Лео Мале - Улица Вокзальная, 120
– Да.
– И был свидетелем его ареста, если, конечно, верить тому, что ты мне там рассказывал?
– Да.
– Ты сможешь найти это место?
– Да. Но это далеко.
– Разумеется не на площади Оперы. Шато-дю-Луар, так ведь?
– Да.
– Едем завтра.
Бебер не стал возражать. Ничего не понимая, он был рад уже тому, что легко отделался.
Я принялся названивать во все места, где мог быть Флоримон Фару. Наконец, не без труда, дозвонился и сказал, что, поскольку для меня не сформирован специальный поезд, к утру мне понадобятся два билета до Шато-дю-Луар. Пусть возьмет на себя этот труд. Да, моя звезда высветила на небе и его звезды. Нашел под половиком товарища, который, будучи свидетелем ареста Парри, любезно согласился проводить меня до этих мест. Отказываясь от охраны двух ангелов-хранителей инспектора, мне пришлось пережить настоящие страсти господни.
Покончив с этим, я на всякий случай набрал старый номер Луи Ребуля. На мое счастье, его телефон не был отключен.
– Алло,– отозвался он сонным голосом.
– Это Бюрма. Заведите будильник на четыре тридцать и в пять часов будьте готовы заступить на дежурство в моей квартире. Я срочно должен отлучиться, но, поскольку жду звонка из провинции, надо, чтобы кто-нибудь снял трубку. Завтра мы уже не успеем повидаться, поэтому я намерен проинструктировать вас прямо сейчас. Вы окончательно проснулись или мне лучше оставить записку?
– Да нет же, я не сплю, патрон.– Что соответствовало действительности. Его голос звучал звонко и радостно. Ему было приятно, что о нем не забыли.– Диктуйте, я записываю.
Я поставил перед ним задачу.
– А теперь, месье Бебер, слушай внимательно,– сказал я.– Мне все-таки надо выспаться, а так как я не хочу, чтобы ты, воспользовавшись этим, смылся, то я тебя привяжу.
Он начал было возражать, что это неэтично, ссылаясь на свое честное слово джентльмена… Не слушая, я спутал ему лодыжки, связал руки, уложил на диван и прикрыл одеялом. Он оказался покладистого нрава и вскоре захрапел. В отличие от него я вертелся на своей постели как уж на сковородке. Я был очень возбужден и по многу раз вскакивал, желая удостовериться, что содержимое бутылки, припрятанной мною на крайний случай, не испарилось. Что возбудило меня еще больше.
Все путешествие я проделал не выпуская из рук кисета, то набивая трубку, то снисходя к поистине назойливым просьбам моего спутника.
Потеряв, наконец, терпение и не желая прослыть в его глазах простофилей, я поинтересовался, почему бы ему не последовать примеру других курильщиков и не купить себе табака.
– А на какие шиши? – захныкал он.
Порывшись в кармане, он извлек два франка. Остатки демобилизационного пособия. Я пожал плечами.
– Подбирай окурки.
Он ответил, что чувство собственного достоинства не могло бы явиться препятствием к этому занятию, но что вагонный коридор – не бульвар.
Всю дорогу мы вели столь же интеллектуальные беседы. Нечего и говорить, что, когда мы прибыли наконец в Шато-дю-Луар, я вздохнул с облегчением.
Я высмотрел второразрядную гостиницу, где снял комнату на двоих. На обслуживающий персонал мой спутник произвел не слишком неблагоприятное впечатление. Я одолжил ему пальто, которое, хотя и оказалось великовато, обладало тем несомненным преимуществом, что выглядело менее потертым, чем его собственное; засаленную кепку он сменил на мой берет; кроме того, я заставил его побриться. Лишь одна характерная черта сохранилась от его прошлого облика: неподражаемая привычка кривить рот. Но так как он в основном помалкивал… Перед тем как отправиться на поиски, я позвонил Ребулю и сообщил ему свой адрес; навел у хозяина гостиницы справки в отношении Вокзальной улицы. И получил отрицательный ответ.
– А теперь в путь,-скомандовал я, награждая Бебера звучным шлепком по спине.– Видишь пачку табака? Как только найдем место, она – твоя.
Он скорчил гримасу и вышел на середину улицы, пытаясь сориентироваться. Мы двинулись на юго-запад.
Дул малоприятный холодный ветер. Серое небо сулило неминуемый снегопад. Ручьи покрылись толстой коркой льда, промерзлая земля звенела под ногами. Островки черных деревьев, с голых ветвей которых изредка взлетали вороны, казались издали забытыми вязанками хвороста. Как этот скорбный пейзаж отличался, должно быть, от того веселого, который являл собою этот провинциальный уголок в лучах июньского солнца! Сумеет ли Бебер в нем освоиться?
С растущим беспокойством задавал я себе этот вопрос. Время шло, а мой взломщик все медлил с радостным возгласом, который сделал бы его владельцем пачки табака. Ночь едва не застала нас вдали от нашего жилища. Когда с замерзшими ногами, руками и лицами мы возвратились в гостиницу, поданные нам щи пришлись как нельзя более кстати. Я отсыпал Беберу четвертушку пачки. Он честно ее отработал. И не его вина, что мы не смогли отыскать того вожделенного места.
Наутро, перед тем как возобновить поиски, мы попотчевали себя плотным завтраком. В деревенской жизни были свои преимущества: скудость военного времени ощущалась здесь не так остро. Хозяин, видевший в нас нежданных клиентов, спешил оказать нам множество мелких услуг. Он заботливо осведомился, нравится ли нам вино, не слишком ли черен хлеб, довольны ли мы своим пребыванием в гостинице.
– Сервис отменного качества,– ответил я с набитым ртом.– Но я был бы просто счастлив, если бы мне удалось отыскать птичку, с которой мы вместе сидели в плену. Этот парень, сам того не ведая, стал миллионером. Видите ли,– добавил я конфиденциально,– я занимаюсь различного рода расследованиями по поручению семейств.
И сунул ему фотографию матрикулярного номера 60202. Он почтил ее внимательным изучением и вернул с безучастным видом.
– Этот месье здесь жил?
– Полагаю, что да. Не припоминаете?
– Нет. Должен признаться, что я работаю здесь всего три месяца. Вот кто смог бы вам помочь, так это папаша Комбетт.
– Кто это?
– Браконьер, знавший здесь всех в радиусе десяти километров.
– А где его можно найти? – оживился я.
Хозяин гостиницы рассмеялся.
– На кладбище… и, увы, не в должности сторожа.
Я уже готов был излить свое разочарование, но Бебер опередил меня.
– Есть! – закричал он, отбрасывая вилку и выворачивая рот в поистине феноменальной гримасе.– Есть! Выкладывайте причитающийся мне табак. Комбетт… Ла-Ферте-Комбетт… Помню, как прочитал это название на дорожном указателе, минут десять спустя после того, как нас накрыли…
– Здесь есть поблизости населенный пункт с таким названием? – спросил я у хозяина гостиницы.
Этот достойный человек оторвал наконец потрясенный взгляд от перекошенного рта и перевел его на меня.
– Да, месье,– ответил он.– В пяти километрах отсюда.
– Как туда добраться?
– Раньше можно было автобусом. А теперь – пешком.
– Покажите, как идти.
Он весьма любезно выполнил мою просьбу, и мы бодро зашагали по равнине. Ветра не было, однако снегопад с избытком компенсировал его отсутствие. И все же я был почти счастлив. Я приближался к цели и… потирал руки. Мороз был здесь ни при чем.
Наконец, запорошенные снегом, мы подошли к Ла-Ферте-Комбетт, оказавшемуся маленькой деревушкой. Три дома, церковь и несколько ферм в гордом одиночестве. Бебер внимательно изучал местность, осматривал землю под ногами. Всем своим видом напоминая охотничью собаку. И вдруг ищейкой рванулся с места, приглашая меня следовать за собой. В его облике не осталось и тени нерешительности. Он указал на дом, из трубы которого струился дымок.
– Я помню эту ферму с покосившимся гумном. Мы сделали здесь первый привал. За ней должен быть пруд.
Утопая в снегу, мы прошли еще несколько шагов, затем вскарабкались на холм. Перед нами и в самом деле был пруд. Его ледяная поверхность на глазах покрывалась снегом.
– Дело в шляпе,– сказал Бебер.
Он спустился по извилистой тропинке, а затем, через несколько минут ходьбы, торжествующе указал на дощечку с надписью: «Ла-Ферте-Комбетт, один километр». Двигаясь в том же направлении, мы вышли к роще.
– Та, где нас накрыли,– дальше,– начал было объяснять Бебер.
– Меня это не интересует,– резко оборвал я.– Я ищу ту, из которой вышел Кровяшка.
– Это здесь.
– Ты в этом уверен?
– Уверен и убежден.
Он сделал несколько шагов вперед, развернулся на каблуках и уступил мне дорогу.
– Мы шли туда, то есть по направлению к ферме. А Кровяшка выполз отсюда.
– Отлично.
Я углубился в лес, преследуемый по пятам грабителем, требующим свой табак. Я дал ему пачку.
Лес оказался обширнее и гуще, чем я думал. Несмотря на это, я иступленно рвался вперед, яростно попирая хрустящие под ногами ветки и сухие травинки. Рассчитывать что-либо найти здесь, через полгода после происшедших событий, конечно же, было безумной затеей. И все же я продвигался вперед. И мои усилия, моя вера и решимость были вознаграждены. Посреди крошечной поляны перед нами предстал одинокий дом.
