Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Джеймс Хэдли Чейз

III

Ник Инглиш безостановочно ходил по своему кабинету, когда вошел Леон.

Леон упал в кресло и сдвинул шляпу на затылок.

— О Боже мой! — вздохнул он. — У тебя не найдется для меня стаканчика подкрепиться?

— Где девушка? — спросил Инглиш, протягивая стакан Леону.

— Я ничего не смог сделать, — ответил Леон, наполовину опорожнив стакан. — В настоящий момент бедная девочка должна быть в морге.

— Как так? Она умерла?

— Да, ей всадили в сердце нож, — ответил Леон и рассказал про происшествия.

— Кто-то поджидал ее на улочке, — закончил он. — Я слышал, как она стонала, но когда я подошел, ей уже ничем нельзя было помочь. Ее закололи насмерть. Тип подобрал нож, но оставил для нас очень важную примету.

Он вынул из своего кармана бумажный пакет и положил его на стол. Это был пакет жевательной резинки.

— Это еще ни о чем не говорит, — сказал Инглиш, рассматривая пакет.

— Я считаю, что, напротив, говорит. Он лежал рядом. Я считаю, что каждый раз, когда происходит убийство, этот тип находится рядом.

Инглиш осторожно положил пакет в ящик стола.

— Что произошло после того, как ты ее обнаружил?

— Флики начали прочесывать местность, и я решил, что мне лучше смотаться. Они могли принять меня за убийцу. Я перебрался через стену и сел в проезжающее такси. Я вылез на Центральной авеню и пришел сюда пешком.

— Ты думаешь, они задержали человека со шрамом?

— Весьма возможно.

— А толстого?

— Я думаю, что он мертв. Я попал ему в живот, и не думаю, чтобы он долго протянул.

— Мне думается, что это похоже на гангстерскую организацию, а?

— Мне тоже так кажется. Человек, жующий резинку, их шеф.

— Если разговор идет о Шермане, то это не удивительно. Это доказывает, что Рой был только исполнителем. Я так и думал. Я всегда считал, что у него не хватило бы организационного таланта на это.

— Я не вижу пока, что ты сможешь сделать с Шерманом, даже если он начальник этих парней. Если ты посадишь его на скамейку для обвиняемых, то Рой тоже будет иметь право на публикацию.

— Да, действительно, — сказал Инглиш, вставая. — Как бы то ни было, но сейчас надо поспать, Эд. Мне нужно хорошенько подумать. Я поговорю с тобой завтра.

Инглиш проводил Леона до двери.

— Мне нужно повидать Моркли. На этого толстого человека, который, как ты думаешь, убит, может быть, есть досье в полиции.

— Не слишком-то шевели грязь, — посоветовал ему Леон. — Будь осторожен. Не нужно, чтобы Моркли вопросы, которые ты будешь ему задавать, сопоставил с тем описанием парня, которое есть у него. Шофер такси имел достаточно времени, чтобы изучить меня.

— Я буду очень осторожен, — сказал Инглиш, открывая дверь. Леон вышел на широкую лестничную площадку.

Подъемник, который находился почти наполовину у двери в квартиру Инглиша, подошел к этажу. Молодой человек, одетый в темно-коричневый костюм и коричневую фетровую шляпу, вышел из него. Белый шелковый платок выглядывал из манжеты его рубашки. Он кинул на Леона быстрый и пронзительный взгляд и направился к своей квартире, расположенной на другом конце площадки.

— Мистер Шерман? — спокойным голосом проговорил Инглиш.

Крайне неохотно человек в коричневом костюме обернулся. У него были самые необыкновенные глаза, которые только видели Леон и Инглиш. Глаза цвета амбры, с огромными зрачками и лишенные выражения.

— Да, я Шерман, — сказал он серьезным и музыкальным голосом. — Вы хотите со мной поговорить? Ведь вы — Ник Инглиш, не так ли?

Уходи, Эд, — сказал Инглиш вполголоса. — До завтра.

Он подошел к Шерману.

— Я действительно хочу поговорить с вами. Не могли бы вы зайти ко мне на минутку?

— Если вы не возражаете, то я предпочел бы, чтобы вы зашли ко мне: я жду телефонного звонка.

— Охотно, — ответил Инглиш.

Шерман открыл дверь и вошел первым.

— Входите, мистер Инглиш.

Инглиш вошел в элегантный холл, сплошь уставленный цветами. После того, как он повесил свою шляпу на вешалку, Шерман пригладил свои волосы, цвета соломы, и открыл дверь напротив. Он нажал на кнопку, и целое море света залило комнату.

Нужно было немало, чтобы удивить Инглиша, но при виде убранства этой комнаты он не мог скрыть своего восхищения.

Перед ним находилось огромное помещение. Ни ковер, ни дорожки не нарушали блеска паркета, который простирался до черных бархатных штор, покрывающих окна. Один белый диван и два белых кресла не заполняли это огромное пространство. Около окна стоял рояль. Пламя пылающих поленьев пылало в камине, который украшали два канделябра черного цвета, высотой в два метра, в которых находились восковые свечи. Около стены, задрапированной черным бархатом, находилась копия в натуральную величину «Пиетты» Микеланджело. Слабый запах воска парил в этом помещении, и освещение еще больше усиливало этот необычайный вид, который чем-то напоминал Инглишу могильный склеп. Заметив, что Шерман наблюдает за ним, Инглиш взял себя в руки.

— Как человеку, близко стоящему к театру, вам должен понравиться этот зал, — сказал Шерман, направляясь к камину. — Во всяком случае, освещение оригинальное, не правда ли? Безусловно, большинство людей не захотело бы здесь жить, но я не похож на большинство.

— Верно, — сухим тоном проговорил Инглиш. — Эта скульптура замечательна.

— Это превосходная копия, — сказал Шерман, доставая из кармана кусок жевательной резинки. Инглиш увидел, что конверт был таким же, как и тот, что лежал у него в столе. — Что, искусство вас интересует, мистер Инглиш?

— Мне очень нравится эта скульптура, — сказал Инглиш, указывая на «Пиетту», — но я не могу сказать, что искусство меня особенно интересует. У меня никогда не было возможности заняться им. Но я не хочу вас долго задерживать. Я хотел только вас спросить, были ли вы в агентстве прессы, помещающейся на Седьмой улице, 135 Б, 17 числа этого месяца?

Шерман, устремив свой лишенный выражения взгляд на Инглиша, старательно отламывал кусок жевательной резинки.

— Мне кажется, что да. Я не уверен, что 17-го, но я был там на этой неделе. Это, вероятно, и было семнадцатое, теперь, после того, как вы спросили, я вспомнил. Любопытно, почему вы задали мне этот вопрос?

— У меня есть свои основания. Вы там были около десяти часов пятнадцати минут.

— Весьма возможно. Что-то вроде этого. Я не обратил внимания.

— В это время, — продолжал Инглиш, сверля глазами лицо Шермана, — мой брат покончил жизнь самоубийством. Он выстрелил себе в голову.

— Как это печально, — сказал он. — Вы меня огорчили.

— Не слышали ли вы звука выстрела, когда находились в помещении?

— А, так вот оно