Покойники всегда безопасней. Дело тяжеловеса - Чейз Джеймс Хедли

Отыскав телефонную будку, я набрал номер ее особняка.

— Резиденция миссис ван Блейк. Вас слушают! — послышался в трубке мужской голос.

Голос был приятный и бархатистый, но от него веяло чем-то чужим. В Америке так разговаривают только англичане-дворецкие, украшающие дома финансовых воротил.

— Вас беспокоит мистер Слейден из Уэлдена, — сказал я. — Мне необходимо поговорить с хозяйкой дома.

— Подождите у телефона, — сказал мужчина на другом конце провода.

Прошло не менее десяти минут, прежде чем я услышал голос Корнелии:

— Миссис ван Блейк у телефона. Кто говорит?

— Моя фамилия Слейден, профессия — писатель, — поспешно сказал я. — Мне хотелось бы задать вам два-три вопроса. Относительно девушки, которую вы встречали в Париже в прошлом году.

Наступило молчание. Мне показалось, что ее дыхание внезапно стало быстрым и прерывистым.

— О ком вы говорите? — Голос Корнелии звучал так же холодно и неприветливо, как завывание вьюги полярной ночью.

— Нельзя ли заехать к вам? Я все объясню на месте.

— Вам незачем… — начала моя собеседница, потом остановилась, будто в голову ей пришла другая мысль. — Хорошо, приезжайте сейчас, но я смогу уделить вам всего несколько минут.

— Этого будет вполне достаточно. Спасибо, — сказал я и быстро положил трубку.

Странно, что она снизошла до интервью. Я был уверен, что меня встретит решительный отказ. Договориться о встрече оказалось удивительно легко.

Я помахал рукой проезжавшему мимо такси.

— Уэст Саммит, — бросил я шоферу, открывая дверцу машины.

Возле массивных ворот, защищавших подступы к особняку ван Блейков, меня встретил одетый в черную форму охранник.

— Хозяйка ожидает меня, — сказал я. — Моя фамилия Слейден.

— У вас есть удостоверение личности, сэр? — поинтересовался он.

В темноте мне не было видно лица охранника, но говорил он холодно и настороженно.

Я протянул водительские права.

— Спасибо.

Ворота открылись, и такси въехало внутрь.

— Всю жизнь провел в Тампа-Сити, а здесь впервые, — протянул шофер. — Умеют устраиваться некоторые! Охрана, стальные ворота — как у королей!

— Не в деньгах счастье, — философски заметил я, пристально вглядываясь в темноту.

Кроме отдельных деревьев и зарослей кустарника, выхваченных из мрака лучами автомобильных фар, не было видно ни зги. С минуту мы ехали по песчаной дорожке, потом она перешла в широкий заасфальтированный проезд, заканчивавшийся у парадного входа в дом. Еще один охранник в черной форме вынырнул из темноты и открыл дверцу машины.

Велев шоферу не уезжать без меня, я поднялся по широким мраморным ступеням. Возле дверей, словно исполняя роль в дешевом голливудском фильме, степенно застыл пожилой дворецкий. Мягкий свет, проникавший из холла, освещал аристократические черты породистого лица высокого тощего старика лет семидесяти. Он напомнил мне государственного деятеля, направляющегося на дипломатический прием.

Величавая осанка и безукоризненные манеры старца вызывали ассоциации с родовыми поместьями и хрустальными канделябрами парадных залов.

— Извольте следовать за мной, сэр.

Чопорность и подчеркнутая безличность тона выражали глубокое неодобрение моей персоны.

Вслед за ним я прошел по широкому коридору, отделенному стеклянной дверью от просторного холла. В нем стояли диваны и мягкие кресла, вмещавшие не меньше полусотни человек. Турецкий ковер с вычурным орнаментом тянулся от стены к стене, придавая помещению не только великолепие, но и домашний уют.

— Извольте подождать здесь, сэр. Я извещу миссис ван Блейк о вашем прибытии, — торжественно молвил дворецкий, словно читая роль из последней модной пьесы.

Двигался он бесшумно и незаметно, не как человек из плоти и крови, а как бестелесный дух.

Оставшись один, я неспешно огляделся. Мое внимание привлекла висевшая над камином картина — написанный маслом портрет хозяйки дома. Корнелия ван Блейк сидела на балюстраде в бледно-зеленом платье и глядела вдаль, на расстилавшийся перед нею роскошный сад. Сходство портрета с оригиналом было поразительным, детали пейзажа художник передал с удивительной точностью и мастерством.

Стиль исполнения показался мне знаком, и я, подойдя ближе, в правом нижнем углу прочел подпись; Леннокс Хартли.

Теперь я начал вглядываться в портрет с пристальным вниманием. Не верилось, что не просыхающий от попоек Хартли мог так здорово писать. Он представлялся мне квалифицированным дизайнером, мастерящим обложки для модных журналов. Портрет миллионерши раскрывал его с другой стороны.

Картина передавала главное в характере Корнелии, то, что я ощутил, когда первый раз увидел ее: под внешней личиной холода и отчужденности кипели страсти, бушевало пламя.

Появление хозяйки дома оторвало меня от созерцания картины.

— Мистер Слейден?

В белом платье с обнаженными плечами она была неповторима в своей красоте. Ее глаза, отливавшие зеленоватым блеском, были под стать изумрудному ожерелью, украшавшему шею. Она смотрела на меня неподвижным взглядом, и я почувствовал, как во мне нарастает непонятная тревога.

— Я, — последовал мой ответ. Она, по-видимому, не узнала меня, а я не счел нужным напоминать об инциденте в клубе Ройса. — Надеюсь, вы сумеете мне помочь, миссис ван Блейк. Спасибо, что согласились меня принять.

С подносом напитков вошел дворецкий.

— Садитесь, мистер Слейден, — пригласила она, указывая на кресло.

Я сел. Пока дворецкий наливал в бокалы виски с содовой, мы сидели молча, глядя друг на друга. Когда дворецкий вышел, Корнелия холодно спросила:

— Что вас интересует?

Она не пыталась скрыть свою враждебность.

— Я писатель, работаю в области криминалистики. Меня интересует, что делала Джоун Николс в Париже в августе прошлого года. Мне известно, что вы там встречались.

Корнелия смотрела на бокал с виски с отсутствующим выражением лица. Когда она подняла глаза, ее взгляд не сказал мне ровно ничего.

— Я встречаюсь со многими, но о ней слышу впервые. Вы не ошиблись?

— Вы были во Франции прошлым августом, миссис ван Блейк?

— Да.

— Джоун Николс, артистка кабаре, в это время гастролировала в Париже. Она дважды обедала с вами в гостинице.

Корнелия нахмурилась, и ее рука беспокойно задвигалась.

— Возможно. Но повторяю, я не помню ее. Откуда вам об этом известно?

Я не мог понять, лгала моя собеседница или действительно не помнила никакой Джоун Николс. Мне казалось, что под маской напускного безразличия в ней таилась тревога, но я мог и ошибаться.

— Об обеде с вами Николс рассказывала своим друзьям, — сказал я, — но это, в конце концов, не так уж важно. Я надеялся, что вы помните ее. Не буду отнимать ваше время. Проще выяснить у администрации парижского отеля.

Ее рука, державшая бокал, дрогнула, и несколько капель виски пролилось на юбку.

— Вы поедете в такую чертову даль, чтобы узнать, обедала она со мной или нет? — недоверчиво глядя на меня, спросила Корнелия.

— Факты, которые печатает наш журнал, должны быть проверены. Этого требует мой редактор. Чтобы сэкономить деньги и время, я обратился к вам. Теперь остается второй вариант — ехать в Париж.

— Вам так важно знать, чем она занималась в Париже?

— Я пишу о ней статью, миссис ван Блейк, и мне неясны некоторые черты ее характера. А для писателя это главное. Говорят, Джоун умела завязывать дружбу с богатыми людьми, с теми, кто стоял намного выше ее на социальной лестнице. Согласитесь, это довольно редкий дар, и читателю будет интересно узнать о ее талантах. Но у меня нет фактов, и за ними я готов поехать хоть на край света. Например, она рассказывала знакомым, будто вы несколько раз приглашали ее на обед. Мне хотелось получить от вас подтверждение. В общем, статья обещает быть занимательной. Подумайте сами, заурядная артистка из кабаре, и вдруг — приятельские отношения с миллионершей.

Я попаду впросак, если это окажется ее выдумкой. В Париже она, возможно, встречалась не только с вами, и я постараюсь выяснить, с кем еще.