Брайан Гарфилд - Предумышленное убийство
Взглянув искоса на Джоанну, я увидел, что она белая как бумага.
Каттер подобрал с земли фонарик и пошел к своей машине. Не говоря ни слова, он открыл дверцу, сел за руль, завел двигатель, включил мигалку, развернулся и, взметнув облако пыли, через минуту исчез в ночи.
Джоанна проглотила ком. Я убрал «беретту» в карман.
— Какой все-таки подонок этот Каттер! — сказал я. — Забьет кого угодно насмерть...
— Негодяй! — отозвалась Джоанна. — Жаль, что я ему череп не проломила. Надо бы...
— Надо бы! — согласился я, опускаясь на ступеньку крыльца.
Я с трудом сдерживался, чтобы не застонать. «Нет, каков сукин сын! — бушевал я. — Но я-то, я-то как подставился!.. Держать дистанцию, держать дистанцию... А сам?..»
Отдышавшись, я встал и, пошатываясь, поднялся в дом. Я ходил по комнатам и выключал везде свет. Спустя какое-то время вышел на крыльцо, там возле перил стояла Джоанна. Открыв сумочку, она достала мой кольт и протянула мне.
— Оставь себе, — сказал я.
— А если он вернется?
— Не вернется. Каттер тщеславный, самоуверенный тип. Считает, что, уж если он не нашел то, что искал, стало быть, это наверняка в другом месте. А демонстрация силы — его любимое занятие. Он всегда так поступает, когда хочет деморализовать противника.
— Настоящий зверь! — сказала Джоанна. — Зверюга...
— Да, это так, — отозвался я.
Хотел было объяснить ей, что такие, как Каттер, кружат, словно стервятники, возле гангстеров и мафиози, потому как и те и другие — звери, зверюги, зверье... Но, подумав, промолчал. Собственно, тут и сказать-то нечего! Служба всякого полицейского связана, по сути, с нарушителями правопорядка, а то и вовсе с отбросами общества. Да и убивать, если по совести, не так-то просто! Наверное, поэтому я и не торопился доставать «беретту»... Пристрелил бы Каттера! Это точно... Но зачем? Пусть живет. Желающие прикончить его рано или поздно найдутся. Хотя не исключено, что однажды он задумается, правильно ли живет. А-а-а, да ладно!..
Генератор перестал гудеть-пыхтеть. Стало тихо. Я обнял Джоанну, прижал ее к себе:
— Джо, посиди на крыльце, отдохни, я позабочусь о Майке. Хорошо?
Она покачала головой:
— Нет, Саймон, я с тобой. Я без тебя не останусь.
— Но ведь его надо похоронить!
— Я помогу. О господи! Бедный, несчастный Майк...
* * *Мы вырыли ему могилу в горах, возле заветного места, где некий камнерез добывал самоцветы, надеясь в один прекрасный день разбогатеть. Но прежде мы с величайшей осторожностью вытащили его труп, завернутый в непромокаемый брезент, из-под фундамента, вернее, из-под каменной платформы агрегата, куда Каттер не догадался заглянуть. Впрочем, он не рискнул бы, поскольку запросто мог лишиться, скажем, уха, так как лопасти работающего мотора крутились в тот момент как бешеные.
Погрузив тело Майка в джип, мы помчались в горы.
Было три, когда мы похоронили его. Каменистая почва с трудом поддавалась лезвию лопаты. Я выбился из сил, но так и не сумел выкопать глубокую могилу. Завернув тело в брезент так плотно, как только можно, мы положили его на дно двухметровой прямоугольной траншеи глубиной около метра, забросали землей, а поверх холма навалили крупных камней, дабы дикие звери не смогли раскопать могилу.
Мы с Джоанной рассудили, что, даже если кто-то и набредет случайно на могилу, никому в голову не придет, что я имею к ней отношение, поскольку от моего дома на джипе мы сюда добирались целых полчаса. Что касается куска брезента, то он хранился у меня более десяти лет. Еще с тех времен, когда я служил в армии. А об отпечатках пальцев и говорить нечего — я копал могилу в резиновых перчатках.
Управившись, мы постояли молча возле последнего пристанища многострадального Майка.
Неподалеку над гигантским кактусом сагуаро кружила сова. С горных вершин налетали порывы прохладного ветра, приятно холодившего мой обнаженный торс. Я был весь в поту, в грязи и в пыли. Слипшиеся от крови и пота волосы заскорузли и представляли собой сплошную коросту. Я стоял, смотрел по сторонам и думал о том, что цивилизация — понятие абстрактное и нас от нее отделяет целое тысячелетие.
В лунном свете Джоанна выглядела бледной, измученной. Я окинул ее взглядом и поразился — за какие-то десять — двенадцать часов она так сильно похудела, что стала казаться угловатым подростком.
— Джо, я понимаю, ты жутко устала, но все-таки тебе придется найти в себе силы еще для одного задания. Садись в джип и поезжай медленно-медленно вниз. Остановишься на старой дороге.
— А ты?
— А я пойду следом и буду веткой с мескитового дерева в прямом смысле заметать наши следы.
Мы добрались до дома, когда уже начало светать.
— Ты фантастическая женщина! — сказал я Джоанне и поцеловал ее в губы.
— Саймон, знаю, ты не любишь кофе, — сказала она, — но именно крепкий кофе тебе сейчас необходим.
Она пошла на кухню, а я поспешил к телефону. Джерри Спрейг ответил после седьмого гудка:
— Саймон, ты, что ли?
— Я...
— Ты, по-моему, спятил. Взгляни на часы!
— Ладно тебе, старик! Не бурчи и прости за назойливость. Это вопрос жизни и смерти.
— Зараза ты, Саймон! О чьей смерти идет речь?
— О моей, конечно! — усмехнулся я. — Ну что там с Рейфордом и Колклафом?
— Ни тот ни другой не покидали столицу в течение последних сорока восьми часов. Сечешь? Последние двое суток эти говнюки ошивались в Вашингтоне.
— Это точно?
— Точно! Отвечаю головой. Тебе нужны подробности?
— Нет, теперь не нужны, раз уж ты отвечаешь головой!
— Головой, которая не имеет покоя ни днем ни ночью...
— Иди дрыхни и не сердись на меня! Когда все утрясется-уладится, обещаю накормить нас с тобой до отвала у «Порфирио».
— А напоить?
— Само собой.
— Лады! Саймон, дружище, звони, если что...
— Непременно, Джерри! Спасибо тебе, обнимаю...
Когда я, закончив разговор, положил трубку, вошла Джоанна с дымящимся кофе. Я взял чашку, отхлебнул глоток и сказал:
— Засну после кофе как убитый, это точно. Лучше пойду приму душ.
Я отправился в ванную, встал под ледяной душ и, задержав дыхание, стал смывать с себя грязь и пот. Я тер себя щеткой с мылом, пока не заскрипел. Я и волосы вымыл до скрипа.
А потом зашагал босиком в спальню.
— Саймон, — сказала Джоанна, — ложись спать и ни о чем не думай. На тебе лица нет. Спи, теперь я приму душ.
Я лежал, смотрел в потолок и размышлял о том, кто убил Майка Фаррелла. Кто нанес ему тяжкие телесные повреждения? Тот, кто убил и Айелло? Тогда почему он пытал Майка? Нет, все-таки это сделал кто-то другой. Может, Майк знал нечто такое, что скрыл от меня? А убийца хотел это выведать?
Я боролся со сном, а когда все-таки закрыл глаза, сразу увидел, что на меня мчится розовый «кадиллак». Потом я провалился куда-то и заснул как убитый.
Глава 9
Я ощутил сквозь дрему, как Джоанна, скользнув ко мне под простыню, какое-то время возилась, приноравливаясь, потом замерла у меня под боком, словно пушистая теплая кошечка. Прядь душистых волос коснулась моей щеки, и я разомкнул веки.
Грубое солдатское одеяло на раме окна, как обычно, оттопыривалось по краям, и сияющие лучи солнца, выкатывающегося из-за гор, разноцветными бликами переливались на раздвижных стеклах книжных полок с томиками моих любимых поэтов и писателей.
Я перевел взгляд на Джоанну. Она смотрела на меня. Без улыбки... Но в глазах у нее я прочитал то, что порой весьма затруднительно выразить словами. И в тот же миг всем своим нутром почувствовал: она, как и я, хочет близости, являющейся, как известно, высшим проявлением любви.
Трагическая судьба Майка ослабила на мгновение накатившее на меня желание, и я замер, однако угроза неотвратимой расправы, висевшей над нами подобно дамоклову мечу, оказалась более мощным зовом — основной инстинкт кинул нас в объятия друг друга. Ее короткое учащенное дыхание совпадало с ритмическими толчками наших тел и сердец. Джоанна отдавалась мне так, как никогда прежде.
— Знаешь, я сейчас все умирала, умирала и вот... не смогла, умереть, — сказала она, когда перевела дух. — Правильно говорят, будто любовь — это маленькая смерть. Может, конечно, и не смерть, но что-то сродни небытию либо погребению. Давным-давно, когда все люди были язычниками, они, наверное, подобным образом расставались с тяжелым прошлым. Я, возможно, не то говорю... Скажи, этот мой лепет тебя не раздражает?
— Это не лепет, моя язычница, это — жизнь... — Я прижал ее голову к своей груди.
— Саймон, я, ласкаясь... Тебе было больно? Ведь Каттер тебя не щадил...
— Не будем об этом! Пусть он считает, будто я слабее его. Мне это на руку... Который час?
— Сутки назад ты мне задал этот же вопрос. Помнишь? Думаю, уже скоро восемь. Я спала на кушетке, потому что не хотела нарушать твой сон. Меня разбудило солнышко. — Джоанна поцеловала меня, провела ладонью по волосам. — Знаешь, Саймон, я проснулась и почувствовала себя такой одинокой... — сказала она дрогнувшим голосом.
