Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка

Он протянул большую руку.

— Никаких неприятных ощущений?

— М.П.В.! — проникновенно сказал я, пожимая ему руку. Мы рассмеялись. Он окликнул меня, когда уже собрался уходить, осторожно огляделся по сторонам и проговорил мне в самое ухо:

— Эти игорные корабли, по-моему, находятся вне городских законов и законов штата. Зарегистрированы в Панаме. Если бы я… — он замолчал, и в его глазах появилась то ли озабоченность, то ли печаль.

— Я понял. У меня была та самая идея. Я не знаю, почему мне захотелось, чтобы вам в голову пришла та же самая идея. Но она не сработает для одного человека.

Он кивнул и улыбнулся:

— М.П.В.

Глава 34

Я лежал на кровати прибрежного отеля и ждал, когда стемнеет. Маленькая комнатка с жесткой кроватью и матрацем не толще одеяла, накрывавшего его, успела осточертеть. Сломанная пружина впивалась в левый бок. Я уже досконально изучил потолок, но продолжал лежать, не шевелясь, позволяя пружине издеваться надо мной.

Блики красных неоновых реклам гуляли по потолку. Далеко за окном гудели машины. Улица тянулась вдали от автотрассы, по почему-то ее называли Спидвей. К шуму машин привыкаешь быстро, а вот к шарканью ног по тротуару под самым окном — никогда. Через ржавую сетку в комнату доносился несвежий запах подгоревшего жира. Далекий голос кричал так, что его могли слышать в соседнем штате: «Проголодались, люди, проголодались! Горячие сосиски! Проголодались!»

Темнело. Мне ничего не оставалось, как думать. Мысли мои шевелились украдкой, как будто за ними наблюдали злые глаза садиста. Я думал о глазах мертвецов, глядящих в безлунное небо, о струйках крови, запекшихся на лицах. Я думал о неряшливых пожилых женщинах убитых ударом о ножку собственной кровати. Я подумал о блондине, который боялся, но не знал чего, который чувствовал, что что-то не так, но тщетно пытался выяснить, что же именно. Я подумал о красивых богатых женщинах, с которыми можно проводить время, и о симпатичных, стройных любопытных девушках, которые жили совсем одни и с которыми тоже можно проводить время, но по-другому. Я думал о полицейских, крутых подкупленных фараонах, но не совсем испорченных. О таких, например, как Хемингуэй. О жирных процветающих полицейских, как шеф Вокс. О высоких и элегантных, сообразительных и холодных полицейских, как Рандэлл, которые, несмотря на сообразительность и хладнокровие, не могли свободно делать работу чистыми методами. Я думал об индейцах, психиатрах и наркоманах-врачах. Я думал о старых козлах, вроде Налти, которые быстро отказались от попыток довести начатое до логического конца.

Я думал о многом. Темнело уже заметнее. Красный отблеск неона пробирался все глубже и глубже в комнату.

Я поднялся с кровати, потер онемевшую от жесткой подушки шею, подошел к раковине в углу и ополоснул лицо холодной водой. Я почувствовал себя лучше, но ненамного. Мне надо было выпить, мне надо было застраховать свою жизнь на большую сумму, мне надо было отдохнуть, мне нужен был дом в деревне. Все, что у меня было, это плащ, шляпа и пистолет. Я нацепил на себя все это и вышел из комнаты.

Лифта не было. В коридоре воняло. Я спустился по лестнице, не касаясь грязных перил, бросил ключ на стол и сказал, что я уезжаю и номер мне больше не понадобится. Пожилой дежурный с бородавкой на левом веке кивнул, а из-за каучукового дерева, самого пыльного во всей Калифорнии, внезапно появился посыльный-мексиканец в потертой униформе, чтобы взять мои чемоданы. Чемоданов у меня не оказалось, и мексиканец вежливо распахнул дверь, не переставая улыбаться. Снаружи кипела узкая улица, тротуары просто кишели жирными животами. В павильоне через дорогу вовсю играли в бинго, а неподалеку от меня двое моряков с девушками вышли от фотографа, где их, вероятно, сняли верхом на верблюдах. Голос торговца сосисками расскалывал сумерки как топором. Голубой автобус, урча мотором, проехал по улице к маленькой площади, где на поворотном устройстве разворачивался трамвай. Я пошел в том направлении.

Через некоторое время мои ноздри уловили слабый запах океана. Совсем слабый, как бы только для напоминания людям, что когда-то был чистый пляж, омываемый волнами, что дул ветер и можно было унюхать что-нибудь еще, кроме запаха пригоревшего жира и холодного пота.

Я доехал на маленьком трамвайчике до конца линии, слез с него и сел на скамейках, где было тихо, холодно и почти у самых ног лежала большая куча бурых водорослей. Далеко в океане включили свет в игорных кораблях. Я сел на следующий трамвай и вернулся почти к тому месту, где я вышел из гостиницы. Если кто-нибудь и следил за мной, то делал он это весьма искусно, ни разу не обнаружив своего места. Но не думаю, что тогда кто-то следил за мной.

Черные каменные волноломы блестели и, постепенно уходя в воду, исчезали в темноте ночи. Здесь, хотя еще и пахло горелым жиром, океан заметно давал о себе знать. Продавец сосисок зычным голосом продолжал зазывать:

— Проголодались! Отличные горячие сосиски! Все покупаем сосиски!

Я увидел его стоящим за передвижным прилавком. Дела его шли неплохо, он едва успевал длинной вилкой накалывать сосиски, и мне пришлось подождать, пока он останется один.

— Как называется вот та, дальняя? — спросил я, указывая носом.

— «Монтесито», — он посмотрел на меня ровным взглядом.

— Может ли парень с умеренными деньгами провести там время?

— Какое время?

Я громко рассмеялся.

— Горячие сосиски! — скандировал он. — Отличные горячие сосиски! — он понизил голос. — Женщины!

— Не-а. Я имею в виду комнату с мягким бризом, хорошей едой и полным спокойствием. Хочу отдохнуть.

Он отодвинулся.

— Я ничего не слышу, что вы говорите, — сказал он и продолжал зазывать.

Он еще продал немного сосисок. Не знаю, почему я с ним заговорил. Просто у него было такое лицо. Молодая пара в шортах купила у него сосиски и пошла дальше. Рука парня обхватила девушку за плечи. Они на ходу кормили друг друга.

Продавец подошел на ярд ближе и оглядел меня.

— Сейчас я свистну Пикардийских Роз, — сказал он и помедлил. — За это вам надо будет заплатить.

— Сколько?

— Пятьдесят. Не меньше.

— Хороший у вас город, — сказал я. — Прохладный.

— Да, сегодня утром еще был прохладным, — он растягивал слова. — Но почему спросили меня?

— Не имею понятия, — ответил я и бросил долларовую бумажку ему на прилавок. — Положи ее в банк или свистни Пикардийских Роз.

Он взял доллар, свернул его вдоль, затем поперек, потом снова вдоль. Положил долларовый комок на прилавок и щелкнул по нему. Сложенная купюра стукнулась о меня и бесшумно упала на землю. Я нагнулся, поднял ее и быстро повернулся. Но сзади не было никого, похожего на шпика.

Я подошел вплотную к прилавку и снова положил на него доллар.

— Люди не бросают мне деньги, — отчеканил я. — Они мне их вручают. Не возражаете?

Он взял доллар, развернул его, разгладил и спрятал под фартук.

— Говорят, деньги не пахнут, — хихикнул он. — Иногда меня это удивляет.

Я ничего не сказал. Еще несколько человек купили сосиски. Становилось все холоднее.

— Я бы и не пытался пробраться на «Королевскую корону», — сказал продавец. — Она для маленьких белочек, привязанных к своим орешкам. Вы, сдается мне, детектив, но это ваше дело. Надеюсь, вы хорошо плаваете.

Я отошел от него, удивляясь, почему я подошел сначала к нему. Просто так, по наитию. Ведь действуя наугад, прогоришь. Очень скоро проснешься с полным ртом предчувствий или чего-то еще.

Я прошел немного и оглянулся. Никто за мной не шел. Я отыскал ресторан, от которого не несло подгоревшим маслом. Вошел в зал. За бамбуковой занавеской просматривался коктейль-бар. Какая-то красотка с покрашенными хной волосами сладострастно била по клавишам и пела «Лестницу к звездам», фальшивя на полтона.

Я жадно проглотил сухой «Мартини» и поспешил назад за бамбуковую занавеску в обеденный зал.

85-центовый обед по вкусу напомнил почтовый мешок, и его мне подал официант, выглядевший, как человек, способный избить меня за 25 центов, перерезать мне глотку за 60 центов и похоронить меня в бетонном гробу на дне океана за полтора доллара за вычетом подоходного налога.

Мэллой был огромных размеров, но не более шести футов и пяти дюймов ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка.

Он выглядел настолько естественно, насколько естественен тарантул на праздничном пироге.

Мэллой разыскивал маленькую Велму, оставляя трупы на своем пути. Тенью отца Гамлета следовал по его пятам детектив Фил Марло.

Глава 35

За 25 центов мы проплыли слишком большое расстояние. Водное такси — серый баркас, застекленный на три четверти длины, проплыл мимо пришвартованных яхт у широкой каменной стены, которая являлась как бы окончанием волнореза. Неожиданная волна подбросила наше судно, как пробку. Для тошноты тем ранним вечером было много поводов. Кроме меня на лодке-такси было три пары и рулевой. Он выглядел нарочито суровым: из правого кармана грубошерстных штанов демонстративно торчала кожаная кобура. Как только мы отплыли от берега, три пары, как по команде, начали «жевать» друг другу лица. Я оглянулся на огни Бэй Сити и попытался особо не проклинать обед. Рассеянные пятнышки света сливались вместе, образуя браслет из драгоценных камней в витрине ночи. Затем их яркость поубавилась, и они в конце концов превратились в мягкое оранжевое зарево, появляющееся и исчезающее за гребнем волны. Длинные, ровные волны без, барашков поднимали нас ровно настолько, чтобы я каждый раз с удовлетворением отмечал: «Хорошо, что не стал запивать обед виски». Такси скользнуло вверх и вниз по гладким волнам, каждая из которых напоминала кобру в зловещем танце. В воздухе витал сырой холод, который никогда не исчезает из суставов моряков. Красная неоновая надпись «Королевская корона», морским призраком подрагивающая в темноте, вскоре засияла, как новый мрамор. Слабые звуки музыки донеслись до нас, а музыка над водой всегда бывает очаровательной. Мы огибали крупный корабль, выглядевший с близкого расстояния сказочно красивым. Место швартовки «Королевской короны» было освещено, как театральная сцена. Но сказка под названием «Королевская корона» стала отделяться, а другой, более старый, маленький корабль начал наползать на нас из темноты. Переделанное морское грузовое судно с ржавыми бортами, с низкими надпалубными сооружениями, с двумя мачтами. На «Монтесито» тоже горели огни и звучала музыка. Парочки, только что самозабвенно сжимавшиеся в единое целое, убрали друг от друга разгоряченные рты и уставились на корабль, хихикая. Такси развернулось по широкому кругу, но крен оказался достаточным для того, чтобы испугать пассажиров. Наконец, мы пришвартовались. Мотор уже не ревел, а лениво побулькивал. Луч прожектора рыскал по поверхности воды на расстоянии ярдов 50 от корабля.