Барри Фантони - Этот чертов Майк Дайм
— Не умничай, мон ами. Короче, Хог был в сортире, когда случилась неприятность. Ты не поверишь, но у бедняги Саммерса сумка оказалась точь-в-точь, как наша. Катастрофа! Как только мы заметили, что произошло, то обратились к нужным ребятам и быстро нашли нашу сумочку в гостинице «Маагз».
Миссис Саммерс снова застонала, но Француз даже не взглянул в ее сторону. Конечно, с этим красавчиком я расправился бы быстрее, чем с воробьем, но Хог представлял собой серьезную проблему, поэтому я сидел и слушал.
— Мы нашли мистера Саммерса в его номере и объяснили нашу проблему, — рассказывал Француз. — Его сумку вернуть ему не могли, потому что Хог разорвал ее на части, когда обнаружил подмену. Он псих, я тебе говорил. Но нашу сумку мы хотели забрать немедленно. Бедняга Френк! Он, дескать, не слышал ни о какой сумке и понять не мог, о чем вообще речь. Мы постарались помочь ему вспомнить, поискали сумку в номере, но ее там не было.
Тут проблема, мон ами. Здесь мы тоже все обыскали и теперь знаем, что у миссис Саммерс сумки нет. Но тот факт, что и ты навестил Френки, говорит о том, что ты можешь знать кое-что, чего не знаем мы. Давай, рассказывай. И не забудь интересные подробности. — Француз встал и аккуратно надел шляпу, после чего кивнул Хогу. Тот пристально уставился на меня, словно стараясь понять, как мои руки-ноги крепятся к телу.
— Я видел Френка Саммерса первый и последний раз в гостинице, когда он был уже мертв, — сказал я. — Поэтому ничего не знаю. Возможно, он пожертвовал ее в Общество защиты животных. Во всяком случае, если бы сумка была у меня, я бы вам ее с радостью отдал.
Я не понял реакции Француза на мое заявление — раздался шум. Это миссис Саммерс внезапно вскочила с дивана, вереща во весь голос. Ее пеньюар раздувался, как паруса каперского судна, и так, на полных парах, она подлетела к окну и ринулась в него головой вперед. Оконное стекло лопнуло на миллион осколков, пропуская вдову Френка Саммерса. Когда она пролетела все тридцать два этажа до мостовой, крик ее замер. В течение нескольких секунд, показавшихся часом, мы трое сидели, разинув рот и остолбенело разглядывая разбитое окно, на котором ярко блестели капли крови. Наконец Француз с шумом проглотил слюну:
— Мон дье! Вот это да! Хог, ублюдок, быстренько выруби этого придурка!
И Хог, конечно, поступил, как ему было сказано.
6
Сознание медленно возвращалось ко мне, как постепенно выступающий при отливе берег. Я чувствовал запах бензина и кожи, слышал проворный шелест шин по мокрому асфальту. Инстинкт подсказывал оставаться неподвижным и держать глаза закрытыми. Мои руки были связаны за спиной, ноги — нет, поэтому я начал осторожно двигать ими и прислушивался. Работали «дворники», а рядом справа ощущалось присутствие чьего-то тела. Пахло лавандой и лимоном, значит, за рулем сидел Хог.
Теперь я уже полностью пришел в себя. В бок мне упиралось твердое дуло. Время шло. Машина не тормозила и не ускоряла ход, по всей видимости, мы ехали по большой автостраде. Затем послышался голос Француза:
— Включи радио. Ненавижу ехать за город. Эти деревья сводят меня с ума.
Раздался щелчок, и послышался голос комментатора, рассказывавшего о выборах в штате Огайо.
Так прошел, наверное, почти час. Я не торопился и знал, что не могу ошибиться с выбором момента для начала действий. Сигналом послужил голос Француза:
— Вот черт! Я оставил сигареты у этой Саммерс. Дай мне твои.
Упиравшееся мне в ребра дуло пистолета слегка отодвинулось, пока Француз наклонялся вперед, к водительскому сиденью, чтобы взять сигарету. Я быстро открыл глаза, сконцентрировал всю тяжесть своих 76 килограммов в затылке и устремил голову прямо в изумленное лицо Француза. Прицелился я не очень точно, однако ударил его в нос, и он заскулил, как раненый щенок, выронив пистолет на сидение. Правда, Француз оказался крепче, чем я думал, и не отключился совсем, напротив, приготовился к атаке. Хог не мог поучаствовать в сражении, так как вел машину на довольно большой скорости по трехполосной автостраде, зажатый другими машинами. Ему не оставалось ничего другого, как мчаться дальше вперед.
На заднем сиденье я остервенело боролся с Французом за пистолет и в конце концов победил. Француз оказался на сиденье подо мной, в луже собственной крови, а я упирался в него пистолетом. Времени на раздумья у меня не было, так как силы таяли, а Хог уже вырулил из автомобильной пробки. Пошел сильный дождь, многие водители предпочитали не рисковать, и дорога на глазах становилась пустой. Мы ехали на бьюике, а бензобак у него, как я хорошо помнил, был где-то как раз на линии моего прицела.
Я повернул руку и выстрелил четыре раза. Глухие выстрелы из оружия большого калибра заставили машину задрожать и наполнили салон едким дымом. Француз вопил прямо мне в ухо. Две пули застряли у него в ноге, одна ушла в неизвестном направлении, но четвертая достигла цели. Пробив Бог знает сколько сантиметров обивки, кожи и черного лака, она прошла сквозь заднюю шину, превратив ее в обрывки резины. Бьюик потерял управление. На переднем сиденье Хог отчаянно жал на педаль тормоза и дергал руль, но напрасно — две тонны металла теперь жили собственной жизнью. Несколько раз вильнув из стороны в сторону, бьюик резко пошел по диагонали. Мы пересекли автостраду, вылетели с асфальтированной полосы, унося с собой десяток дорожных знаков и вздымая тучу из гравия, и покатились под откос сквозь невысокие кусты. Я свалился на пол под сиденье и прижал колени к подбородку. Наконец, пролетев метров четыреста, мы остановились, окутанные клубами дыма и пыли. Я услышал какое-то странное тиканье и щелканье, затем наступила долгая тишина.
7
Я лежал на спине, разглядывая небо в дырку, образовавшуюся на месте крыши бьюика. Легкий дождик окроплял мой лоб и стекал по щекам. Я попробовал пошевелиться, но ощутил страшную боль. То немногое, что не болело, оказалось или парализовано, или окровавлено, руки были по-прежнему связаны. Я пополз к свисавшей на одной петле дверце, продираясь сквозь острые осколки стекол, и в конце этого мучительного пути сумел сесть. Только теперь я увидел Хога. Его огромная голова лежала на сиденье рядом с туловищем, ручищи по-прежнему сжимали руль. Меня затошнило, и я поспешил выползти из машины на влажную холодную землю. Когда бьюик вылетел с автострады, стальная оградительная полоса разрезала машину пополам, снеся крышу и заодно голову Хога, как гильотина. Француза вообще нигде не было видно. Я медленно встал на ноги и огляделся в поисках чего-нибудь острого, чтобы разрезать собственный галстук, которым мне связали руки. Кое-как нагнувшись, подобрал с земли кусок бампера и принялся пилить им свой лучший и единственный галстук.
Когда удалось перерезать волокна и освободиться, я подумал, что было бы неплохо покурить, но сигареты в моем кармане промокли. Пришлось отправиться к приборной доске бьюика. Потом я вспомнил, что мой пистолет исчез. Хорошая пушка, 38 калибра, пристрелянная, которую я очень любил и которая меня не раз выручала. Я попробовал включить фары, и в их ярком свете увидел очертания тела. Маленький человечек, с головой, повернутой под странным углом, напоминал нелепого спящего паяца. Но Француз больше никогда не проснется. Я нашел свой 38 калибр у него под мышкой, в кобуре, предназначенной для пистолета более мелкого калибра, и не устоял перед искушением проверить карманы Француза.
В его сафьяновом бумажнике я обнаружил кучу денег, квитанции из гостиниц, счета и фотографию, на обороте которой карандашом был записан номер телефона. На ней, на фоне пальм и бассейна, сидел крупный мужчина лет пятидесяти пяти в плавках, с полотенцем, переброшенным через плечо. Его черные гладкие волосы влажно блестели, как если бы он только что вышел из воды; он не успел принять подобающую позу для съемки, потому что лицо было наполовину прикрыто полотенцем, однако глаза видны хорошо — темные, жестокие глаза, вряд ли бы изменившие свое выражение, как бы ни улыбался рот. Рядом на шезлонге возлежала красивая блондинка в бикини со стаканом в правой руке. Она не смотрела в объектив, а мрачно улыбалась мужчине. Наверное, именно такая убийственная улыбка и нравилась в ней этому типу больше всего. Я положил фотографию себе в карман, взял доллар в счет оплаты моего погибшего галстука и выкинул бумажник Француза. «О ревуар, мон ами», — попрощался я с ним. Как ни паршиво все складывалось, кому-то всегда достается больше, чем тебе.
8
Слегка покачиваясь на дрожащих ногах, я выбрался на автостраду и поднял руку. Два светящихся огонька стремительно приближались ко мне, неся спасение. Это был антрацитовый кадиллак, за рулем сидела женщина. «Вам куда?» — спросила она. Голос был теплым и одновременно решительным, как мед с ложкой лимонного сока. Она включила свет в салоне, и я с изумлением увидел потрясающую красотку: еще никогда в жизни не встречал таких огромных миндалевидных глаз, такой белой бархатистой кожи. Полные губы немного опущены вниз, что придавало им угрожающий вид, но их выражение смягчала очаровательная ямочка на подбородке. Одним словом, олицетворение красотки, заставляющей мужчин плясать под свою дудку и делать кучу глупостей.
