Вячеслав Сухнев - В Москве полночь
…ГЭС строили в годы лихорадок великих строек коммунизма, одновременно с каскадом волжских станций. Ущелье, по дну которого бежала речка Кумари, загородили в самом узком месте высоченной плотиной. Примерно в километре по течению реки поставили двухэтажную коробку станции с машинным залом. Подвели деривационный туннель. По нему падала вода и вертела турбины. В техническом отношении строительство станции не представляло большой сложности, и местность словно заранее была спланирована под такую застройку. В береговых скалах чуть подчистили естественную выемку — и здание станции встало так, будто стояло здесь от сотворения мира. Выходящие на поверхность у плотины базальты крепко держали бетонную перемычку, поэтому не было нужды укреплять берег водохранилища.
Когда вода поднялась и затопила русла двух десятков мелких речушек, впадающих в Кумари, образовалось причудливое, похожее на многолучевую звезду, большое озеро, по лесистым берегам которого быстро встали белые здания пансионатов, санаториев, туристских баз и правительственных дач. Вскоре местная печать не называла водохранилище иначе как жемчужиной республики.
Мощность гидроэлектростанции была относительно невелика — около ста пятидесяти тысяч киловатт. Этого вполне хватало на нужды столицы и прилегающих районов еще несколько лет назад. А когда за перевалом поставили атомную станцию, дающую энергию половине Кавказа, Кумаринская ГЭС почти потеряла хозяйственное значение. Теперь же большая часть заколоченных пансионатов и дач была разграблена или сожжена. И эти брошенные дворцы среди первозданной природы воспринимались как символы долгой смуты.
Однако сотни тысяч кубометров воды, собранные в горах за тридцать лет, стали теперь символом стихии, выходящей из-под контроля человека. Достаточно небольшого пролома в теле плотины, чтобы гигантский водяной вал вырвался на свободу и помчался по долине реки.
Разглядывая на столе вновь и вновь знакомый черно-белый пейзаж, Седлецкий думал о том, что в Управлении самое время создавать подразделения, специализирующиеся в блокировании террактов на сложных промышленных сооружениях — атомных станциях, ГЭС, химкомбинатах.
Разрушения таких объектов чреваты последствиями, сравнимыми разве что с результатами массированной бомбардировки. Пока существуют подобные сооружения, всегда найдется безответственная сволочь, готовая шантажировать угрозой искусственно вызванной катастрофы. А там, глядишь, и до космоса доберемся, подумал Седлецкий. Собственно говоря, до космических объектов Управление уже добралось. Осталось понять, как обезопасить их в будущем от террористов.
— Разрешите! — вломился в машину молоденький солдат. — Там привели!
— Кого? — вздрогнул майор. — Что ж ты, воин, не по уставу дверь с петель рвешь! Ладно, воспитаем… Давай, кого привели.
В кузов втолкнули гражданского, по виду горца — папаха на глазах, замусоленный костюм с брючинами, заправленными в пыльные, скособоченные сапоги.
— На секрет напоролся, товарищ майор, — доложил один из десантников. — Пытался убежать… По-русски не говорит.
— Обыскали?
— Так точно. Оружия нет.
— Ч-черт… — пробормотал майор. — Куда его девать прикажете?
— Сейчас выясним, — сказал Седлецкий. — Расстрелять всегда успеем.
Повернулся к горцу и сказал буднично, негромко:
— Папаху-то сними, тут жарко.
Горец дернулся было рукой к папахе, но замер, настороженно посверкивая глазами из-под волнистой серой овчины.
— Садись, — приглашающе похлопал по скамейке Седлецкий.
Задержанный, чуть поколебавшись, осторожно присел на краешек скамьи.
— Ну, расскажи, как ты по-русски не понимаешь, — усмехнулся Седлецкий.
— Мало понимаю, — пробормотал горец. — Русскым не жил.
— Так. Раз ты не понимаешь по-русски, будем говорить на твоем языке. Договорились? Куда шел, откуда?
— Из города шел, от брата, — сказал горец. — Брат болеет, начальник, совсем плохой!
— Ага, брат Митька помирает, ухи просит, — пробормотал Седлецкий. — Значит, брат у тебя в городе, а ты в горах… Кем работаешь?
— Чабаном, овец пасу.
— Овец много?
— Много… Шесть сотен. И еще сотня — родственники дали.
— Всего семьсот, — подвел итог устному счету Седлецкий. — А теперь руки покажи!
Задержанный насторожился, непроизвольно сцепил руки на животе:
— Зачем, начальник?
— Погадаю, — отрезал Седлецкий. — Ну-ка, ребята, заставьте его показать ладони…
Руки у чабана были грязные, но узкие, неогрубевшие, совсем городские.
— Ты знаешь, что такое куйюк? — спросил Седлецкий.
— Конечно, — с готовностью ответил горец, вытирая папахой внезапно вспотевший лоб. — Это, начальник, такая палка с крючком, которой овец ловят.
— Вот-вот… В моих родных местах такую палку называют герлыга. И от нее на ладони образуются большие мозоли. Особенно здесь, на подушечках под большими пальцами. Ты понимаешь о чем я говорю?
Горец молчал.
— Ну, — поощрил Седлецкий, — соври, что недавно записался в чабаны. А до того был бухгалтером.
Задержанный лихорадочно облизнулся.
— Не бойся, — сказал Седлецкий лениво. — Пытать не будем. Неинтересно. Просто расстреляем.
— За что? — вздрогнул горец.
— Понимаешь, война идет… На плотине — бандиты, которые собираются ее взорвать и затопить город. И вот эти ребята, — Седлецкий кивнул на десантников, — будут рисковать жизнью, чтобы спасти твоих же земляков. Откуда я знаю, что ты идешь не к бандитам? Сейчас прикажу раздеть. Совсем. Солдаты прощупают одежду и обувь — до последнего шва. Найдем что-нибудь, может, узнаем, кто ты. А не найдем, тоже не велика беда. Умрешь без имени, как подозреваемый в шпионаже в условиях чрезвычайного положения.
— Так нельзя! — раздул ноздри горец. — Вы же не можете… невинного человека!
— Невинные дома сидят, — заметил Седлецкий. — Кстати, ты, оказывается, хорошо говоришь по-русски.
— Ваша взяла, — досадливо сказал задержанный. — Я не мог предполагать, что тут найдутся… знатоки чабанской работы. Впрочем, встреча с вами в мои расчеты и не входила. Пришлось импровизировать.
— Ну, поговорим без импровизаций. Представьтесь для начала.
— Эсаул Реджебов из республиканской разведки… Можете связаться с нашим руководством и проверить.
— Есаул? — подивился майор. — И тут в казачков играют!
— Это старое тюркское воинское звание, — объяснил Седлецкий. — Соответствует званию капитана. Правильно, эсаул?
— Правильно, — кивнул задержанный.
Открывшись, он держался свободнее. И папаху снял, небрежно бросив на стол.
— А зачем мы будем связываться с вашей разведкой? — задумчиво спросил Седлецкий. — Мы ведь не контачим. Нет человека — нет проблемы… Так выражался один из руководителей органов, уроженец Кавказа, между прочим.
— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Реджебов. — Предупреждаю, мое руководство знает, что я пошел через ваши посты. Да, мы не контачим… Но ведь и не воюем! У вас будут проблемы, уверяю! И вы ответите…
— Конечно, ответим, — прищурился Седлецкий. — Мол, шел ваш человек, шел — и напоролся на пост. Его с испугу и убили. За что приносим глубочайшие извинения… Ладно. Рассказывайте, зачем шли на плотину.
— Никаких задач, вредоносных для вас, я не решал. Я должен был уговорить партизан отступить в горы, не дожидаясь штурма плотины. Тем более, что Абдрахмана, настаивающего на сопротивлении, нет… Он был очень упрям, между нами говоря.
— Инте-ересно! — протянул Седлецкий. — Откуда вы знаете, что Абдрахмана нет?
— Не знаю, но догадываюсь. Он не пришел в назначенное время на явку в городе, на окончательные переговоры. Мы решили: задержан, либо убит.
— Понимаете, что затевается? — повернулся Седлецкий к командиру батальона. — Доблестная республиканская разведка решила сберечь бандформирование Абдрахмана! С какой целью, нетрудно догадаться. Оно еще пригодится, когда настанет срок брать власть сторонникам Самиева… Так, эсаул?
— Политика — не мое дело, — уклончиво сказал Реджебов. — Мы просто хотели избежать напрасного кровопролития. Вас ведь тоже должен устроить такой поворот событий!
— Поздно, — сказал Седлецкий. — Вы опоздали на несколько часов, Реджебов.
— Ракета, товарищ майор! — показался в дверях солдат.
— Хорошо. Выступаем! Пусть возьмут под стражу этого… есаула!
— Вы хотели попасть к партизанам? — сказал Седлецкий. — Доставим с максимальным комфортом. А потом еще побеседуем. Если останетесь живы, разумеется. Шальные пули, знаете ли…
Батальон снимался. Головные машины уже втягивались в пологую лощину, которая выводила на нижнюю дорогу к плотине. Холмы отстояли от этой дороги дальше, чем от верхней, и у партизан было меньше возможности скрытно подобраться к колонне. Ночной штурм в горах… Седлецкий, пересевший в кабину, опустил стекло и держал наготове автомат. В любую секунду на темном склоне, загораживающем звездное небо, могли вспыхнуть желтые брызги выстрелов.
