Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы
Встречавший его непонятно хохотнул и бросил:
— Это точно. С таким грузом и в самом деле ехать не очень-то спокойно… — Потом он повернулся к парням: — Давайте сюда ящик!
Те уже с грохотом откинули задний борт. Услышав команду, ухватились за ручку, потянули ящик на себя. Тот подался с пронзительным скрежетом. На землю его опустили небрежно, с громким стуком.
— Осторожнее… вашу мать! — рявкнул Мезенцев.
Парни удивленно оглянулись.
— Работайте, работайте, — махнул им Вячеслав. А Петру сказал — А ты успокойся, не ори. И не надо их по матери — это Азия, здесь на такое могут и обидеться.
Между тем узбеки легко поддели ломиком крышку ящика. Откинули ее. Поднатужившись, рывком, вытащили цинковый гроб. На нем ярко чернела надпись: «Махмудов».
Офицер чувствовал, как в его душе нарастает тревога. Он по-прежнему ничего не понимал в происходящем.
— Что они делают?
— Что надо — то и делают…
Только теперь стало заметно, что Вячеслав нервничает. Так ведь и было от чего!
Парни начали вскрывать цинковый гроб. Один достал зубило и молоток, приставил острие к крышке и примерился бить. Второй стоял рядом, держал в руках большие ножницы для резки металла.
— Останови их, Слава, — торопливо заговорил Петр, схватив за руку собеседника. — Он ведь уже сутки на жаре — сейчас оттуда такая вонь пойдет…
— Ничего страшного, — криво ухмыльнулся Самойлов. — Не задохнемся…
— Да и труп весь обгоревший, его ведь даже опознать невозможно.
— Это и хорошо, что невозможно.
Не обращая внимания на перепалку, парень несколько раз с силой ударил по зубилу. Наконец оно провалилось в образовавшееся отверстие. Узбек поворочал стальным бруском, расширяя его. Наконец вытащил блестящее острие, кивнул второму, что-то сказал ему по-своему. Тот начал ловко орудовать ножницами.
— Но зачем вам это?
— Сейчас узнаешь, — оборвал офицера Вячеслав. — Только помолчи пока что.
Запаха и в самом деле не было. Парень прошелся ножницами по дуге, отогнул тонкий цинк, заглянул внутрь. Поднял голову, сверкнул белоснежными зубами.
— Есть, Шурави! Все в порядке.
И засмеялся. Засмеялся и второй.
— Отлично! — хлопнул по погону офицера Вячеслав. — Все отлично, Петруха!
Мезенцев стряхнул его руку и быстро подошел к гробу. Тоже заглянул в открывшееся отверстие. И остолбенел, пораженный увиденным.
Вместо обугленного тела, которое должно было находиться в смрадной тесноте, он увидел полиэтилен с чем-то белым.
— Ну что, теперь понял?
Мезенцев ошарашенно поднял взгляд на довольно улыбающегося Вячеслава, стоявшего рядом.
— Что это?
Вся троица весело рассмелась.
— Не дошло еще? Петруха, ты ведь нам сюда привез почти сто килограммов наркотиков! Первосортного опиума! Почти центнер! Понял теперь?
Мезенцев медленно разогнулся. Он был настолько ошеломлен происшедшим, что даже не возмутился, не вскипел, осознав, насколько его подставили. Он только подавленно спросил:
— А где же?.. А где же Рустам?..
— Сейчас будет тебе и Рустам.
Парни подхватили гроб с наркотиками и потащили его куда-то в глубь двора. И вскоре приволокли оттуда же другой цинковый гроб, тщательно запаянный. Его они и опустили в ящик, начали умело приколачивать крышку.
— Кто там?
Моментально протрезвевший от увиденного, Петр все понял. Он уже выстраивал в мозгу всю цепочку происшедшего. Тело Рустама лежит сейчас где-нибудь в горах, попросту брошенное на съедение хищникам. В лучшем, самом идеальном случае его завалили камнями где-то в расселине или похоронили на азиатский манер, чтобы душманы могилу не осквернили. В гроб вложили наркотик… Ну и так далее.
— Неделю назад пожар был, так что этого человека, который в гробу тоже опознать невозможно. Ну а пока гроб придет к родителям, даже родители не смогут опознать.
— Но ведь это кощунство!
Самойлов понимал его состояние. Потому счел необходимым разъяснить:
— Я вполне мог просто забрать у тебя гроб с опиумом, а ты полетел бы дальше с той липовой бумажкой. Попался бы ты на подлоге — тебя же еще и посадили бы… Вместо этого ты получишь хорошие деньги. Более того, ты сейчас отправишься не гробы по домам развозить — их доставят по указанным адресам в военкоматы без тебя — а домой, к жене, отдохнуть. И когда через десять дней вернешься в часть, у тебя никто не спросит, где ты был. Вот так-то, Петя!
Откуда-то присеменила старенькая бабушка в ярком цветастом халате. В руках она несла поднос, на котором стояли две пиалы.
— Давай, Петя, и в самом деле помянем Рустама Махмудова, — негромко предложил Вячеслав. — Что ни говори, а нам он здорово помог.
Мезенцеву сейчас было до того плохо, что он просто не знал, что же делать, что предпринять. А что мужчина делает в таких случаях? Ищет истину в вине…
— Сволочи вы, — тоскливо произнес он, но пиалу взял, ту, что была ближе к нему. Она была едва не до краев наполнена водкой. — Гады и мерзкие сволочи.
Самойлов не удивился.
— Может быть, ты и прав, — кивнул он и тоже взял пиалу. — Посмотрим, что по этому поводу ты скажешь когда-нибудь потом — завтра или через десять лет.
— То же самое, — буркнул Мезенцев и опрокинул пиалу себе в рот.
Вячеслав пить не стал. Он просто смотрел, как офицер покачнулся и тяжело осел на бетон двора.
* * *Мезенцев-самолет
Петр проснулся резко, будто от толчка. Раскрыл глаза. И удивленно огляделся.
Он сидел в кресле самолета. Откуда-то издалека ровно гудели двигатели. В иллюминаторе чуть серело небо — так бывает на рассвете.
— Очухался?
Петр повернул тяжелую голову на голос. Рядом с ним сидел подполковник с танковыми эмблемами на погонах. Он смотрел на Мезенцева одновременно с осуждением и с пониманием, что подобное может приключиться едва ли не с каждым.
— Где я?
Вопрос звучал хрипло и глупо. Но Мезенцева сейчас это интересовало больше всего.
— Ну ты даешь! — коротко хохотнул подполковник. — Не видишь, что ли? В самолете!
Петр попытался еще что-то сказать, но во рту было кисло и шершаво. Потому он сначала прокашлялся и только тогда поинтересовался:
— А куда мы летим?
Сосед рассмеялся.
— А куда тебе надо? — с неподдельным любопытством спросил он. — Или ты и сам не помнишь?
Что на это мог ответить Петр? Он абсолютно ничего не помнил с того момента, как взял в руку пиалу во дворе у Вячеслава.
— Куда мы летим? — повторил он вопрос, надеясь, что подполковнику надоест над ним подтрунивать.
— В Киев, — смилостивился тот. — В Борисполь. Это тебя устраивает?
Значит, тот бандит и в самом деле не соврал, отправил его домой. Но зачем?
— Вполне, — кивнул Петр тяжелой головой.
В проходе показалась стюардесса.
— С добрым утром, — насмешливо сказала она. — Ну и как, выспались?
Мужчина, пробудившись после похмельного сна, всегда испытывает дискомфорт. Потому Мезенцеву было стыдно перед всеми.
Как он попал-то в самолет?
— Выспался, спасибо, — выдавил он из себя.
— Вот, ваши друзья вам оставили… — стюардесса протянула ему бумажный пакет, туго перетянутый шпагатом.
Петр попытался развязать бечевку. Не получилось. Тогда он просто надорвал бумагу. И под двумя взглядами — насмешливо-понимающим и недоумевающе-алчным — извлек из бумаги бутылку коньяка.
— Вот это да! — восхищенно проговорил подполковник. — Вот это я понимаю: значит, друзья!
— Там и закусить вам что-то найдется, — подсказала стюардесса. — А стаканчики я сейчас принесу.
В Мезенцеве вдруг пробудился джентльмен.
— Вы и себе стаканчик прихватите, — порекомендовал он девушке.
— Мне нельзя, у нас с этим строго, — твердо отказалась она. — Да и все это, — показала она на пакет, на бутылку, на тонко нарезанную колбасу в полиэтилене, на шоколад и пластмассовые бутылочки с напитком, также оказавшиеся в пакете, — тоже мы должны пресекать…
Петр глядел на нее с недоумением:
— А что ж это ко мне такая милость?
Девушка еще раз усмехнулась, однако ничего не ответила. И пошла в рабочий отсек, привычно покачивая бедрами.
Подполковник тоже хотел выпить. И не считал нужным это скрывать. Он откинул столик перед собой, потом помог откинуть и Мезенцеву. Разорвал полиэтилен, разложил закуску. Из своего портфеля достал две баночки напитка «Сиси» и пачку югославского печенья, которыми были завалены магазины Военторга в Афганистане. Тут и стюардесса подошла, принесла стаканы. Три.
— Только мне чуть-чуть, — сказала она негромко. И добавила, оправдываясь — Только потому, что все пассажиры спят…
Когда она отошла, отмякающий от вчерашнего Петр спросил у соседа:
