Ричард Пратер - Тепло оружия
— Ну разумеется — только прекратите называть меня Дилли, ладно? Зачем бы мне отпираться?
— Вы сейчас напоминаете испуганного кролика, это во-первых — а есть ещё и во-вторых, и в-третьих. Прежде, чем я успел разглядеть мертвеца, лежащего в лужах крови…
— Пожалуйста, не напоминайте мне об этом. Шелл… я думала, что это были вы!
— Ага, мне тоже так показалось. Вы вместе с парочкой других…
— И потом, когда я увидела вас — живым! — я едва не лишилась чувств.
— Да уж, припоминаю. И как раз это и показалось мне подозрительным…
— Сначала я глазам своим не поверила. Но когда поняла, что вы стоите рядом со мной, живой и невредимый, то я как будто очнулась ото сна, от этого кошмара. И для меня это стало таким облегчением, таким счастьем…
— Эй, постойте-ка. Как-то нескладно получается. С чего это вам вдруг радоваться? Вы позвонили Хейзл, чтобы завлечь меня на встречу. Вам нужно было разделаться со мной, чтобы это я лежал там в лужах крови…
— Как вы жестоки!
— А вы нет?
Черты её лица несколько исказились, а взгляд, похоже, стал ещё туманнее.
— Я ни при чем, и вы должны мне поверить. Когда я увидела вас — то есть, его, но мне показалось, что это были вы — лежащим на асфальте, в крови, у меня едва сердце не разорвалось от жалости.
— Что ж, Дилли, давайте повторим все сначала. И поподробнее.
— Перестаньте называть меня Дилли!
Я огляделся по сторонам. Как будто ничего необычного. Солнце клонилось к закату, и его лучи пробивались сквозь густую листву, отбрасывая на водную гладь затейливые блики. В бассейне плавали люди. Но вот Эда Уоллса нигде не было видно.
Итак, Эд. Куда бы это он мог подеваться?
Придется немедленно отправляться на его поиски. Но все по порядку. С этой красоткой придется тоже порядком повозиться. Похоже, ей очень не нравится, что я называю её Дилли Пикл. Что ж, это вполне объяснимо. А какой нормальный человек будет в восторге от такого имени? Но если она не Дилли, то это будет уже третий промах с моей стороны. И тогда придется начинать все заново.
Нет, я не мог ошибиться, это Дилли. Все правильно, все очень логично — или, по крайней мере, казалось таковым некоторое время назад. Когда, стоя у окна в холле, я сделал свое маленькое открытие, когда сознание мое пронзила догадка: “Дилли Пикл — женщина!”, имевшая под собой вполне реальное обоснование, состоявшее из четырех-пяти призрачных доводов, благодаря которым становилось совершенно ясно — в тот момент, по крайней мере — что передо мной Дилли собственной персоной.
Конечно, если это была не она, если её и в самом деле звали Рангун О'Тул, или как-нибудь еще, то это означало…
Да, это значило, что для меня ещё не все потеряно. И между нами вполне может что-нибудь произойти, что-нибудь очень хорошее.
Я снова посмотрел на нее, мысленно прикидывая свои шансы.
— Мне очень не хотелось бы ссориться с вами, Шелл, — тем временем говорила она. — Но меня зовут Бирма О'Хэйр. Это хорошее имя. Во всяком случае, мне оно нравится. И если уж вам не хочется называть меня Бирмой, то уж лучше тогда совсем никак не называйте.
— От того, что я стану вас иначе называть, суть дела не изменится, — заметил я.
Подавшись вперед, она взяла мою правую руку в свои ладони — в левой руке я все ещё сжимал камеру, казавшуюся теперь непомерно тяжелой — и сказала:
— Мне нужно признаться, Шелл…
— Что ж, давно пора…
— … какие чувства я испытывала к вам все эти годы. Сброшу камень с души, даже если вам это и безразлично.
Она говорила довольно занятные вещи. И некоторые её поступки тоже оказались весьма оригинальными. Так, говоря о камне, который ей якобы необходимо сбросить с души, она поднялась на ноги и притянула мою руку ещё ближе таким образом, что та оказалась прижата тыльной стороной к её левой груди.
Оказывается, её белое тонкое джерси было прозрачным не только с виду, но и на ощупь. Ощущение сродни тому, как если бы дотрагиваться рукой до голой, едва шероховатой кожи, чуть-чуть напоминающей ткань.
Опустив вниз правую руку, другой рукой она по-прежнему удерживала мою ладонь и заглядывала мне в лицо.
— Но, Шелл, я не могу говорить об этом здесь. Вокруг столько людей. Возможно, они прислушиваются к нашему разговору. Я буду себя очень неловко чувствовать. Может быть отойдем в сторонку?
— Хорошо, если обещаете рассказать, к чему это все.
Пройдя вдоль бассейна, мы вышли на посыпанную гравием дорожку, ведущую в сторону небольшого мостика через узкий ручей. За мостом виднелась узкая, проложенная наверное специально для влюбленных парочек, тропинка, петлявшая среди раскидистых деревьев и уводившая куда-то в заросли. Маленькие птички то и дело вспархивали и перелетали с ветки на ветку.
Мы шли рядом, и Дилли тихонько объясняла мне, что, хоть нам с ней никогда и не приходилось встречаться, но только она все равно считает меня своим близким знакомым. Впервые она услышала обо мне достаточно давно, и с тех пор постоянно следила за развитием моей карьеры, читала в газетах и журналах о некоторых моих расследованиях. Похоже, она была действительно хорошо осведомлена о моей работе, включая самые громкие и удачные дела.
Перейдя через мостик, мы продолжили путь по узенькой тропинке, подальше от посторонних глаз. Дилли все ещё сжимала мою руку. И тыльная сторона моей ладони была по-прежнему прижата к её левой груди. Я уже начал задумываться над тем, а не стоит ли сказать ей об этом. Но в конце концов решил не заострять внимание на таком пустяке. Это могло смутить её. Ведь она сама сказала, что ей неудобно говорить вслух о таких вещах.
Бирма — или Дилли, или как там её ещё — продолжала говорить, признаваясь, что очень-очень часто думала обо мне бессоными ночами. Правда, она так и не уточнила, что именно она обо мне думала, лежа обнаженной в темноте — хотя, кажется, про наготу она тоже не упоминала; но я отчего-то представлял её себе именно в таком виде — и был уверен, что в этом нет ничего постыдного.
Она также призналась, что собирала газетные статьи обо мне, те самые, что хранила в альбоме для вырезок: два уже заполнены целиком, а над третьим она как раз сейчас работает. Я обратил внимание, что рассказывая об этом, она то и дело оглядывалась назад и время от времени поглядывала по сторонам. Наверное, наблюдает за птичками, думал я. Мне отчего-то казалось, что такая девушка не может не любить птичек.
Птички, думал я. Так что мне там казалось насчет птичек?
К тому времени мы уже отошли на весьма приличное расстояние и очутились в почти дремучем лесу. Там вполне могли бы гнездиться даже орлы. У меня в голове промелькнула мысль, что, пожалуй, пора возвращаться. Но помимо всего прочего Бирма на протяжении всего пути время от времени легонько, как будто бессознательно, поворачивала мою руку, и на протяжении последних нескольких секунд, по-видимому, уже совершенно не соображала, что делает, потому что — сам не знаю, как так получилось — теперь уже вся моя ладонь целиком оказалась прижата к её мягкой груди, играя роль “уютного гнездышка”, и любой непосвященный в тонкости происходящего мог мог решить, что я нарочно ухватился за её “птичку”. И мне было очень неудобно.
Дело в том, что помимо всего прочего мы с Бирмой по-прежнему шля рядом по все той же узенькой тропинке, и для того, чтобы не убирать руку и не перекладывать её, скажем, на плечо, мне пришлось немного наклониться вперед и несколько извернуться, принимая таким образом довольно кособокую позу, не слишком-то подходящую для романтической прогулки по “Тропинке влюбленных”.
Бирма же, похоже, не замечала ничего не обычного в том, что моя походка вдруг стала прихрамывающей, а я сам начал передвигаться почти боком. Наверное, у неё было обыкновение вот так прогуливаться по лесу в компании приглянувшихся ей мужчин.
Да уж, она действительно была от меня без ума. Она практически призналась мне в этом.
А ещё рассказала, как, услышав выстрелы за окном, выбежала из-за стола — она, оказывается, тоже работала в центре города. И даже сказала, где. Ее контора находится в большом здании, в самом центре. Короче, где-то там. А уж когда она увидела труп светловолосого человека, лежащего в лужах крови… В этом месте у неё перехватило дыхание.
Она замедлила шаг, и мы остановились.
— Шелл, — проникновенно проговорила она.
— Что? — откликнулся я, распрямляясь. — О-ох!
— Что с тобой, дорогой?
— Ничего. Спина немного затекла… и рука тоже. Вот тут — ой! Все, кажется, уже прошло.
— Шелл… — Она придвинулась поближе. Еще ближе. Совсем близко. — Теперь тебе понятно?
В её светло-карих глазах стояли слезы. Она плакала.
Все было ясно, как божий день. Ну да, увидев убитого старика, она решила, что это Шелл Скотт. Что это я лежал на залитом кровью тротуаре. Она думала, что я умер. Умер — после всех её страстных фантазий… и альбомов с вырезками.
