Кирилл Шелестов - Пасьянс на красной масти
— А Вова мне пообещал в следующем году дом подарить! — заявила Олеся, перебивая. Она редко дослушивала до конца.
Подружка восхищенно всплеснула руками. Мы приблизились, и я хотел познакомить дам. Но не успел.
— В какую мерзкую историю ты вчера втянул Вовочку?! — с негодованием набросилась на меня Олеся. — Я сегодня весь день делала ему компрессы, чтобы опухоль прошла!
Я посмотрел на Олесино заплывающее лицо, подумал, что компрессы ей тоже бы не помешали, но отвечать не стал. Я обнял Ирину за узкие плечи, и мы пошли ко входу.
— Кто эта сердитая девушка? — прошептала мне Ирина.
— Подруга Храповицкого, — ответил я так же. Она посмотрела на меня с изумлением.
— По-моему, она не очень умная, — заметила она осторожно.
— Да, не специалист по генетике, — согласился я.
Я не стал ей объяснять, что еще давно Храповицкий внутренним уставом регламентировал порядок появления женщин на наших праздниках. В круг официальных жен нельзя было приводить любовниц. Подруги, появившиеся давно, именовались женами второго созыва и имели право встречаться только друг с другом, но, ни в коем случае, не с женщинами, которые возникли рядом пару лет назад. Любовниц же, возникших еще позже, возили только на мальчишники.
По мнению Храповицкого, эта мера защищала от того, чтобы женщины не пробалтывались друг другу о наличии любовниц у каждого из партнеров. Но, разумеется, они и так все знали или, во всяком случае, догадывались.
Васина официальная жена жила за границей, с детьми. Здесь у него была другая женщина, у которой от Васи тоже был ребенок. Таким образом, встреча предполагала наличие жен второго созыва. То есть Храповицкий должен был прийти с Мариной, согласно им же заведенному правилу. Но из-за вчерашних событий место Марины заняла Олеся.
Что касается меня, то поскольку гарем у меня отсутствовал, я не считал для себя обязательным установленную им субординацию и ходил с кем хотел и куда хотел. Из-за чего мы с Храповицким регулярно ссорились.
Основной состав, конечно же, сидел на кухне. Русский человек вообще привык жить на кухне, и количество гостиных и прочих комнат не влияет на эту его насущную потребность.
Кухня, впрочем, была огромной, с потолком в лепнине и мраморными колоннами. И то, и другое весьма своеобразно сочеталось с пластиковой летней мебелью.
Здесь на стульях и в соломенных креслах-качалках располагались Вася и Виктор со своими дамами. Кроме них, я с удивлением увидел Николашу Лисецкого. Вероятно, Храповицкий, ввиду скорого назначения Николаши управляющим банком, счел необходимым ввести его в наш узкий круг. Сырцов, как всегда, немного дерганный и нервный, скромно примостился поодаль, подчеркивая, что не считает себя ровней в этой компании.
Храповицкий в крупных темных очках, скрывавших синяки, расхаживал по кухне, с любопытством разглядывая обстановку. Возле него крутился Пахом Пахомыч. Вообще-то настоящее имя Пахом Пахомыча было другим, кажется, Хаим Шмульевич. Но Храповицкий предпочитал называть его Пахом Пахомычем, и все, включая самого Пахом Пахомыча, следом за Храповицким стали именовать его так. Это был свирепого вида черноволосый лысеющий мужчина, лет тридцати пяти, с усами и ярко выраженной еврейской внешностью. Был он из вполне приличной семьи, приходился дальним родственником Храповицкому.
Пахом Пахомыч возглавлял в нашем холдинге торговую сеть, куда входили три магазина, ресторан, кафе и база отдыха. Все это, несмотря на неустанные хлопоты Пахом Пахомыча, приносило одни сплошные убытки. Во всяком случае, если судить по его отчетам. Что, кстати, никак не сказывалось на благосостоянии самого Пахом Пахомыча.
Заботясь о процветании своих подразделений, Храповицкий закупал провизию только в магазинах Пахом Пахомыча и пытался обязать нас делать то же самое. Отчего мы всячески уклонялись, ибо цены у Пахом Пахомыча были такими, что дешевле казалось заказать продукты из Парижа с доставкой на дом.
Когда мы вошли, все замолчали и обернулись на нас. Я назвал Ирину и представил присутствующих. Вася уставился на нее с таким восхищением, что его жена сразу же разозлилась. У нее было вытянутое лошадиное лицо с выдающимися вперед зубами и маленькие пронзительные черные глазки.
— Принеси мне сигареты! — велела она Васе довольно недружелюбно, движимая желанием отправить его куда-нибудь подальше от опасного соседства.
— Да вот же, полно сигарет! — удивился Вася, указывая на разбросанные по столу пачки.
— Я хочу другие, с ментолом! — упорствовала она. — Которые я покупала в дьюти-фри. Я оставила их в спальне.
Вася уверял, что когда-то она была чемпионкой Европы по бальным танцам. Не знаю, как она выступала на конкурсах, но на наших вечеринках она, напиваясь, постоянно порывалась устроить стриптиз, шокируя добропорядочного Храповицкого и оскорбляя мои эстетические вкусы демонстрацией своих обвисших прелестей.
В быту она Васей помыкала, как, впрочем, и его официальная жена. Но обнаруживать женское доминирование в присутствии посторонних было неприлично, и Вася нахохлился.
— Ты принесешь мне сигареты или нет? — повысила она голос.
— Пошла ты в задницу! — добродушно отозвался Вася, с присущей ему дипломатичностью заканчивая дискуссию. Она раздраженно фыркнула и выскочила на веранду к Олесе и жене Сырцова.
Храповицкий обнял меня со значением и потрепал по плечу.
— Вы как два шпиона! — сказала Анжелика, пухлая симпатичная подруга Виктора, намекая на мои темные очки, роднившие меня с шефом.
Если Вася, в подражание Храповицкому, старался подбирать женщин, чьими достоинствами — реальными или вымышленными — можно было похвастаться перед приятелями, то Виктор, наоборот, принципиально жил только с простушками. Его первая жена в прошлой жизни была продавщицей, две последующие начинали у него секретаршами.
У Анжелики с Виктором был маленький сын. И в настоящее время Виктор раздумывал, заводить ли второго ребенка с Анжеликой или найти для этого еще одну жену. Пара-другая секретарш, вполне подходящих для этой цели, у него на примете имелись.
— Молодец, Вася! — вынес экспертную оценку Васиному жилью Храповицкий. Обращать внимание на реплики Анжелики он считал ниже своего достоинства. — Недурной скворечник!
— Да за такие бабки, что сюда вложены, можно было еще пять магазинов отгрохать, — сварливо отозвался Пахом Пахомыч. — Или даже замок купить. Старовековый. То есть средневечный. В этой, как ее, в Мексике!
Одной из особенностей Пахом Пахомыча была его фантастическая неспособность произнести три слова подряд, не переврав два из них.
— Балда ты, Пахом Пахомыч! — с досадой усмехнулся Вася. — Откуда в Мексике замки? Ты еще скажи, в Бугульме!
— Да что с него взять, — снисходительно заметил Виктор, хлопая Пахом Пахомыча по плечу. — Ты, небось, для сегодняшней вечеринки продукты не у него закупал. Вот он и злится. А правда, Пахомыч, что ты себе дом начал строить?
— Ну, начал! Да! — агрессивно ответил Пахом Пахомыч. — А что в этом плохого?
— А в квартире тебе уже тесно стало? — допытывался Виктор. — Понятное дело! Сколько там у тебя квадратных метров? Двести? Ну, конечно, вам втроем не развернуться!
— Я же с женой развожусь! — обиженно возразил Пахом Пахомыч. Когда он обижался, выражение его лица становилось еще более свирепым. — Хочу ей квартиру оставить. С ребенком. Мне же самому где-то обитать надо! Я же не этот, как ее, воробей!
При чем тут воробей, мне осталось непонятным.
— Конечно, надо! — подмигнул нам Виктор. — И обитать тебе надо! И наживаться надо! А на ком еще наживаться, как не на своих?!
— Я своих не обманываю! — надулся Пахом Пахомыч.
— А чужих, значит, обманываешь? — подхватил Виктор. — Да ладно, я так, к слову. А фонтан-то тебе Васин нравится? — Виктор сменил тему.
— Нравится, — ответил Пахом Пахомыч опасливо, ожидая подвоха. Его усы настороженно встопорщились.
— Ну, пойдем, покажешь, что тебе там нравится. — Он обнял Пахом Пахомыча и вывел во двор.
Пахом Пахомыч упирался, но, побаиваясь открыто сопротивляться Виктору, шел. Все сгрудились у окна, ожидая розыгрыша. Храповицкий и Николаша вышли следом. Виктор подвел Пахом Пахомыча к краю фонтана.
— Показывай! — потребовал он.
Пахом Пахомыч нерешительно оглянулся на нас. В эту минуту Виктор его толкнул, и он прямо в одежде мешком плюхнулся в воду. Во все стороны полетели брызги.
Все засмеялись. Больше других радовалась Олеся. Она даже подпрыгивала и хлопала в ладоши. Ирину передернуло.
— Очень остроумно! — презрительно проговорила она.
— Ты что, дурной, что ли! — возмущенно крикнул Пахом Пахомыч, барахтаясь в воде. — С ума сошел! Я же утонуть мог! Насмерть!
— Да тут по колено! — ответил Виктор под общий хохот.
На наших праздниках такого рода шутки с Пахом Пахомычем проделывали регулярно. Я несколько раз пытался доказать Храповицкому, что подобный юмор, особенно в присутствии женщин, не характеризует нас с лучшей стороны. Храповицкий только отмахивался, уверяя, что Пахом Пахомычу самому все это очень по душе и что раз уж он у нас все равно ворует, то пусть хотя бы терпит.
