Эд Макбейн - Три слепых мышонка
— Мне кажется… В тот день я заходил в видеопрокат.
— В котором часу это было?
— По дороге домой, на ферму. Я фермер.
Лидз явно скромничал. Он был внуком Роджера Лидза, одного из самых первых переселенцев штата, сумевшего в свое время скупить за бесценок сотни акров во Флориде. Его отец, умерший шесть лет назад, прикупил три тысячи акров плодородной земли на Тимукуэн-Пойнт-роуд, грузовые стоянки в Тампе и лучшую недвижимость в центре Калузы.
— Я заглянул на Лайм в офис своего агента, — продолжил Лидз.
— Мир тесен, — улыбнулся Мэтью. — У меня тоже агент в тех краях.
— Я бываю там каждый день.
— Я тоже.
— Я пробыл там около часа, — добавил Лидз.
У богатых свои привычки.
Мэтью вернулся к прерванному разговору:
— Когда вы были в понедельник у своего агента?
— Часов около трех. Джесси велела захватить по дороге какой-нибудь фильм.
Джесси Лидз. Это она звонила ему вчера, после того как Лидзу предъявили обвинение и отказались выпустить под залог. Она начала с того, что он лучший в городе адвокат по уголовным делам (слышал бы это Бенни Фрейд!), и просила взять на себя хлопоты по защите ее мужа. Он откликнулся на ее просьбу.
— Зашел я в видеопрокат…
— Какой, не скажете?
— То ли «Город видео», то ли «Мир видео»… Какое-то типичное название. Он расположен на Трейл, около Люйда, не доезжая до поворота на Уиспер-Кей-Бридж.
— И что вы там взяли?
— «Касабланку». Джесси без ума от старых фильмов. Мы его посмотрели после ужина.
— Вы ночью выходили из дому?
— Нет.
— Во сколько вы легли спать?
— Что-то около половины девятого.
— Так рано?
— Мы смотрели кассету.
— Неужели вы спите в одежде?
— В одежде? Что вы! Почему в одежде?
— Прежде чем лечь спать, вы разделись, так?
— Ну да, конечно.
— И куда вы положили бумажник?
— Я… по-моему…
Адвокат отметил, что Лидз смутился.
Вроде бы повседневное действие, да поди знай. Отчего бы Лидзу и не стушеваться, раз вся его жизнь висит на волоске от того, куда он в тот вечер сунул бумажник. Законы Флориды суровы. Убийство с отягчающими обстоятельствами тянет на электрический стул. Мэтью ждал ответа.
— Обычно он лежит у меня на туалетном столике, — задумчиво произнес Лидз. — Вместе с ключами и мелочью. Наверняка в тот вечер я положил его туда же.
— Но полной уверенности у вас нет?
— Ну как сказать… Видите ли… — Он немного помолчал, затем продолжил: — Я мог обронить его в лодке в тот вечер.
— В лодке?
— Да. У меня есть тридцатидевятифутовый «медитерраниен». В тот вечер перед ужином я выходил в море.
— И вы допускаете, что он мог выпасть из кармана?
— Вероятно.
— Припомните, раньше такое случалось?
— Иногда, чтобы он случайно не выпал, я клал его на дно.
— Вы когда-нибудь забывали бумажник в лодке?
— Всего однажды.
— Вы хотите сказать, что вам приходилось забывать бумажник вне дома?
— Да.
— Значит, можно предположить, что в понедельник могло случиться подобное?
— Вполне. И кто-нибудь его прихватил оттуда, иначе как он мог оказаться на месте преступления?
— Когда вы обнаружили пропажу?
— Это было во вторник утром. Полицейские нагрянули к нам домой и предъявили бумажник.
— В котором часу это было?
— Где-то около девяти. Они показали мне бумажник, и когда я подтвердил, что это моя вещь, они велели собираться.
— И вы отправились с ними в город?
— Конечно.
— Надеюсь, сопротивления не оказали?
— Нет.
— Мистер Лидз, знакома ли вам «Малая Азия», так называемый район Калузы?
— Да.
— Вам случалось бывать там?
— Случалось.
— Можете вспомнить, когда?
— В день их ареста.
— Кого вы имеете в виду?
— Тех мерзавцев, которые напали на Джесси.
— Значит, вы знаете этот дом 1211 по Танго-авеню?
— Да.
— Вы отправились туда после ареста той троицы?
— Да.
— Значит, этот адрес вам знаком?
— Да.
— И дом тоже?
— Да.
— Вы заходили внутрь дома?
— Нет. Я просто захотел посмотреть, где живут эти твари, вот и проехал по улице.
— Скажите, вы не были там в ночь убийства?
— Я уже говорил, что нет.
— А в какой-нибудь другой день?
— Нет.
— Сколько вам лет, мистер Лидз?
— Сорок один.
— Вы служили в армии?
— Да.
— Когда?
— Во время Вьетнамской кампании.
— Вы были в действующей армии?
— Да.
— Вам случалось сталкиваться с подобными убийствами?
— Они получили по заслугам.
— Но такие жертвы…
— Я протестую. Эти ублюдки не жертвы! Они потешались над моей женой. Слава тому, кто их прикончил!
Лидза было не узнать: его голубые глаза помутнели, он скрежетал от злобы зубами и потрясал кулаками. Если он окажется в таком состоянии в зале суда, ему обеспечен электрический стул.
— Мистер Лидз, я повторяю: случалось ли вам во время службы во Вьетнаме видеть…
— Да, иногда так уродовали тела наших солдат.
— Им вырывали глаза…
— Да.
— Отрезали члены…
— Эти нелюди для острастки отсекали указательный палец правой руки. Любили вырывать язык. Мы часто подбирали трупы без языков. — И, поколебавшись, он добавил: — Мы проделывали с ними то же самое. Парень из моего батальона частенько надевал на шею ожерелье из отрезанных ушей.
— А вы сами когда-нибудь…
— Нет-нет, никогда.
— Вы уверены?
— Я на такое не способен, и без того по уши в дерьме ходили.
На какое-то время оба замолчали.
Из коридора в камеру донесся разговор двух полицейских, потом послышался смех.
— Мистер Лидз… — Адвокат с трудом подбирал слова.
Он пристально посмотрел в глаза подозреваемому, пытаясь понять, мог ли такой человек отомстить столь жестоким образом за надругательство над женой. Способен ли на самосуд? Или преступление совершено кем-то другим, а бумажник действительно оказался там случайно?
— Мистер Лидз, повторите, пожалуйста, что вы непричастны к этой трагедии.
— Я их не убивал.
— Еще раз, пожалуйста.
— Эти трое не на моей совести.
Летом в Калузе жару переносить затруднительно, по крайней мере дважды в день приходится залезать под душ и менять амуницию. В самое пекло облегчение приносит трехразовый душ: утром после сна, в обеденный перерыв в офисе и на сон грядущий. Мэтью предавался размышлениям, принимая свой ритуальный третий душ.
После обеда зачастил ставший уже привычным дождь, по нему можно было сверять часы.
Ливень хлестал от души. Во Флориде трудно представить себе хоть что-нибудь совершаемое вполсилы. Случись задуть ветру, так непременно ураганной силы; если выглядывало солнце, то лишь с одной целью — спалить всю округу; ну а дождь лил как из ведра.
Адвоката посетила мысль, что в душе не было необходимости. Ведь может такое случиться, что в комнату залетит шаровая молния и сразит его на месте. Вот позабавится Бенни Фрейд, а потом не преминет выразить свои соболезнования.
Прокурор округа Скай Баннистер поспешит перед журналистами назвать его хорошим адвокатом и отличным парнем, достойным оппонентом, заявит об огромной утрате, постигшей общество, потерявшего в лице усопшего примерного гражданина. Его бывшая жена Сьюзен зальется слезами. Облачившись во все черное, набегут его подружки и примутся забрасывать его гроб красными розами, окропленными слезами. «Ах, мой бедный Мэтью, ближе человека у меня не было! Почему именно он покинул меня в расцвете сил!»
Мэтью-Мэтью, бедный Мэтью!
Сегодня у тебя была возможность ошибиться в выборе решения. Тонкой струйкой текла вода. Вместе с грязной пеной он пытался освободиться и от охвативших его сомнений. Этот Лидз бывал там, где позднее произошло убийство, его бумажник обнаружили возле трупов, он опален жестокой Вьетнамской войной, его душит бессильная злоба за бесчестие жены, он громогласно грозит смертью трем насильникам… Все эти факты в руках Ская в один прекрасный день обернутся для штата солидным счетом за электричество.
Потянувшись за полотенцем, он с неудовлетворением посмотрел на себя в зеркало ванной комнаты. Во время последней поездки в Италию он прибавил десять фунтов. Это было заметно. При его росте жировая прослойка могла бы распределиться более равномерно, но все десять лишних фунтов отложились на талии. Почему женщины полнеют иначе? Стоит даме раздобреть, как круглеет задница. Загадка природы. Его лицо не изменилось — такой же лисий овал, темно-карие глаза, темные волосы, прикрывающие лоб. В мире сногсшибательных красавцев Мэтью явно занимал скромное место — с этим уж ничего не поделать. Он подмигнул своему отражению.
В понедельник утром он переступил порог своего офиса с возгласом: «Я вернулся!» Язвительный его партнер Фрэнк тут же поинтересовался: «Неужели отсутствовал?»
