Петер Рабе - Бенни. Пуля вместо отпуска. Исход - только смерть
Шторы дрогнули, медленно выгибаясь, но он этого не заметил. И он не услышал скрипа двери, потому что у нее никогда не было привычки закрывать ее.
— Любовничек. — Она проговорила это с теми металлическими нотками.
Он медленно повернулся, слегка засомневавшись — не ослышался ли, и вдруг оцепенение словно рукой сняло. У него вырвался глубокий вздох.
— Пэт. Ты вернулась.
Пэт выглядела прекрасно. Она улыбнулась, один раз ущипнув себя за мочку уха, и лишь ее глаза выглядели излишне живыми.
— Ну как ты, шофер? — Она кружила по комнате, словно не могла найти стул. — Как ты, шофер?
Он хорошо расслышал ее слова, но к нему это не относилось. Он больше не был шофером.
— У тебя рост десять футов, — сказала она. — Как у монстра.
Он понял, что дело плохо, и пошел к ней, выставив вперед руки, пытаясь дотянуться до нее:
— Пэтти…
Его удивило то, что она не отступила назад. Он обнял ее и заглянул в глаза. Они были веселыми и блестящими.
— Все закончилось, Пэтти. Теперь мы возьмем старт.
Он наклонился совсем близко к ее лицу.
Она стояла неподвижно и ждала.
Поцелуй оказался сродни убийству. Его голова дернулась назад, вместо тепла губ он ощутил твердость ее зубов.
Он молча опустил руки:
— Где ты раздобыла дозу?
— Просто вошли в мое положение. Мы, наркоманы, держимся вместе.
Его ладони порывистыми движениями гладили, ее волосы.
— Пэт. Постарайся послушать меня. Я знаю, что ты сейчас витаешь в облаках. Я…
— Витаю в облаках! Я в таких высях, что ты кажешься карликом! — Он изменился в лице, она сделала шаг назад. — Ты хочешь, чтобы я ушла, Бенни?
Он наблюдал за ней:
— Разве ты не вернулась?
— О, Бенни! — воскликнула она, протянув руки. — Бенни…
Он воспринял это так, как только и был способен воспринять. Он подошел к ней. Она обмякла в его руках, и ее рот хотел этого поцелуя. Они стояли, прижавшись друг к другу. Потом он дал ей время отдышаться, наблюдая ее улыбку. «У нее тысяча разных улыбок, — подумал он, — это новая».
— А теперь можешь отпустить, — сказала она.
— Что ты сказала?
— Отпусти. — Она по-прежнему улыбалась той улыбкой.
— Пэт, иди сюда.
Она отошла назад ровной походкой:
— Тейпкоу, для меня ты мертв.
На какой-то момент ему показалось, что сейчас он убьет ее, и его пальцы непроизвольно сжались. Она заметила это и пригнулась. После внезапной перемены в голосе Пэт заговорила, как пластинка, поставленная не на ту скорость:
— Смотри, Бенни Тейпкоу, смотри, что у меня есть. — Она размахивала руками в воздухе, скрючив пальцы. — Крючки, Бенни Тейпкоу, посмотри на крючки!
— Заткнись!
У нее по-прежнему были скрюченные пальцы.
— Заткнись, полоумная сучка, заткнись.
Он резко отскочил от нее и бросился к открытому окну. Его плечи ходили ходуном, и он все вертел головой, как будто вывихнул шею. И когда она увидела это, сползла по стенке и села на пол. Потом она заплакала. Она плакала бы так, с дурью в крови или без нее, и никакой дури не хватило бы, чтобы заглушить страдания, которые она испытывала.
Это продолжалось какое-то время. Бенни не подходил. Потом ее снова обуяла горячка.
Но Бенни опоздал.
— Шофер, — позвала она. — Помоги мне встать с пола.
Бенни помог.
— Шофер, убери от меня руки.
Он понял, что она под диким кайфом, ее выдавали мятущиеся руки; выражение на измученном лице сменялось резко, без всякого перехода.
— Что ты хочешь, Тейпкоу? Ты глазеешь на меня. — Она положила ладони на свои груди.
— Вряд ли мне чего-то еще хочется, — сказал он.
Она неправильно его поняла. Отчетливая складка на лбу походила на дьявольскую мету, и она почти что выплюнула:
— Я готовилась это услышать, мразь ты эдакая. Я готовилась услышать эти гнусные слова, и вот теперь они сказаны. Ты насытился, ты поимел меня, и теперь я тебя больше не возбуждаю.
— Господи…
— Заткнись, святой Бенни, и дай мне сказать… Дай мне… Дай мне… — Она покачала головой, словно старалась вспомнить, что же хотела сказать.
Это дурь, подумал он. Скоро она выветрится. Он увидел, как она скользнула по комнате, схватила лампу со стола и закружилась с ней, как будто в танце. Когда она повернулась, лампа с силой угодила ему в плечо.
Еще больнее ранил смех.
— А дальше он сделает то, что сделал с папочкой. Вот он — карлик! — завопила она. — Вот он, святой Бенни-Ноль идет к своей Пэтти-Ноль. Нет, ты не идешь. — Она стояла у стены, где находился книжный шкаф.
— Я не двигаюсь, Пэт.
— Нет? — Она потянулась за подставкой для книг, маленьким слоником с поднятым хоботом.
— Ну тогда я буду двигаться.
Он наблюдал, как она приближается, но не шелохнулся. Когда она набросилась на него с подставкой для книг, он легко отошел в сторону, но как раз в этот момент она двинула ногой ему в пах. Он согнулся пополам.
Это дурь, продолжал говорить он себе. Это дурь.
— Теперь можешь идти, Тейпкоу. — Она наклонилась к его лицу. — Можешь идти. — Пэт плюнула в него, жидко и обильно.
Он ухватился за стол, вытер лицо.
— Ну хватит. — Бенни превозмогал боль.
— До этого еще далеко. — Она снова плюнула. — Я делала это со всеми, кто меня бросал.
— Довольно, Пэт.
— Я путалась с дворецким — он это получил. А…
— Пэт… — Его голос дрожал от усилия.
— Теперь шофер. — И ее рука взметнулась. Подставка для книг по-прежнему была у нее в руке.
Острая боль в голове стала шоком, приведшим к развязке. Он выбил эту штуку у нее из рук так, что она покачнулась. Когда она снова заорала: «Шофер!», он сильно треснул ее по губам.
— Тебе это нравится, Тейпкоу?
Он снова ударил ее по лицу, словно это помогало ему снять головную боль.
Она сидела прислонившись к стене, едва дыша. Бенни выпрямился, потом присел. Но это не помогло. Боль, которую он испытывал, была не физической, а душевной. Он просто посидит какое-то время и подождет. Он какое-то время ничего не будет предпринимать.
Ее дыхание было единственным звуком. Он услышал, как оно усиливается, потом становится натужным, до тех пор, пока не понял, что она всхлипывает.
Он повернулся и не увидел никаких слез, лишь истошные рыдания и лицо, искаженное мукой.
— Пэт. — Теперь она не сопротивлялась, когда он прикоснулся к ней. — Я сейчас здесь, Пэт.
Он какое-то время держал ее так. Его ладонь оказалась под ее левой грудью, и он чувствовал биение сердца.
— Да, Бенни, — сказала она, и они встали. — Да, Бенни, да.
Он перенес ее в другую комнату, где было темно.
Когда он вернулся в освещенную комнату, то словно стал другим человеком.
Он ждал ее и смотрел на темноту дверного проема:
— Идешь, Пэтти?
— Я крашусь.
Он зажег сигарету, подождал:
— Тебе ничего не нужно?
Он услышал ее смех и подумал, что у нее тысяча разных смехов, а этого он прежде не слышал.
Она вышла из темноты спокойная и тихо села на диван. Потом подняла голову и рассмеялась. Она смеялась над тем, как он пристально рассматривал ее.
— Пэт, перестань!
Яркой помадой она накрасила только верхнюю губу.
— Да, Тейпкоу?
— Бог мой, ну что теперь? — Он подошел, чтобы сесть рядом.
Она отстранилась, совсем чуть-чуть, приподняла руку, чтобы потянуть себя за мочку уха. Она смотрела прямо ему в лицо, ее улыбка — застывшая, как и прежде.
— Тейпкоу, для меня ты мертв.
И тут это случилось. Он не ответил, казалось, даже не отреагировал, но когда встал и направился к окну, он шел, но его больше не было. Потом он снова обрел свою твердость, как будто она никогда и не покидала его, старина Бенни Тейпкоу, стоявший так, как он стоял всякий раз, когда был один.
Это проняло даже Пэт. Ее мозги странно прояснились. Она испугалась, словно ребенок в темноте.
— Боже, Бенни! — вскрикнула она, — Бенни…
Но когда она ухватилась за его руки и он повернулся, то увидела совершенно безучастное лицо.
— Бенни, Бенни! — Ее кулаки колотили ему в грудь, а он лишь откинулся назад на подоконнике, чтобы не прикасаться к ней.
Когда ее кулаки стали бить сильнее, он по-прежнему оставался безучастным, чуть наклонившись и сказав «нет». Потом удары сменились болезненным толчком, и он опять повторил странное «нет». И это было последнее, что смогла расслышать Пэт, потому что она плакала по нему, глядя, как он падает в темноту; она плакала так сильно, что звук внизу остался неуслышанным.
Два человека с запада нашли его в ту ночь на террасе. В Чикаго шел дождь, и эти двое были в дождевиках.
— Мертвый, — сказал один из них.
Он принялся обшаривать карманы Бенни и чуть не порезал пальцы о стекло, но вытащил иглу и то, что осталось от остального.