Ли Чайлд - Джек Ричер, или Сплошные проблемы и неприятности
Выяснилось, что одного стула не хватает, и Беренсон отошла к окну. Вроде бы акт вежливости, но благодаря этому она оказалась в доминирующем положении. Посетители вынуждены были смотреть на нее снизу вверх и щуриться от света, падающего из окна.
– Чем я могу вам помочь сегодня? – спросила Беренсон.
В ее голосе появились покровительственные нотки. И легкое раздражение. Она сделала едва заметное ударение на «сегодня».
– Тони Суон исчез, – сказал Ричер.
– Исчез?
– Мы так и не нашли его.
– Я не понимаю.
– Это не слишком сложно для понимания.
– Однако он может находиться где угодно. Например, у него появилась новая работа за пределами штата. Или он взял отпуск, который так давно откладывал. Он мог отправиться туда, где давно мечтал побывать. В положении мистера Суона многие так поступают. Нет худа без добра.
– Его собака умерла от жажды, запертая внутри дома. Тут нет никакого добра, только худо. Суон не уезжал в отпуск, он не планировал никаких поездок.
– Его собака? Как ужасно!
– Я с вами согласна, – подхватила Диксон.
– Ее звали Мейзи, – добавила Нигли.
– Я не совсем понимаю, чем я могу вам помочь, – сказала Беренсон. – Мистер Суон ушел от нас более трех недель назад. Разве этим не должна заниматься полиция?
– Так оно и есть, – согласился Ричер. – Но и мы над этим работаем.
– Я по-прежнему не понимаю, какой помощи вы от меня ждете.
– Мы бы хотели осмотреть его стол и компьютер, а также органайзер. Там могли остаться какие-то записи, информация о встречах.
– Записи о чем?
– Обо всем, что могло послужить причиной его исчезновения.
– Его исчезновение не связано с «Новой эрой».
– Будем надеяться. Но многие люди занимаются в рабочее время личными делами и оставляют записи, имеющие отношение к их частной жизни за стенами офиса.
– Только не здесь.
– Почему? Вы все время заняты?
– Здесь не делают записей. У нас нет бумаги. Нет ручек и карандашей. Это одна из базовых мер безопасности. Мы полностью исключили использование бумаги. Таков закон. Всякого, кто нарушает данное правило, мы увольняем. Мы работаем на компьютерах. У нас действует замкнутая сеть, защищенная самыми надежными системами с автоматическим отслеживанием всех данных.
– Мы можем взглянуть на его компьютер? – спросила Нигли.
– Взглянуть-то вы можете, – сказала Беренсон, – но это вам ничего не даст. Через тридцать минут после того, как человек увольняется из нашей организации, жесткий диск его компьютера вынимается и уничтожается. Его разбивают на части в полном смысле слова. Молотком. Это еще один закон безопасности.
– Молотком? – повторил Ричер.
– Единственный надежный способ. В противном случае из диска можно извлечь информацию.
– Иными словами, у вас не осталось никаких следов пребывания Суона?
– Боюсь, так оно и есть.
– У вас довольно жесткие правила.
– Я знаю. Их придумал сам мистер Суон в первую же неделю своего пребывания здесь. Именно таким был его первый вклад в общее дело.
– Он с кем-нибудь общался? – спросила Диксон. – Вместе ходил на ланч? Есть ли у вас человек, с которым он мог поделиться своими заботами?
– Вы говорите о чем-то личном? – уточнила Беренсон. – Я сомневаюсь. Едва ли такое возможно. Здесь он играл роль полицейского. Мистер Суон должен был держаться особняком, чтобы делать свою работу эффективно.
– А как насчет его босса? – спросил О’Доннел. – У них могли возникнуть дружеские отношения. Ведь оба находились в одной лодке – в профессиональном смысле.
– Я обязательно у него спрошу, – пообещала Беренсон.
– Как его зовут?
– Я не могу ответить на ваш вопрос.
– Вы весьма сдержанны.
– На этом настаивал мистер Суон.
– Мы можем встретиться с этим человеком?
– Сейчас его нет в городе.
– И кто же остался на хозяйстве?
– В некотором смысле мистер Суон. Все предписанные им процедуры продолжают исполняться.
– А с вами он общался?
– По личным вопросам? Нет, никогда.
– Был ли он чем-то озабочен или огорчен в последнюю неделю своей работы здесь?
– Я ничего не заметила.
– Он делал много телефонных звонков?
– Не сомневаюсь, что так и было. Мы все проводим много времени, разговаривая по телефону.
– Как вы думаете, что с ним случилось?
– Я? – слегка удивилась Беренсон. – Понятия не имею. Я проводила его до машины и сказала, что, как только дела у нас пойдут лучше, я сразу позвоню ему с просьбой вернуться, а он ответил, что будет с нетерпением ждать моего звонка. И с тех пор я его не видела.
Они сели в машину Диксон и отъехали от здания с зеркальными стенами. Ричер обернулся и стал наблюдать за тем, как отражение их «форда» становится все меньше и меньше.
– Напрасно потратили время, – сказала Нигли. – Я же говорила, что лучше просто позвонить.
– Я хотела посмотреть, где он работал, – сказала Диксон.
– «Работал» – неправильное слово, – вмешался О’Доннел. – Они его использовали. В течение года применяли его знания и опыт, а потом вышвырнули вон. Они просто купили его идеи, не дав ему работы.
– Да, со стороны все выглядит именно так, – согласилась Нигли.
– Они ничего здесь не производят. Здание не охраняется.
– Очевидно. Должно быть, у них есть другие объекты. Фабрика, где налажено производство.
– Так почему же Единая посылочная служба не дает второй адрес?
– Возможно, они держат его в тайне. Или вообще не получают там почту.
– Я бы хотел знать, что они производят.
– Почему? – спросила Диксон.
– Просто любопытно. Чем больше мы знаем, тем больше шансов, что нам повезет.
– Ну так выясни это, – предложил Ричер. – Задай нужные вопросы.
– Я не знаю, у кого спрашивать.
– А я знаю, – сказала Нигли. – У меня есть знакомый парень в Пентагоне, который занимается поставками оборудования.
– Позвони ему, – велел Ричер.
Темноволосый сорокалетний человек, называвший себя Эланом Мейсоном, завершил деловую встречу в своем номере в денверском отеле. Его гость пришел вовремя в сопровождении единственного телохранителя. Мейсон посчитал оба этих знака позитивными. Он ценил пунктуальность. А соотношение один к двум для него было почти роскошью. Очень часто ему одному приходилось иметь дело с шестью или даже десятью участниками сделки.
Начало получилось удачным. Да и дальше все пошло неплохо. Он не услышал неловких извинений из-за поздней доставки или пространных разговоров о трудностях. Никаких изменений в последний момент. Никто не пытался торговаться и менять цену. Все шло, как было оговорено заранее: шестьсот пятьдесят единиц по сто тысяч долларов за штуку. Мейсон открыл свой чемоданчик, и его клиент начал долгий процесс оценки. Деньги на швейцарских счетах не подвергались сомнению, как и облигации на предъявителя. Они имели вполне определенную цену. С бриллиантами оценка получалась более субъективной. Конечно, был известен вес в каратах, но очень многое зависело от огранки и чистоты камней. Люди Мейсона даже слегка недооценили их, чтобы он мог иметь запас при торговле. Гость Мейсона очень быстро это понял. Он сказал, что полностью удовлетворен, и согласился, что чемоданчик действительно стоит шестьдесят пять миллионов долларов.
И с этого момента чемоданчик перешел в его руки.
А Мейсон получил ключ и листок бумаги.
Ключ был маленьким, старым, потертым и поцарапанным. И выглядел как самый обычный ключ. Похожий изготовят в любой мастерской прямо в присутствии заказчика. Мейсону сказали, что он от висячего замка, запирающего транспортный контейнер, который будет ждать его в доках Лос-Анджелеса.
Лист бумаги был транспортной накладной, описывающей содержимое контейнера: шестьсот пятьдесят DVD-плееров.
Гость Мейсона и его телохранитель ушли, а Мейсон пошел в туалет и сжег в раковине свой паспорт. Через полчаса Эндрю Макбрайд вышел из отеля и направился в аэропорт. И к своему удивлению, обнаружил, что с нетерпением ждет, когда заиграет шумовой оркестр.
Фрэнсис Нигли позвонила в Чикаго с заднего сиденья машины Диксон. Она попросила своего помощника послать по электронной почте письмо ее приятелю в Пентагон и объяснить, что сейчас ее нет в офисе, что она находится в Калифорнии, где нет защищенного телефона. И что ее интересует, какой продукт производит «Новая эра». Она знала, что ее приятель в Пентагоне охотнее ответит по электронной почте, чем по обычной телефонной линии.
– У тебя в офисе есть защищенные телефоны? – спросил О’Доннел.
– Конечно.
– Потрясающе. И кто же этот твой приятель?
– Обычный парень, – ответила Нигли. – Но он мне должен. Больше, чем ты можешь представить.
– И поэтому всегда помогает?
– Всегда.
Диксон съехала со 101-й автострады на Сансет и повернула на запад, к отелю. Движение было медленным. Им оставалось ехать всего три мили, но даже любитель бега трусцой преодолел бы это расстояние быстрее. У входа стоял «краун вик». Полицейская машина без опознавательных знаков. Но не Томаса Бранта. Она была новее, с целым стеклом.
