Дей Кин - Моряк сошел на берег
Теперь я понял, почему Уэлли и Мик подсмеивались надо мной. Я мог выкрутиться из аферы с Волковичем или Липпи Сальцем. Но Корлисс оставалась моей женой – независимо от того, будет найдет труп или нет. И за это дело все равно повесят меня.
Я попытался вспомнить юридическую формулировку, но мне никак не удавалось этого сделать. Зато я вспомнил аналогичный случай, когда один человек был уличен в убийстве своей жены и приговорен к смерти. Труп так и не был найден, но суду было достаточно косвенных улик, чтобы приговорить человека к смерти.
Я попытался продумать свое положение.
Корлисс и я повздорили. Она выставила меня за дверь, перед свидетелями кричала, что не желает меня больше видеть. С другой стороны, всем было известно, что я очень вспыльчивый человек. Был отпущен из-под ареста под залог за то, что неистово избил человека. Целых четыре дня я пьянствовал. Мы вместе с ней уехали из мотеля. Через пять часов меня задержали в девяноста милях от мотеля. При мне нашли оружие, из которого недавно стреляли, нашли кровь на ее одежде и на сиденье машины. Эта кровь соответствовала группе крови Корлисс, а сама она исчезла. Вполне достаточно, чтобы вынести приговор на основании косвенных улик.
Парень за рулем внезапно заметил, что он все говорит и говорит, а я не слушаю, и смущенно кашлянул.
– Ну, а как вы сами выпутались из драки, моряк?
– Об этом нужно спросить мою шапочку, – ответил я.
19
Мы миновали Бальбоа, потом Корону-дель-Мар. Шофер спросил, не остановиться ли выпить по кружечке пива. Мне очень хотелось выпить, но я отказался.
Он пожал плечами и как улитка погрузился в молчание. Когда мы делали поворот у Лагуна Бич, свет прожекторов осветил заведение, в котором когда-то работал Липпи Сальц. Теперь за стойкой стоял новый бармен и в заведении было полно народу. Люди танцевали, пили и смеялись, а сам Волкович, он же Липпи Сальц, служил кормом для рыб. Скорее всего он сейчас находился или в брюхе акулы, или запутался в водорослях, где его пожирают рыбы. И ему теперь совсем не нужна была эта четверть миллиона, которую он обманным путем выудил у Пальмера.
Мне стало душно и я спросил у шофера, нельзя ли открыть окно с моей стороны.
– Конечно, можно, – ответил он.
Сейчас мы ехали довольно быстро. Мимо нас мелькали населенные пункты.
Я опять задумался. Ведь капитану Марксу или шерифу Куперу вряд ли придет в голову мысль, что я захочу вернуться назад. Они посчитают, что я буду пробираться вверх по побережью или спрячусь в Лос-Анджелесе. Тем не менее не исключалось, что они выставят в Пальм-Гроув засаду только на тот случай, если я задумаю пробраться в Мексику.
– Сигарету? – спросил шофер.
Я ответил утвердительно и неловко вытащил левой рукой сигарету из пачки.
– Что с вами, моряк? – участливо спросил он. – Уж не сломали ли вам руку?
– Во всяком случае, болит. – Я использовал зажигалку на щитке водителя. – Высадите меня вон там, перед освещенными пальмами.
Он затормозил за несколько ярдов от мотеля.
– Почему вдруг тут? Я думал, вы хотели в Даго.
– Разве я это говорил?
Он мгновение подумал.
– Нет.
Я открыл дверцу.
– Я только спросил, куда вы едете. И большое спасибо за то, что подвезли.
Он уставился на мою спрятанную руку.
– Пустяки, – пробормотал он, и нажав на педаль, быстро скрылся за поворотом.
Купер счел нелишним поставить здесь часового. Перед баром не было ни одной машины. Исчез даже "форд" Уэлли. В баре горел только ночной свет, все остальные огни были выключены.
Я заглянул в окно. В баре был только Мик. Он сидел на табурете, задумчиво уставившись на свою пустую рюмку, словно хотел снова наполнить ее, но боялся превысить норму.
Пока я наблюдал за ним, внезапно раздался телефонный звонок с другого конца стойки. Мик соскользнул с табурета. Некоторое время он напряженно слушал, что ему говорили, отвечая односложными фразами, а потом повесил трубку и вытер пот со лба своим грязным носовым платком. Как хорошо, что у него есть носовой платок. Во всяком случае, мне будет чем заткнуть ему глотку, когда мы закончим наш деловой разговор.
У меня оставалось мало времени. Если в Пальм-Гроув все-таки поставили кордон, то шофер, подбросивший меня, наверняка расскажет копам, что подвозил моряка, который тщательно прятал от него свою руку. И уже через несколько минут на 101-м шоссе могут завыть сирены полицейских машин.
Я подумал, может быть, лучше сперва поговорить с Мэмми? Она уже, наверное, протрезвилась. Она добровольно расскажет мне все, что знает. А из Мика мне придется выжимать каждое слово.
Мик сам решил за меня этот вопрос.
Он вышел из боковой двери бара и пошел по дорожке к конторе.
Я прошмыгнул мимо бара, чтобы добраться до бунгало с той стороны, где не было окон. Здесь, в низине, воздух был жаркий и душный, от цветов исходил сильный терпкий аромат. Стрекотали цикады и кузнечики.
Я прошел между четвертым и пятым бунгало. Парочка в четвертом номере все еще спорила в темноте. Голос женщины звучал резко и настойчиво, голос мужчины устало и вяло.
Когда я проходил мимо окна, женщина как раз говорила:
– Я считаю, что мы обязательно должны рассказать полиции все, что видели вчера, когда приехали.
Он что-то пробурчал в ответ, из чего я расслышал только одно слово: "отпуск".
Она поинтересовалась, какое отношение может иметь отпуск к этому делу.
– Ну хорошо, хорошо, – буркнул он. – Мы все расскажем им завтра утром, а теперь помолчи и дай мне спать.
Я прошел мимо, а потом, словно повинуясь какому-то внезапному импульсу, вернулся и дернул дверь их веранды. Она была не заперта. Я открыл дверь, прошел через веранду и тихо, но решительно постучал в дверь.
– Кто там? – крикнул мужчина.
– Полиция! – солгал я. – Прошу вас, не волнуйтесь и не зажигайте света. Мы уже два раза слышали ваш разговор и поняли, что вы что-то скрываете от полиции. О чем идет речь?
Я понадеялся, что мой обман не раскроется.
– Вот видишь! – прошептала жена. – Я же тебе говорила.
Мужчина подошел и открыл дверь.
– О'кей! Нам действительно надо было об этом заявить.
– О чем именно?
Он побежал обратно к кровати и достал сигарету.
– Мы кое-что видели, когда приехали вчера вечером в этот мотель.
– Назовите, пожалуйста, ваши имена, – сухо сказал я.
Женщина накинула халат и присоединилась к нему, уже вновь стоявшему у двери.
– Мистер и миссис Льюис из Карбендейла, штат Иллинойс. У нас отпуск, и мы вчера приехали из Солт-Лейк-Сити.
Он пыхнул в мое лицо сигаретой.
– Проехали семьсот тридцать восемь миль. Никогда еще не покрывали такое расстояние за один день.
Я не мог видеть их лиц, а голос женщины звучал, словно она все время поджимала губы.
– И когда я и Джон приехали вчера вечером сюда – это было в первом часу ночи, – то мы видели кое-что, о чем должна узнать полиция. Вы же расследуете дело об убийстве, не так ли?
– Верно, – ответил я. – И что же вы видели?
– Голую женщину! – с возмущением сказала миссис Льюис.
– Где? В каком бунгало?
– В номере первом. Она лежала на постели.
– Живую?
Льюис рассмеялся.
– Еще какую живую! Это нельзя передать словами, господин полицейский! Мы еще подумали, что это за вертеп такой!
Я попытался сказать как можно спокойнее:
– Может, вы все-таки расскажете с самого начала?
Миссис Льюис сразу начала:
– Ну, это было в районе полуночи, в начале первого, когда мы увидели вывеску "Свободные номера есть". Как я уже сказала, мы проехали в этот день более семисот миль и были страшно утомлены. Поэтому мы остановились около конторы и позвонили. Нам пришлось позвонить несколько раз, а когда нам все-таки так и не открыли, мы прошли через двор к единственному бунгало, которое было освещено, в надежде, что мы найдем там управляющего. Мы слишком устали, чтобы ехать дальше. А потом мы увидели девушку.
Она снова поджала губы.
– Жалюзи были опущены, но над подоконником оставалась щель – довольно широкая, так что мы могли увидеть ее довольно хорошо. И мужчину – тоже.
– Опишите его.
– К сожалению, я не могу этого сделать. Мы видели его со спины.
– Высокого роста или маленький?
– Высокий и довольно плотный.
– Что на нем было?
– Ничего. Он был тоже совершенно нагим, как и женщина.
В разговор вмешался Льюис:
– Я вам говорю, господин полицейский, что там было на что посмотреть. Девушка не хотела, понимаете? Лежит на кровати и плачет так, что камни и те пустили бы слезу. Но тот все приставал и приставал, и она, наконец, уступила. Или потому, что ей стало совершенно безразлично, или по какой другой причине. И пока он ее накачивал, она все время плакала.
– Тебе совсем необязательно употреблять такие сочные эпитеты, – сухо сказала миссис Льюис.
– А потом? – спросил я. – Я имею в виду, что делали оба потом?
