Владислав Виноградов - Генофонд нации
Следователь Милицина задохнулась – от негодования или мороза, история об этом умалчивает.
На фронтоне аэровокзала, обращенном к летному полю, споря со звездами, тоже что-то светилось. Это приветственно подмигивал мертвенно-зеленым светом неоновый транспарант. Часть трубок перегорела, причем эта напасть коснулась в основном гласных букв. Поэтому в небе светом путеводного маяка горело нечто вроде: «Дбр пжлвт в стлцу Повлжя!».
Чуть ниже сияла подобная же надпись на английском языке, но в отличие от русского варианта, все буквы были на месте.
Внезапно к мерцанию транспарантов добавились тревожные высверки проблескового маячка какой-то спецмашины. Она вылетела на летное поле, пошла юзом, но, не сбросив скорости, рванула прямиком через взлетно-посадочную полосу к пассажирам питерского рейса, медленно превращавшимся в мороженое разных сортов. Кто в благородный сливочный пломбир, кто в легкомысленное эскимо на палочке.
У сотрудников опербригады появился шанс избежать этой печальной участи. Поставив кейс на промерзшую землю, Непейвода вернул в надлежащее положение отвороты суконной кепки:
– Насчет погоды мы узнать не догадались, но встретить – попросили.
Джип с мигалкой затормозил, лихо вспахав неубранный за кромкой ВПП снег. Из снежного облака вынырнул черноусый, без шапки, в меховой куртке:
– Иван Гайворонский, замначальника Второго отдела оперслужбы, ваш гид и ангел-хранитель на Саратовской земле. У нас морозы привалили, в гостинице тулупчики вас ждут, а пока – карета подана.
– Привет, Иван, это я тебе звонил, – шагнул вперед Токмаков. – А в Пулково нам по «матюгальнику» задвигали, будто у вас здесь метель офигенная. Поэтому и рейс больше чем на час задержали.
Гайворонский усмехнулся:
– Это была не метель. Это наши местные шишкари пургу гнали.
– Зачем?
– Чтобы ваша «тушка», упаси бог, не помешала заходу на посадку американского «боинга», – с готовностью пояснил Гайворонский. – Вон стоит эта корова. Сотня штатовских придурков неделю будет нас учить, как бороться с наркоманией и наркомафией… А вы к нам как, надолго?
– Примерно в тех же границах, что и штатовские придурки, – слегка напрягся Токмаков, не любивший от посторонних конкретных вопросов о своей работе. Хотя какой Гайворонский посторонний? Он же свой, опер, что и подтвердил следующим своим предложением:
– Может, насчет сапог для тебя еще подсуетиться? В казенных туфлях подошвы тонкие.
– Я одни уже сносил, а в этих стельки меховые.
– А я, – сказал Гайворонский, – свои брату отдал, двоюродному. Он в варьете кордебалет чечетке учит. И так у девиц при этом все играет, что просто полный отпад. Сегодня с дороги не стоит, а завтра обязательно заглянем.
– Да, при такой работе не только подошва сотрется, – прикинул Токмаков, но развить свою мысль не решился, перехватив полный презрения взгляд Жанны Феликсовны.
Видимо, сегодня у Вадима Токмакова был не лучший день для общения с представительницами слабой, условно говоря, половины. Среди прилетевших Токмаков высмотрел певицу Елизавету Заболоцкую – недавно приобретенную пассию своего друга Сулевы – и предложил подбросить до города.
– Хватит! – отрезала та. – В Петербурге меня уже подвозили, и это закончилось очень печально! С меня довольно! Я этого так не оставлю!
Иван Гайворонский смерил певицу фирменным полицейским взглядом, и та замолчала, как по мановению волшебной палочки.
– Ты ее знаешь?
– Кто же ее в городе не знает, – пожал плечами Гайворонский. – Известная склочница, так что не обращай внимания, поехали.
– Склочниц у нас и без нее хватит, – кивнул Токмаков, забираясь в машину.
И действительно, всю дорогу до гостиницы «Саратов» Милицина выступала в знакомом репертуаре, бормоча насчет неправомерности использования спецсигнала без оперативной необходимости и перерасходе бензина и моторесурса.
Иван Гайворонский, с небрежной лихостью гнавший машину по запорошенным снегом улицам Саратова, отвечал, что пока в его груди бьется сердце, а в баках «Мицубиси» есть хоть капля бензина, очаровательная петербурженка пешком ходить не будет.
В ответ очаровательная петербурженка подарила Ивана взглядом столь холодным, как будто линзы ее очков были выточены изо льда. Да она и по жизни была отмороженной, товарищ следователь оперативной бригады. Оставшиеся комплименты замерзли на губах Гайворонского, и в дальнейшем он предпочитал обращаться к Непейводе и Токмакову, без промедления вводя в оперативную обстановку.
Местный Стена-банк, бывший объектом интереса питерских оперов, начал подниматься около двух лет назад. До этого устойчиво «лежал на боку», обслуживая в основном предприятия оборонного комплекса, составлявшие большую часть промышленности Саратова. «Оборонка» была должна банку, банк бюджету, и, скованные одной цепью, они падали в финансовую пропасть.
Все изменил счастливый случай в лице вождя центральноафриканского племени бамбара. В свое время вождь, бывший тогда лишь сыном и наследником вождя-отца, учился в Московском университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Как все «лумумбовцы», вождь-сын оставил в сердце самые теплые воспоминания о больших белых русских женщинах. Особенно же ему нравилось в них умение готовить огненные борщи, согревающие душу и тело в любые морозы.
Вернувшись на родину, вождь-сын повесил советский диплом в рамочке на стене в одной из комнат своего дворца. Вооружив воинов племени передовой марксистско-ленинской идеологией и гуманитарной помощью в виде автоматов Калашникова, выпускник Университета Лумумбы начал бороться против колониального ига в лице соседнего племени зимбара.
В боях и походах летели бесснежные африканские зимы. Вождь-сын стал вождем-отцом. Передовая теория победила, и теперь побежденное племя зимбара входит в состав демократического государства Бамбара. Герб сей независимой страны включает автомат Калашникова на фоне горы, увенчанной снежной шапкой.
Все было как бы хорошо. Но по утрам, глядя на эту гору с веранды беломраморного дворца, вождь вспоминал вкус борща. Ни местные повара, ни выписанный из Парижа кулинар не оправдали возлагавшихся на них надежд и от огорчения были съедены. Вдобавок к этому постоянно портило аппетит жившее за горой племя кумбара. Проявляя свой неоколониалистский характер, кумбаринцы злонамеренно не желали присоединять свои территории к первому на африканской земле независимому государству Бамбара.
Настало время собираться в Россию…
– Вы не поверите, – продолжал свой увлекательный рассказ Иван Гайворонский, выезжая на набережную Волги, – но эта черная обезьяна три дня каталась по ресторанам, пробуя борщи, но так и не выбрала себе повара. Я бы на его месте…
– Вы бы лучше смотрели за дорогой на своем месте, – охладила пыл рассказчика Жанна Феликсовна. – Какое отношение эта басня имеет к Стена-банку?
Гайворонский ухмыльнулся в густые черные усы:
– Самое прямое. Только мы уже подъехали. В «нумерах» дорасскажу.
4. «Аннушка»: «этажерка» и повариха
Два люкса на седьмом этаже гостиницы «Саратов» действительно заслуживали титула «нумеров» с их безвкусной современной мягкой мебелью и огромными картинами в золотом багете. Одна, изображавшая ряд унылых кирпичных зданий, именовалась эпически: «Вид с Волги на абразивный завод имени XVII съезда ВЛКСМ». Другая являлась иллюстрацией к застольному хиту всех времен и народов: «…и за борт ее бросает в набежавшую волну».
Бросаемая за борт княжна, не смотря на дородность и легкомысленное прозрачное одеяние, напомнила Вадиму Токмакову следователя Милицину. Наверное, суровым выражением лица и вертикальной складочкой на лбу. Княжна будто готовилась заранее предъявить гражданину Стеньке Разину обвинение по статье за преднамеренное убийство.
Вода за бортом ладьи, захваченной организованной преступной группировкой Стеньки, поразительным образом напоминала пиво, – янтарное, вскипавшее пузырьками, которые восхитительно лопаются на языке, оставляя вкус…
Да что тут говорить! Он прекрасно знаком несметному числу страждущих. В числе которых были и трое питерцев, оставшихся в номере.
Четвертый – Жанна Феликсовна – в штыки воспринял трезвую идею выпить с дорожки чайку. Уходя в свой номер, Милицина назначила подъем на семь часов утра и с силой захлопнула дверь.
Гайворонский сказал:
– Тяжелый случай, а? По пивку с устатку и по соточке за знакомство?
Токмаков и Непейвода хором ответили сразу на оба вопроса:
– Да!
Холодильник оказался затарен с таким расчетом, чтобы сутки не выходить из номера.
Разверстав по третьей, Иван Гайворонский вернулся к прерванному рассказу о русском борще и вожде государства Бамбара, он же президент одноименного племени. Или наоборот. Принципиальное значение имело лишь то, что в перерыве между дегустацией борщей вождь-президент знакомился с образцами боевой техники Саратовского авиационного научно-производственного объединения. На полигоне за Волгой был разбит шатер, установлены приборы наблюдения, и сверхсовременные самолеты принялись на атомы разносить мишени.
