Деннис Лихэйн - Мистик-ривер
Даже после всего этого окончательно поверить в произошедшее она не могла. В любую минуту, думала она, может открыться дверь и в кухню вбежит Кейти, чтобы стащить с блюда на плите кусочек жареного бекона. Кейти не может умереть. Просто не может.
Если б только не эта мысль в самом дальнем уголке сознания, не эта странная нелогичная цепочка, протянувшаяся в ту минуту, когда в передаче новостей она увидела автомобиль Кейти и тогда же, совершенно вне всякой логики, подумала: кровь — Дейв.
И сейчас она чувствовала Дейва — там, в дальнем углу гостиной, — чувствовала его одиночество и понимала, что муж ее — хороший человек, не без недостатков, но хороший. Она любит его, и если она его любит, значит, он хороший, а если он хороший, то кровь в автомобиле Кейти не имеет никакого отношения к той крови на одежде, которую она отстирывала в субботу ночью. И значит, Кейти все-таки может каким-то образом оказаться живой. Потому что все другое — слишком страшно.
И нелогично. Совершенно вне всякой логики. Так решила Селеста, направляясь в кухню принести еще еды.
Она чуть не столкнулась с Джимми и с дядюшкой Тео, волочившими из кухни в столовую контейнер. В последнюю минуту Тео увернулся с криком:
— Осторожно, Джимми! Она на помеле!
Селеста скромно улыбнулась, как, по мнению Тео, полагалось улыбаться женщинам, и постаралась притушить в себе чувство, которое впервые возникло у нее в двенадцать лет, что взгляд дядюшки Тео задерживается на ней несколько дольше, чем следует.
Они протащили этот огромный контейнер, поддерживая его с двух сторон. Странная парочка: Тео, тоже огромный, румяный, громогласный, и Джимми — тихий, светловолосый и настолько поджарый, лишенный даже намека на переизбыток тела, что казался новобранцем, лишь недавно прошедшим лагеря. Толпа, гужевавшаяся возле дверей, расступилась перед ними, они поставили контейнер возле стола, прислонив его к стене, и Селеста заметила, что взгляды всех присутствующих обратились к ним, словно тяжесть, которую они тащили, была не огромным контейнером из красного пластика, а той самой дочкой Джимми, которую на этой неделе предстояло хоронить, той, чей образ соединил их, приведя в этот дом, где они пили и закусывали. И зорко наблюдал сейчас за ними, хватит ли у них мужества спокойно произносить имя Кейти.
Наблюдать, как они таскают один за другим и ставят в ряд контейнеры с прохладительными напитками, заставляя расступаться людей в гостиной и столовой, — Джимми, уместно сдержанный и сумрачный, но все же не забывающий поблагодарить каждого гостя и обменяться с ним сердечным и крепким рукопожатием, и Тео, как всегда буйный и неукротимый; не один из присутствующих отметил, как сблизились за эти годы эти люди, такие разные, как дружно, согласно двигаются они по дому — настоящий тандем. Кто бы мог предвидеть это, когда Джимми женился на Аннабет. Тео тогда вовсе не числился в его друзьях. Он был бузотер и выпивоха, подрабатывавший в разных сомнительных заведениях в качестве вышибалы, где получал чуть ли не вдвое против своего законного заработка диспетчера таксопарка. Он был общителен и смешлив, но в его веселых похмыкиваниях и дружеских пожатиях его крепких рук всегда чувствовалась некая угроза.
Джимми же, с другой стороны, выйдя из «Оленьего острова», был очень тих. К окружающим он относился по-дружески, но сдержанно, а на людях старался держаться в тени. Он был из тех, к кому прислушиваются, когда они говорят. Может быть, потому, что рот он открывал не часто, всегда было любопытно, что он скажет.
Тео был человек занятный, хотя, может быть, и не во всем приятный. Джимми же был приятен, хотя и не всегда казался занятным. Меньше всего можно было ожидать, что эти двое сойдутся и станут друзьями. И тем не менее так произошло. И вот Тео заботливо уставился в спину Джимми, готовый в любую минуту поддержать его, не дать ему упасть, и Джимми, приостановившись, что-то говорит в крупное ухо Тео, прежде чем продолжить совместный путь в толпе. Друзья-приятели, говорили про них. Такими они казались — друзьями-приятелями.
* * *Так как дело шло к полудню — ну, не совсем, потому что в действительности было одиннадцать часов, но полдень все же был не за горами, — гости теперь приносили с собой не кофе и пирожные, а выпивку и закуску. Когда холодильник наполнился, Джимми и Тео Сэвидж отправились за новыми контейнерами и льдом наверх, на третий этаж, в квартиру Сэвиджей, где жили Вэл, Чак, Кевин и жена Ника Элейн, носившая траур либо потому, что с арестом Ника считала себя вдовой, либо же потому, что просто любила черный цвет.
Тео и Джимми нашли в кладовой рядом с сушкой два контейнера, а в холодильнике несколько мешочков со льдом. Наполнив контейнеры, они побросали в мусор пластиковые мешочки и уже пробирались обратно через кухню, как вдруг Тео проговорил:
— Эй, повремени-ка малость, слышишь, Джим!
Обернувшись, Джимми взглянул на тестя. Тот кивнул в сторону стула:
— Опусти его на пол.
Джимми повиновался и поставил контейнер рядом со стулом и, сев, стал ждать, что скажет Тео. Тео Сэвидж вырастил семеро детей в этой самой квартирке, тесной, трехкомнатной, с кривыми полами и шумными трубами. Однажды Тео сказал Джимми, что, как он думает, за это ему все простится до конца его дней. «Семеро ребятишек, — сказал он Джимми, — с разницей между ними не более двух лет, и все ревмя ревут в этой вшивой квартирке! Говорят, что дети — это счастье. Я приходил сюда после работы, в этот бедлам. Какое тут счастье? Одна головная боль. Голова просто раскалывалась. И заботы. Забот полон рот».
От Аннабет Джимми знал, что от забот этих отец старался держаться подальше и домой приходил лишь поесть, а потом опять спешил уйти. А сам Тео рассказывал Джимми, что с воспитанием детей не слишком убивался. Шестеро из них были мальчишки, а с мальчишками, по мнению Тео, все было просто: их надо было выкормить, научить драться и обращаться с мячом — вот и вся наука. Сюсюкать с ними — это дело матери, а к отцу они обращались лишь за деньгами на машину или когда речь шла о взятии на поруки. А своих дочерей ты портишь, говорил он Джимми.
— Неужели так прямо и говорил? — удивилась Аннабет, когда Джимми пересказал ей разговор с тестем.
Джимми совершенно не интересовало бы, каким отцом был Тео, если б не настойчивые попытки тестя при всяком удобном случае учить их с Аннабет в этом смысле уму-разуму, говоря, что, дескать, не обижайтесь, но я бы на вашем месте такого бы ребенку не спустил.
Обычно Джимми лишь кивал, благодарил за совет и тут же выбрасывал его из головы.
Теперь он тоже заметил в глазах Тео эту хитроватую усмешку многоопытного старика. Сев напротив, Тео уставился в пол. Сокрушенно улыбнувшись топоту и шуму, доносившимся снизу, он сказал:
— Похоже, ты с друзьями и родными видишься лишь на свадьбах и поминках. Правда, Джимми?
— Ясное дело, — ответил Джимми, пытаясь стряхнуть с себя чувство, донимавшее его со вчерашнего вечера, что истинное его «я», вырвавшись из тела, мечется в воздухе, бьется оголтело о его кожу, пытаясь нащупать путь назад, прежде чем, устав от этих трепыханий, не упадет камнем в темные недра земли.
Сложив руки на коленях, Тео долгим взглядом уставился на Джимми, пока тот не поднял голову и не встретился с ним взглядом.
— Ну, как ты, справляешься более или менее?
Джимми пожал плечами.
— Я до конца еще не осознал.
— Когда осознаешь, будет очень больно, Джим.
— Могу себе представить.
— Очень больно будет. Это я тебе гарантирую.
Джимми снова пожал плечами, чувствуя, как в душе поднимается нечто, — может быть, гнев? — закипает в утробе. Самое время ему сейчас слушать эти бодряческие советы от Тео Сэвиджа. Черт.
Тео подался вперед.
— Как было, когда умерла моя Джейни, благослови Господь ее душу? Ведь я тогда, Джим, полгода был сам не свой. Вот она — рядом с тобой, и вдруг назавтра нет ее. Исчезла. — Он щелкнул толстыми пальцами. — У Господа ангелов прибавилось, а я потерял святую женщину. Слава богу, дети к тому времени подросли. Я это в том смысле, что мог позволить себе горевать целых полгода. Мог позволить себе такую роскошь. А вот у тебя этой возможности нет.
Тео откинулся на спинку стула, и Джимми опять почувствовал, как закипает что-то в душе. Джейни Сэвидж умерла десять лет назад, и Тео безумствовал после этого больше, чем полгода. Скорее года два. Но в безумстве его не было ничего качественно нового: просто смерть жены окончательно лишила его тормозов. При жизни Джейни была нужна ему как прошлогодний снег.
Джимми терпел Тео как неизбежность. В конце концов, он отец его жены, куда денешься? На посторонний взгляд они казались друзьями, и Тео, наверное, так и считал. К тому же с годами Тео помягчел, даже стал открыто проявлять любовь к дочери и баловать внуков. Но одно дело — прощать человеку прошлые грехи, и совсем другое — терпеть его советы и нравоучения.
