Никита Воронов - Зона поражения
— Эрих, давай я закажу водки?
— Водка здесь дерьмо! Лучше — два рома с колой. Пробовал?
— «Куба либре». У нас это тоже было когда-то модно.
Заказали. Выпили…
— Слушай, Эрих… Я, наверное, не вовремя появился? — следовало продемонстрировать, что немец ни секундочки не должен считать его конкурентом в борьбе за расположение Габриэлы.
— Брось, русский! Ты, конечно, опоздал, но…
— Прости, пожалуйста, — каждое слово, произнесенное собеседником, было само по себе понятно, однако общий смысл фразы никак не укладывался в голове. — Кто и куда опоздал?
— Ну не я же! Я-то как раз пришел в эту дерьмовую забегаловку ровно в восемь. — Господин Юргенс сунул руку во внутренний карман широкого светлого пиджака. — Думал, пока посижу, почитаю…
И на столике, между не убранными еще бутылками из-под сидра появился сложенный пополам журнал.
— «Финансы и рынок», — перевел Владимир Александрович. — Интересно! Но это не самый свежий номер.
— Верно, — согласился человек напротив. — За июнь… У вас ведь, кажется, есть такой же?
— Но на русском языке!
— Разумеется.
Журнал, обнаруженный в сумке покойного «журналиста» и переданный Генералу на встрече в театре, как и предполагалось, был опознавательным знаком — тут большого ума не требовалось. Недаром Виноградов весь прошлый вечер тряс своим экземпляром где надо и где не надо… Но вот чего ни майор, ни его «старшие товарищи» не знали и знать не могли — так это, должен ли процесс установления контакта сопровождаться еще и какими-то условными фразами или ключевыми словами.
Поэтому пришлось положиться на импровизацию и традиционный российский авось:
— Будем считать, что обмен верительными грамотами состоялся. Оставим разные мудреные пароли, сдвинутые на нос шляпы и темные очки для Голливуда… Не возражаете?
— Договорились!
Вряд ли собеседник считал себя дилетантом, скорее уж наоборот:
— Эта итальянка прицепилась ко мне, как жвачка к подошве. Я сначала пытался вежливо, но потом…
— Я видел! Ты вел себя так, будто хочешь трахнуть ее прямо здесь, на столике.
— Самому противно… Другая бы давно дала по морде и смоталась. А крошка Габриэла почему-то заставляла себя терпеть!
— Эрих, может, ты ей нравишься?
— Чепуха! — Немец поморщился и помотал головой. — Тут другое…
— Откуда она за тобой увязалась?
— Да прямо в отеле! Я как раз получил ключи, а заодно и твое приглашение. И она подошла…
— Прости, опять не понял, — нахмурил брови Виноградов. — Какое приглашение?
Тут уже настал черед забеспокоиться собеседнику. Медленно, четко выговаривая каждое слово, он пояснил:
— Конверт. Из отеля, для внутренней корреспонденции. Там — листок с названием этой забегаловки и временем встречи.
— Без подписи и даты?
— Да, но я так понял, что это от тебя!
— Это не от меня… Я получил такой же вызов.
Черный холодок невидимой опасности накатил на собеседников, и оба с трудом удержались от того, чтобы судорожно не завертеть головами. Владимиру Александровичу сквозь уличный шум даже послышался далекий щелчок — то ли фотоаппарата, то ли затвора автоматической винтовки.
Захотелось стать маленьким — или даже совсем исчезнуть.
— Блин, надо ноги делать! Потом разберемся.
— Не понимаю… — насторожился господин Юргенс, и Владимир Александрович сообразил, что реплика его прозвучала по-русски:
— Простите. Кажется, нам следует немедленно разойтись.
— Да! Я попробую разобраться… — судя по всему, в качестве «принимающей стороны» собеседник считал себя ответственным за случившееся.
— Встретимся позже! — Виноградов успел отойти на порядочное расстояние, когда вспомнил о необходимости рассчитаться. С другой стороны, гори оно все ярким пламенем! Лучше заработать репутацию труса, чем снова почувствовать себя голым и беззащитным под чьим-то изучающим взглядом.
Теперь следовало добраться до гостиницы. На подсознательном уровне собственный номер в отеле уже воспринимался майором как нечто надежное, обещающее покой и относительную безопасность. Избегая почти не освещенных, но увешанных фестивальными транспарантами маленьких улочек, Владимир Александрович ни на мгновение не покидал загустевший к вечеру людской поток. Двигаясь вместе с праздной, веселой и неторопливой публикой, он вскоре вышел на набережную, к пляжу с красивым названием Сан Лоренцо, и только пару раз по пути ему показалось, что сзади следует «хвост»… Впрочем, скорее всего это было очередным плодом милицейской фантазии — уж кто-кто, а Виноградов знал, что настоящее, профессиональное наружное наблюдения обнаружить нельзя — его можно только почувствовать шкурой. Что же касается «любителей», то избавить себя от них достаточно просто. Вполне хватило бы тех испытанных временем классических манипуляций, которые Владимир Александрович проделал, расставшись с немецким партнером.
Тем не менее сначала майор двинулся не налево, а в сторону Английского парка. По пути покупал какую-то сувенирную ерунду, выпил пива и подолгу глазел на многочисленных уличных актеров — словом, вел себя как заправский бездельник.
Затем развернулся и пошел обратно — туда, где в старой части города ждал его «Дон Мануэль»…
— О, русский!
— Гуд ивнинг, сэр! Сорри…
Они чуть не столкнулись — зазевавшийся на вылепленные из мокрого песка скульптуры Виноградов и бородатый англичанин с трубкой в зубах.
— Вы уже знаете о том, что случилось?
— Что? Что случилось? — Вглядываясь в ошарашенное лицо литературного критика, Владимир Александрович торопливо прикидывал, в какой степени трагическое известие касается лично его.
— Крепитесь, старина! В конце концов…
— Что же все-таки произошло? — Воображение успело нарисовать широкий спектр поводов для беспокойства — от обворованного местными жуликами гостиничного номера до начала ядерных бомбардировок Чечни российской авиацией.
— По понедельникам музей Прадо закрыт!
— Простите? — Виноградов не сразу, с большим трудом, но увязал услышанное с событиями минувшей ночи. Действительно, узнав тогда от англичанина, что в программе фестиваля значится бесплатная автобусная поездка в Мадрид, он выразил бурное желание присоединиться. Но чтобы непременно посетить уникальный музей Прадо! Собственно, живопись ему была до лампочки — просто это была единственная достопримечательность испанской столицы, название которой майор смог извлечь из глубин затуманенной алкоголем памяти. Видимо, выпитый сидр в сочетании с водкой придал Владимиру Александровичу столько темперамента и убедительности, что не только собеседники, но и сам он искренне поверил в свойственную русским интеллигентам тягу к прекрасному.
— К сожалению, ошибка исключена. — Не совсем верно истолковав гамму чувств, промелькнувшую на лице Виноградова, англичанин положил руку ему на плечо: — Увы, я сам посмотрел по справочнику. А после еще перезвонил… Крепитесь. Может быть, в следующий раз?
— Так их душу мать-перемать! — Владимир Александрович выплеснул в окружающую среду избыток эмоций — как это может сделать только майор российской милиции, да еще и со славным морским прошлым.
— Понимаю ваши чувства. Однако, друг мой, это вполне поправимо…
Англичанин и сам, видимо, не догадывался, насколько он прав. Виноградов еще пару минут побеседовал с ним о красотах моря, потом сослался на неотложную встречу и ускользнул, по пути поминая недобрым словом себя, испанскую инквизицию, художника Гойу… и некоторых добропорядочных и благополучных европейцев, которые даже и не догадываются о том, что такое настоящие неприятности.
Дальнейший путь от набережной до гостеприимных дверей «Дона Мануэля» обошелся без эксцессов. В холле Владимир Александрович с некоторой опаской глянул за спину уже знакомой дежурной красавице — слава Богу, в ячейке его ничего, кроме ключа от номера, не ожидало.
— Буэнос ночес! Грациас.
В общем-то, Виноградов и сам был не против, чтобы вечер и ночь прошли без проблем.
* * *— Простите, но кажется, я…
Шагнув за порог, Владимир Александрович даже не успел удивиться — света в номере не было, но уличные фонари за окном вполне позволяли разглядеть расстеленную и на совесть порушенную постель. В изголовье кровати, аппетитно прикрывшись цветастой простынкой, расположилось существо женского пола.
— Закройте дверь! — неожиданно резкий, командный тон девушки абсолютно не соответствовал ситуации. — Проходите.
Теперь, привыкнув к интимному полумраку, майор узнал в ней Дэльфин, радиожурналистку из Парижа. Где-то под ложечкой засосало — и в голове помимо воли понеслись соблазнительной чередой эпизоды из эротических фильмов и книг о свободе нравов и темпераменте француженок.
Надо же, сама пришла! Кажется, в подобных случаях положено заказать шампанского и устриц…
