Элмор Леонард - Пронто
– Или вообще остаться дома, – сказала Джойс. – Ты же, Гарри, прирос к Саут-Майами-Бич. Думаю, ты уже о нем скучаешь. Ты знаешь, чем Гарри занимается даже здесь? – повернулась она к Рэйлену. – Прослушивает пленки с записями ставок, которые принимал там по телефону или в частных разговорах.
– Один раз всего и слушал, – насупился Гарри. – Просто так вышло, что ты как раз в это время и вошла. Джойс встала из-за стола.
– Где пленки, Гарри?
– В спальне. Не понимаю, чего это ради я вообще их взял. А у Роберта случайно оказался приемник с магнитофоном...
Как только за Джойс закрылась дверь, Гарри вскочил из-за стола, нырнул в кладовку и вышел оттуда с бутылкой «Галлиано». Чем подливать бренди или ликер в кофе, лучше бы, конечно, выпить рюмку чистого, и ни от кого не прячась, а если она возникнет, сказать ей, что это его дом, и если ей здесь не нравится... Только она ведь ничего не скажет. Во всяком случае сразу. А если он одной рюмкой и ограничится, то и никогда. Или двумя. Гарри повернулся к Рэйлену и приглашающим жестом поднял бутылку.
– Я уже пробовал ночью, – покачал головой Рэйлен. – По вкусу напоминает лекарство.
– От всех болезней.
Гарри выудил из раковины фужер и водрузил его на стол, рядом с высокой узкой бутылкой желтоватой жидкости. Суетливым он становится, суетливым, мелькнуло в голове у Рэйлена. И разговорчивым.
– Так ты говоришь, мы не сможем защитить этот дом. Почему?
Наливает себе полный фужер. Отхлебывает.
– Дом слишком большой.
Гарри почувствовал, как в его желудок проникает блаженное тепло.
– Вот так и привыкаешь делать все втихаря, – сказал он. – Лучше бы уж Джойс не приезжала. Я пригласил ее в гости – и только посмотрите, кого она за собой притащила. – Гарри ухмыльнулся, но Рэйлен не поддержал шутку. Серьезный какой, даже без этой своей шляпы. Гарри пожал плечами. – Они не имеют ничего против нее, против тебя и Роберта. Им нужен только я.
– Когда они явятся сюда, – сказал Рэйлен, – они не оставят в живых ни одного свидетеля. Гарри снова отхлебнул «Галлиано».
– Как ты помнишь, меня пытались убить уже дважды, и оба раза убивал я сам. Я говорю об этом на случай, если ты считаешь меня новичком! А вот ты вроде бы специалист по этим делам, так я тебя спрошу – когда ты последний раз убил человека?
– Вчера, – ответил Рэйлен.
* * *Джойс вернулась на кухню, поставила магнитолу с уже заправленной в нее кассетой на стол, сунула вилку в розетку, прибавила громкости и посмотрела на Рэйлена, а потом – на бутылку «Галлиано». На Гарри она не смотрела. Из динамика донеслось:
– Алло, Майк? Это один из неугадавших, Джерри.
– Привет, как жизнь, Джерри?
– В порядке. Как сегодня «Сэйнтс»?
– Нью-орлеанцы? Семь.
– А «Форти-Найнерз»?
– Четыре.
– О'кей, мне тогда «Сэйнтс» и «Форти-Найнерз».
– Найнерз и «Нью-орлеан» десять раз в обратном?
– Точно.
– Вот так Гарри и развлекается, – сказала Джойс. Рэйлен поинтересовался, кто такой Майк, и Джойс объяснила, что это один из регистраторов ставок. Теперь проигрывался следующий разговор:
– Майк, Эл из Южного Майами.
– Да, говори, Эл.
– "Беарс" десять раз, «Джайантс» пятнадцать раз. О'кей, а потом запиши мне «Иглз», «Беарс» и «Стилерз», турнир девять долларов, ставка двадцать семь долларов, о'кей, а еще «Ойлерз» пять раз и ковбои пять раз.
– Записал.
– "Тампа Бэй" четыре раза.
– Да.
– "Фолкенз", «Иглз» и «Бронкос», девять долларов в турнир.
– Записал. Пауза на пленке.
– Майк, Билли. Не рано?
– Нет, тебе что, мальчонка?
– Билли Маршалл, – пояснил Гарри. – Из «Геральд».
– "Найнерз" минус четыре, восемь раз. «Детройт» минус три, сорок раз.
– Записано.
– И «Нью-орлеан» минус семь, десять раз, если «Денвер» десять раз. Бабки для меня подбил?
– Спрашивает, сколько он должен, – пояснил Гарри.
– Одну секунду... Билли? Пять пятьдесят.
– Зайду на неделе.
– О'кей, так у тебя «Найнерз» сорок раз, «Детройт» сорок раз и «Сэйнтс» десять, если «Денвер» десять.
– Точно. Всего хорошего, Майк.
– Алло.
– Майк, Джо Дьюи.
– Да, Джо.
– Мне «Лайонз» и «Форти-Найнерз» двадцать раз в обратном, «Беарс» на никель, «Чарджерс» на никель, «Джайантс» пять раз. «Новая Англия» десять раз и «Коричневые» двадцать. Майк, я еще перезвоню.
– Алло.
– Майк, это Митч.
– Как поживаете?
– Митчелл.
– Да, я знаю, кто это. Говорите.
– Он юрист, – пояснил Гарри. – Из Брауэрда.
– Я хочу тридцатидолларовый повторный.
– Да?
– Как идут «Ойлерз»?
– "Хьюстон", пятнадцать.
– "Сэйнтс"?
– Семь.
– Семь?
– Да, так что вы хотите?
– Тридцатидолларовый повторный. Я же говорил.
– Я спрашиваю – на кого?
– Чего?
– Раздолбай он хренов, – сказал Гарри, – а не юрист.
– Кого вы хотите?
– И тех и других, «Ойлерз» и «Сэйнтс».
– Хватит, – сморщился Гарри. – Выключай шарманку. Одно и то же дерьмо, раз за разом. И ты думаешь, я хочу вернуться ко всему этому?
– Бегом на полусогнутых, – сказала Джойс.
* * *– Ну так что ж, – сказал Роберт Джи. – Вот так я себе это представляю. Отсюда надо уезжать.
Взглянув на молчавших Гарри и Джойс, Рэйлен кивнул.
– И чем скорее мы уедем, – добавил Роберт, – тем лучше. Пока они сюда не нагрянули.
Роберт дежурил в большой гостиной у окна, сюда он и позвал их для совещания. Время шло к одиннадцати.
– О'кей, – сказал он. – Я отправлюсь за машиной сейчас же, и не будем больше об этом говорить. Иначе я пас, ухожу, а вы тут делайте что хотите. Я уже говорил – мне не хочется оказаться здесь, когда они заявятся, да и остальным бы я тоже не советовал. Так что решаем?
– Ты хочешь получить перед уходом свою плату? – спросил Гарри.
Джойс устало покачала головой, а потом скрипнула зубами.
– Гарри... – начала она.
– Да, – прервал ее Роберт. – Я хочу получить свои деньги. А почему, собственно, нет? Я же не договаривался работать бесплатно.
– Я знаю, – кивнул Гарри. – Ты торгуешь своими услугами.
– Гарри, какого черта... – снова начала Джойс.
– В чем дело? – Он посмотрел на нее с самым невинным видом. – Я просто хочу заплатить Роберту все, что причитается, и дать ему мою кредитную карточку. Ведь это я буду платить за машину, верно?
Готовая было снова наброситься на него Джойс сдержалась и промолчала; Роберт Джи тоже молчал, пока Гарри не отсчитал ему деньги и не сказал:
– В расчете?
– В расчете, – кивнул Роберт.
– И не забудь вернуть ее, – сказал Гарри, передавая ему кредитную карточку.
Дальше Роберт словно перестал замечать своего работодателя, всем своим видом выражая, что сыт по горло и только и мечтает – уйти поскорее. Он тронул Джойс за локоть, тихо сказал ей что-то, а потом взглянул на Рэйлена и кивнул.
– А мне позволено будет поинтересоваться, – язвительно произнес Гарри, – в какое время вы намерены вернуться?
Рэйлену казалось, что Роберт Джи не ответит, однако, уже подойдя к двери, тот все же обернулся:
– Когда стемнеет.
* * *– Ты совсем сошел с ума, – сказала Джойс, когда Роберт ушел.
– А что я такого сделал? – самым невинным образом удивился Гарри.
– Ты изо всех сил стараешься настроить его против себя.
– С человеком, который помогает тебе выбраться из дыры, обычно так не обращаются, – заметил Рэйлен.
– И я не поставлю Роберту в вину, – добавила Джойс, – если он действительно уйдет.
Не обращая внимания на их слова, Гарри подошел к южному окну гостиной, из которого, если встать совсем близко к стеклу и посмотреть на запад, можно было видеть уходящий вниз зеленый склон.
– Я ведь рассказывал вам, – спросил он, глядя в окно, – как Эзра Паунд и его жена жили у его любовницы Ольги Рудге? В Сант-Амброджио, это в той стороне. Немцы выкинули их из квартиры, им было некуда податься, и денег тоже не было, только триста пятьдесят лир, полученные за выступления по радио... за те самые выступления, из-за которых и пошли все его неприятности. Он утверждал потом, что ничего в них профашистского не было, только критика Рузвельта и Трумэна. Правда, к Муссолини он относился хорошо. Когда в Милане повесили за ноги Муссолини и его любовницу Клару Петаччи, Эзра Паунд написал стихотворение, в котором назвал случившееся «огромной трагедией, крушением мечты крестьянина с согбенными плечами». Но вы можете себе представить, как это человек живет под одной крышей со своей женой и любовницей? Они так и жили втроем почти целый год, пока наша армия, продвигавшаяся к Генуе, не пришла сюда. Тогда Эзра Паунд спустился в Рапалло и начал искать какого-нибудь офицера, то ли чтобы сдаться, то ли предложить свои услуги. Точно я не знаю. Он не нашел ни одного человека, знающего, кто он такой, или хотя бы этим интересующегося. Какой-то цветной солдат попытался продать ему велосипед.
