опеля» аж на сто восемьдесят градусов и лежу теперь в нелепой и неудобной позе, задрав ноги к заднему стеклу, головой под рулевой колонкой. На лбу высыхал пот. За окном уже рассвело, часы на приборной панели показывали без пяти минут шесть: я проспал всего-навсего три часа. Какой бес меня подкинул?
И сейчас же понял — какой.
Если я не могу найти Лешака и Мойву, то что еще мне о них известно? Мне известно, что Лешак дал Мойве на завтра — уже на сегодня! — бризец. Дать бризец, насколько я помню, означает навести, предложить объект преступления. Затем, по-видимому, ясен этот самый объект: скорее всего, банкир Забусов, о котором Блумов говорил со столь нескрываемой злобой. Итак, мы имеем, во-первых, время. Во-вторых, жертву. В-третьих... Место, имеем ли мы место?!
Конечно, если убийство планируется совершить где-то в городе, ничего вычислить мне сейчас не удастся, уравнение получается со слишком большим количеством неизвестных. Но Лешак говорил, что дал бризец, с такой уверенностью... В конце концов, именно потому большая часть заказных убийств происходит возле дома жертвы, что та по крайней мере дважды в сутки оказывается там. Забусов живет в Стеклянном доме. Значит, сделав такое допущение, можно предположить, что покушение планируется совершить в нашем дворе.
Но когда — утром или вечером? Чтобы убить человека после рабочего дня, надо либо следить за ним с утра, либо просидеть в засаде до вечера. Оба варианта трудоемки и ненадежны. А учитывая, что объект усиленно охраняется, еще и небезопасны. К тому же точно рассчитать, когда человек вернется домой, гораздо сложнее, чем установить, в какое время он обычно выходит из квартиры. Получается, утро предпочтительнее. Следовательно, наиболее высока вероятность того, что именно на начало этого дня и вблизи Стеклянного дома Лешак дал Мойве бризец на убийство и даже накноцал, то бишь, нашел, определил какой-то гецильник.
Гецильник, гецильник... Что это такое, черт побери?!
Я завел двигатель и выехал из двора. Город уже просыпался, по улицам брели первые пешеходы, сновали автомобили, бодро урча, подкатил к остановке троллейбус. Остановившись у первого телефона-автомата, я нашарил в кармане жетон и набрал номер. Трубку долго не брали, но я был терпелив, слушая длинные гудки, и наконец дождался. Сиплый и крайне раздраженный голос произнес:
— Слушаю, Невмянов.
Хорошо себе представляя, на какую реакцию мне следует рассчитывать, я постарался придать тону одновременно деловую, извиняющуюся и задушевную ноту:
— Шурик, извини Бога ради, но у меня срочный вопрос. Что такое гецильник?
Я ожидал, что он меня либо обматерит, либо швырнет трубку, либо сделает то и другое последовательно. Но, вероятно, его потрясение моим хамством было столь велико, что Невмянов просто утратил дар речи. Была длинная пауза, после которой он страдальчески вопросил:
— В шесть часов утра?!
— А что, еще только шесть? — фальшиво удивился я. — У меня работа давно кипит. Понимаешь, тут вопрос жизни и смерти. К тому же очень срочный.
Мне показалось, что на том конце провода раздался отчетливый скрип зубов, я снова испугался услышать короткие гудки и отчаянно крикнул в трубку:
— Клиент за все заплатит! По ночному тарифу!
— Плевать мне на твоего клиента, — с ненавистью процедил Шурик. — И что такое гецильник, я не знаю. — Помолчал и нехотя выдавил: — Есть выражение «взять на гецило» — поймать на мушку. А теперь пошел ты...
И тут он действительно отключился, оставив меня стоять в оцепенении с квакающей трубкой в руке. Поймать на мушку? То есть, прицелиться?
Взять на прицел! Гецильник — это прицел?
Нет. Место прицела. Лешак с Мойвой накноцали гецильник — точку, откуда будет вестись стрельба.
К дому я подъехал в половине седьмого. Учитывая новые реалии, состоящие в том, что за мной самим идет охота, причем охотникам известно практически все о моей обычной среде обитания, я загнал «кадета» в соседний двор, а входя в подъезд, каждый свой шаг обставил дополнительными мерами предосторожности. Но засады не обнаружилось: то ли для нее было слишком поздно, то ли еще слишком рано. То ли в следующий раз убивать меня собирались где-нибудь в другом месте.
В квартиру я подниматься не стал, а сразу отправился в контору. Здесь, подойдя к окну, я осторожно раздвинул жалюзи и оглядел наш двор. Собственно говоря, для меня все стало ясно еще по дороге сюда — этот пятачок был настолько хорошо известен мне с раннего детства, что я мог бы нарисовать точный план местности с закрытыми глазами. А теперь получал тому лишь дополнительное визуальное подтверждение.
С юга пространство ограничивала серая в потеках, как рубаха грузчика, громада Дома-где-метро. Прямо рядом с ним высилась господствующая над местностью элегантно-пошлая, словно декоративная свечка, Цековская башня из бледно-розового кирпича. Перпендикулярно этим двум зданиям лицом на запад гигантским трельяжем сверкал в утреннем свете Стеклянный дом. С противоположной ему стороны двор окаймляли, так сказать, технические службы: бурая от старости трансформаторная будка, затем обнесенная сеткой площадка поверх принадлежащей жильцам Стеклянного дома подземной автостоянки, потом бойлерная, благодаря решеткам в крошечных окнах похожая на лагерный барак усиленного режима, и стоящие за ними во втором ряду мятые ржавые мусорные контейнеры вкупе с мало отличающимися от них по внешнему виду железными гаражами рядовых граждан, вроде меня. С севера весь этот ансамбль замыкался огромной подковой моего облупленного и растрескавшегося, как помятое в дороге крутое яйцо, «жилтовского», еще в довоенные времена возведенного по проекту знаменитого архитектора.
Забусов жил в третьем, центральном подъезде. Судя по всему, выход из него отлично должен был просматриваться с крыши трансформаторной будки и чуть хуже, но тоже неплохо, с крыши бойлерной, но я сразу отмел эти варианты. Во-первых, как я мог вчера наблюдать, забусовский «мерседес-600» и особенно высокий джип охраны подкатывают вплотную к двери подъезда, оказываясь в результате между стрелком и целью. А во-вторых, в светлое время суток ни один находящийся в здравом уме киллер не полезет на открытую со всех сторон позицию, просматриваемую из сотен окон окружающих домов.
Следующий кандидат — шестнадцатиэтажная Цековская башня. В принципе, идеальное место для снайпера. Правда, если иметь в виду стельбу с крыши, угол прицеливания получится великоват, что значительно уменьшает вероятность попадания. А учитывая зонтик, который телохранитель вертит над головой банкира, практически сводит ее на нет. И все же начисто откидывать эту позицию я бы не стал, кабы не одно обстоятельство: в единственном парадном «цекухи» круглосуточно дежурят даже не старички-вохровцы, а парни из службы безопасности в камуфляже. Надо как-то пройти мимо них, подняться наверх, проникнуть на чердак, отстреляться и, несмотря на возникшую в каких-нибудь нескольких десятках метров суматоху, беспрепятственно выйти наружу. Лично я оценивал все это как совершенно маловероятное и уж по меньшей мере неоправданно рискованное предприятие.
Таким образом, методом исключения оставалась только одна возможность: мой «жилтовский».
Я мысленно окинул его взглядом. Правое крыло подковы заезжало за спину Стеклянному дому и поэтому становилось мне неинтересно. Левое крыло отчасти грешило теми же недостатками, что бойлерная и трансформаторная будка: при стрельбе с этой стороны цель неизбежно оказывалась бы перекрыта корпусами автомобилей. И лишь центральный, внутренний отрезок дуги подходил по всем параметрам.
Никакой охраны в наших подъездах нет. Зато проникнуть на крышу запросто можно через любой из них. Там при желании есть возможность выбрать такую точку прицеливания, чтобы траектория пули шла практически параллельно Стеклянному дому, как бы по коридору между наружной стеной и машинами с охраной: в этом случае при кучной стрельбе разрывными и зонтик никакой не спасет. Немного, правда, далековато, но для хорошего стрелка это не помеха, к тому же дает большую фору во времени для отхода. Короче, лично я выбрал бы «жилтовский». То есть, собственно говоря, я его и выбрал — как место предполагаемого рандеву с Мойвой. Теперь оставалось поторапливаться, потому что, коли я прав, тот, кто придет на встречу раньше, получит очень важное преимущество.
На этот раз в оружейной комнате я намеревался взять боевое оружие. И, подумав, остановился на помповом дробовике, восьмизарядном «ремингтоне» двенадцатого калибра с короткой пистолетной рукояткой. Эта штука способна, по-моему, слона на бегу остановить, но сейчас я предпочел ее пистолету по совсем другим причинам. Присовокупив к этому десантный нож, двенадцатикратный бинокль, связку отмычек и пару наручников, я отправился наверх, готовый, кажется, к любым неожиданностям. Но все равно был ошеломлен, обнаружив первую из них уже через две минуты после начала операции: отмычки не понадобились. Ход на чердак был распахнут, амбарный замок понуро висел в петле на разомкнутой дужке.
