Лоренс Блок - Время убивать
— Да, его трудно было назвать человеком, — согласился я.
— Тем не менее его убийство так важно для вас?
— Я не выношу убийств.
— Стало быть, вы считаете, что человеческая жизнь священна?
— Не думаю, чтобы я верил в священность чего бы то ни было. Это очень сложный вопрос. Сам я отнюдь не безгрешен. Несколько дней назад я убил человека. Чуть раньше — способствовал смерти другого. Непреднамеренно. Но от этого мне не легче. Я не знаю, священна ли человеческая жизнь. Просто я не люблю, когда убивают. А вы сумели избежать ответственности за убийство, и это меня беспокоит. Вот почему я решил именно так поступить с вами. Я не хочу убивать, не хочу разоблачать вас — не стану делать ничего подобного. Я беру слишком много на себя, пытаясь играть опостылевшую мне роль Господа Бога. Но я не позволю занять вам губернаторское кресло.
— Так вот что вы и называете словами «играть роль Господа Бога»?
— Возможно.
— Вы считаете, что человеческая жизнь священна. Какой бы фразой вы ни выражали эту мысль, это ваша жизненная позиция. А что же тогда вы делаете с моей жизнью, Скаддер? В течение долгих лет для меня имела значение только одна цель, а вы берете на себя смелость лишить меня ее, заявляя, что я должен отказаться от этой цели.
Я оглядел кабинет: портреты, роскошная мебель, бар.
— По-моему, вы неплохо живете.
— Да, у меня есть кое-что. Могу себе позволить.
— Наслаждайтесь же этим.
— Неужели я не могу вас подкупить? Или вы неподкупный человек?
— Боюсь, меня никак нельзя назвать неподкупным. Но вы, мистер Хьюзендаль, не сможете меня подкупить.
Я ждал, что он на это скажет. Прошло несколько минут, а он все еще продолжал безмолвно сидеть в кресле; глаза его были устремлены на какую-то точку в пространстве. Я тихо вышел.
Глава двадцатая
На этот раз я добрался до Собора Святого Павла до закрытия. Я сунул десятую часть того, что позаимствовал у Лундгрена, в ящик для подаяний. Зажег несколько поминальных свечей. Некоторое время я сидел, наблюдая, как верующие по очереди заходят в исповедальню. Пожалуй, я немного завидовал им, но сам не готов был последовать их примеру.
Затем я пересек улицу и зашел в бар Армстронга, где заказал порцию бобов с колбасками; к этому я присовокупил виски и чашку кофе. Наконец-то все кончено, и я могу пить как обычно, не напиваясь до безобразия, но и избегая полной трезвости. Кое-кого я приветствовал кивками, и кое-кто кивал мне в ответ. Была суббота, Трина не работала, но Ларри так же старательно обеспечивал меня бурбоном и кофе.
Я рассеянно размышлял о событиях, которые произошли после того, как Орел-Решка вручил мне свой конверт. Пораздумать — так я мог бы справиться с этим делом лучше: если бы я вмешался с самого начала, возможно, Орел-Решка был бы еще жив. Но я поступил иначе, а теперь все было кончено; у меня еще оставалось немного денег, после того как я отправил перевод Аните, отнес подаяние в церковь и расплатился со всеми барменами. Отныне я мог расслабиться.
— Это место свободно?
Я даже не заметил, как она вошла. Только поднял глаза, и вот она, передо мной. Она села напротив, вынула из сумочки пачку сигарет и закурила.
Я сказал, впервые обращаясь к ней на «ты»:
— Вижу, ты в белом брючном костюме?
— Чтобы ты мог меня узнать. А знаешь ли ты, что вывернул мою жизнь наизнанку?
— Догадываюсь. Они так ничего из тебя и не выжали?
— Куда им! Этим олухам не выжать даже дамских трусиков, не то что предъявить обвинение по всей форме. Джонни даже не знал о существовании Орла-Решки. Это моя головная боль.
— Только это?
— Пожалуй. Что касается остального — мне наплевать. Я от него наконец-то освободилась. Хотя мне это дорого стоило.
— Ты имеешь в виду своего мужа?
Она кивнула.
— Он не долго думая решил, что я роскошь, от которой ему лучше избавиться. Он разводится со мной. И я даже не буду получать от него алименты, потому что, стоит мне об этом заикнуться, он уж придумает, как мне насолить. И это не пустая угроза. А сколько дерьма вывалили на меня газеты?!
— Я не читал газет.
— Значит, пропустил кое-что интересненькое. — Она затянулась и выпустила колечко дыма. — Я вижу, ты пьешь в заведениях любого разряда. Я заглянула к тебе в гостиницу, но тебя не оказалось в номере. Тогда я сходила в «Клетку попугая», и мне сказали, что ты чаще всего бываешь здесь. Не могу понять, почему?
— Мне тут нравится.
Она наклонила голову, внимательно меня разглядывая.
— Знаешь, и мне тоже. Закажешь мне выпить?
— Конечно.
Я поманил Ларри, и она попросила бокал вина.
— Надеюсь, оно не будет слишком мерзким, — сказала она. — Но, во всяком случае, бармен не подмешает туда какой-нибудь дряни. — Когда Ларри принес заказ, она подняла бокал и, глядя на нее, я сделал то же самое. — Желаю счастья.
— И я тоже желаю тебе счастья, — сказал я.
— Я не хотела, чтобы он убивал тебя, Мэт.
— Я тоже этого не хотел.
— Я говорю серьезно. Мне только требовалось время. Я непременно сама уладила бы все — так или иначе. И я не просила помощи у Джонни. Да я и не знала, где он. Он сам позвонил мне, когда вышел из тюрьмы. Просил, чтобы я послала ему немного денег. Я иногда помогала, когда ему приходилось туго. У меня была нечиста совесть, потому что я выступала свидетельницей обвинения по его делу, хотя он сам просил меня об этом. Но, разговаривая с ним по телефону, я не могла не пожаловаться, что нахожусь в трудном положении. Это и было моей ошибкой. Я боялась его больше, чем кого бы то ни было.
— Он имел над тобой какую-то власть?
— Да, всегда. Почему — я и сама не знаю.
— Зачем ты вывела его на меня в тот вечер, в «Клетке попугая»?
— Он просто хотел взглянуть на тебя.
— Ну что ж, это ему удалось… Затем мы договорились, что встретимся с тобой в среду. Знаешь, а ведь тогда я хотел тебе сказать, что ты свободна от подозрений. Я думал, что уже вышел на убийцу, и хотел сообщить тебе о прекращении шантажа. А ты отложила нашу встречу и послала его ко мне…
— Он должен был только поговорить с тобой. Припугнуть тебя, помочь мне выиграть время — вот и все.
— Но он-то смотрел на это по-другому. А ты наверняка догадывалась, что он попытается убить меня.
Она замялась, медля с ответом. Плечи ее поникли.
— Я догадывалась, что это может случиться. В нем было… что-то дикое. — Ее лицо вдруг просветлело, в глазах заплясали огоньки. — Думаю, ты оказал мне важную услугу. Я чувствую большое облегчение оттого, что он навсегда ушел из моей жизни.
— Это не просто облегчение, а спасение.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что у него был очень веский мотив, чтобы меня убить. Это только предположение, но я редко ошибаюсь. Ты хотела оттянуть выплату денег мне до того времени, когда у тебя появятся собственные средства. А это могло произойти лишь после того, как твой муж войдет во владение своей долей наследства. Но Лундгрен не желал, чтобы я путался у него под ногами. В отношении тебя у него были особые планы.
— Что ты имеешь в виду?
— Не догадываешься? Предлагал он тебе развестись с мужем, когда тот получит деньги?
— Откуда ты знаешь?
— Это просто предположение. Но я примерно представляю себе, как бы он поступил потом. Он хотел заграбастать все. Подождал бы, пока твой муж получит свою долю наследства, а затем вступил бы в игру, и ты оказалась бы очень богатой вдовой.
— О Боже!
— Вскоре ты снова вышла бы замуж и стала бы называться Беверли Лундгрен. Сколько, ты полагаешь, прошло бы времени, прежде чем он опять бы взялся за нож?
— Боже!
— Разумеется, это не больше чем предположение.
— Нет. — Она вздрогнула, и ее лицо вдруг утратило весь светский лоск — она вновь стала той девушкой, какой была много лет назад. — Именно так бы он и поступил. Это не просто предположение. Все произошло бы именно так.
— Еще вина?
— Нет. — Она прикрыла ладонью мою руку. — Я была в бешенстве, ведь ты перевернул всю мою жизнь! Но, может, ты сделал не только это. А еще и спас меня.
— Этого мы никогда не узнаем.
— Нет. — Она докурила сигарету и сказала: — Ну, так куда теперь мне идти? Я уже привыкла вести светскую жизнь, Мэт. Мне даже кажется, что я делала это не без некоторого блеска.
— Да, верно.
— И теперь я снова сама должна зарабатывать на жизнь.
— Что-нибудь придумаешь, Беверли.
Ее глаза сверкнули.
— А ты заметил, что впервые назвал меня по имени? — спросила она.
— Заметил.
Некоторое время мы сидели, глядя друг на друга. Она достала сигарету, но тут же передумала и убрала ее.
— И что теперь? — сказала она.
— Вроде ничего.
— Я думала, что ты совершенно равнодушен ко мне. Стала даже опасаться, что теряю привлекательность. Куда мы могли бы пойти? Боюсь, что у меня нет теперь дома, который я могла бы назвать своим.