Борис Виан - Детектив Франции Выпуск 2

— Не будем больше об этом, — говорит Майк. — Где ваши девочки?

— А! — соглашается Шутц. — Так — то оно лучше. Мы уже пришли.

Он пропускает нас в просторную комнату, в центре которой находится письменный стол. Он подходит к нему, выдвигает наполненный карточками ящик и начинает их перебирать.

— Так, — говорит он. — Залы 309 и 310. Я позову их, и через час вы свободны… Свободны в том плане, естественно, что можете убраться отсюда, так как я, конечно, люблю юмор, но до тех пор, пока он не переходит некоторые границы.

— Клянусь, у нас нет намерения расположиться здесь надолго, — отвечаю я. — Если бы вы с такой настойчивостью не просили нас остаться, мы бы уже вернулись назад.

— Вам, должно быть, и самим смешно, — продолжает Шутц. — Забраться в В–29, высадиться на остров на парашютах, раздеться догола и захватить дом бедного старичка, который выращивает человеческие растения так же, как другие разводят орхидеи, — воистину, это не приумножит вашей славы…

— Признаю, это идиотский поступок, — кивает Майк.

У меня создается впечатление, что Майк чувствует себя сраженным на месте.

— Как бы то ни было, — продолжает Шутц, — идите за мной. Я вас проведу.

Он снимает телефонную трубку.

— Пошлите К–13 и К–17 в залы 309 и 310, — говорит он.

Он поворачивается к нам.

— Обе они строго идентичны. Если вы предпочитаете остаться вчетвером — естественно, у вас могут быть на этот счет свои взгляды — эти комнаты смежные.

— Спасибо, — говорит Майк. — Мы воспользуемся вашим разрешением.

Шутц рассеянно кладет трубку на место.

— Ну пошли.

Мы следуем за ним. У комнаты 309 он останавливается, и Майк входит внутрь. Я переступаю порог следующей.

— До скорого! — кричит нам Шутц, удаляясь. Охрана его коридоров весьма серьезна. С тех пор как мы спустились вниз — ни одной живой души.

В комнате меня ожидает чертовски красивая барышня, огненно рыжая.

— Привет, — говорит она. — Вы, по крайней мере, из серии 8?

— Я вольный стрелок, — заявляю я. — Работаю только на себя.

Кажется, она слегка удивлена.

— А как вы здесь очутились?

— Всякое случается, — говорю я. — Если бы в жизни не было тайн, она была бы не такой забавной.

Я направляюсь к смежной комнате и вхожу без стука.

Майк сидит на кровати. Перед ним — точная копия моей подруги.

— Ну как, Майк, — говорю я. — Вы уже ощущаете последствия?

— Мне начинает надоедать, — отвечает он. — Во — первых, я этого ужасно боюсь, и потом — одного раза в неделю мне вполне достаточно. Что, если мы оставим их объясняться наедине?

— Прекрасная мысль, — говорю я. Я возвращаюсь в другую комнату.

— Пошли, Салли, — говорю я. — Мы сейчас будем играть.

— С удовольствием.

Она на ходу прижимается ко мне и начинает обычную возню. Я остаюсь безучастным.

— Я вам не нравлюсь? — спрашивает она.

— Да нет же, лапочка, — отвечаю я. — Но я — гомосексуалист.

— Что это значит?

— Это значит, что я люблю только себе подобных. Так вот, если вас это не очень шокирует, вы порезвитесь немного с Мэри.

— Почему вы нас так называете? — спрашивает она.

— Не люблю номера, — отвечаю я.

Она смотрит на меня с беспокойством, но все же идет. Завидев ее, Майк издает возглас удивления.

— Не может быть, — говорит он. — Чертовщина какая — то. Не могут они быть похожими до такой степени.

— Почему же? — протестует Мэри. — Мы близняшки из одной серии. Вы же прекрасно знаете.

— Это возмутительно, — говорит Майк. — Жениться на такой вот и все время думать, что она вам изменяет.

— Но нас двое, — возмущается Салли. — Двое, вы понимаете?

— По крайней мере, вы знаете, чем могут заняться две хорошенькие девушки наедине?

— Это строжайше запрещено, — говорит Мэри.

— Скажу вам вот что, — заявляет Майк. — Я не могу с вами спать, потому что мне запрещают это врачи. Я очень слаб здоровьем и все время должен отдыхать.

— Вы вовсе не хотите отдыхать. Это весьма заметно.

— Не обольщайтесь, — говорит Майк. — Это всего лишь рефлекс, вроде трупного окоченения. Так что это ровным счетом ничего не значит. Подойдите сюда, вот вы.

Он хватает Салли.

— Я хочу, — говорит он, — как — нибудь пометить вас для различия.

Он сажает ее себе на колени, и она прилагает максимум усилий, чтобы это к чему — нибудь привело, но он довольствуется тем, что сильно кусает ее в левое плечо. Она кричит и вырывается Он засасывает кожу и отпускает ее. Получился весьма живописный синяк.

— Таким образом, мы вас больше не спутаем. Теперь, Мэри, ложитесь — ка на кровать.

Он хватает ее и заставляет лечь. Тяжело дыша, она уступает. Он берет за руку Салли, разворачивает и кладет сверху.

Они отстраняются друг от друга, розовые от смущения.

— Но. — мы никогда этого не делали, — смущенно говорит Салли.

— Многие люди прекрасно этим занимаются, — заверяет Майк. — Обнимитесь. Это очень приятно, вы увидите.

Он садится на корточки и притягивает их друг к другу.

Мэри начинает уступать и уже готова поцеловать Салли. Вскоре с помощью Майка они приходят в полную активность. Время от времени Майк с размаху шлепает их по задницам.

— Давайте, давайте, дорогие мои, — приговаривает он. — Это никому не причинит вреда, и вдобавок у вас не будет детей.

Надо заметить, довольно приятно смотреть, как две хорошенькие девушки занимаются любовью. Для меня это зрелище в новинку, но я очень быстро к нему привыкаю. Волосы Мэри обвивают атласную кожу Саллиных ляжек… Салли первой размыкает объятия и откидывается, кудахтая от удовольствия… У второй на этот счет другое мнение.

— Давай дальше, уродина. Я разве останавливаюсь? — Ну, малышка, не расстраивайся, — говорит Майк, — В конце концов, мой доктор, должно быть, не совсем прав.

Он ложится на кровать и, обняв Мэри, притягивает ее к себе. Она извивается и прижимается спиной к животу Майка. Тот действует с поразительной точностью.

Черт побери… а как же я. Я, кажется, слегка переборщил. Отворачиваюсь и ухожу в другую комнату. Развлекайтесь, дети мои. Я же немного подремлю. Я вытягиваюсь на кровати и закрываю глаза.

Пять секунд. Я сплю…

XXVII. Немного философии

Я пробуждаюсь от мощного удара кулаком Открываю глаза. Рядом со мной, тяжело дыша, стоит Майк. Он весь в поту.

— Рок, — говорит он, — помогите мне. Мне с ними не управиться. Давайте поколотим их как следует, иначе они нас в покое не оставят.

— Дорогой Майк, — я еще толком не проснулся, — это ведь ваша вина.

— Ну помогите же мне, Рок, — просит он.

— Вы вполне можете справиться без меня, — отвечаю я. — Все, что вы говорите — россказни старого импотента, скрытое самобичевание.

— Рок, клянусь вам, когда я прибыл на этот остров, я был девственником. Я читал книги и знал теорию, но никогда не прикасался К женщине.

— Ну и что! И вам не стыдно! — говорю я.

Я с трудом удерживаю смех, глядя на его расстроенную физиономию.

— Стыдно, — говорит Майк. — Но меня интересует физическая культура.

— Мальчик мой, — говорю я. — Это не единственное, что есть в нашей жизни.

Я встаю. Майк распахивает дверь в соседнюю комнату, и две фурии тут же набрасываются на него.

Я хватаю одну из них за то место, которое мне попадает под руку, кладу себе на колено и обрушиваю на ее задницу целую серию затрещин, прямо как в Священной Истории. Потом приподымаю ее и вмазываю кулаком в глаз. Это Салли… Я узнаю отметину на плече. Она все еще дрыгается. Я отвожу ее в свою комнату и запираю на ключ. Возвращаюсь и застаю Майка сидящим верхом на Мэри. Та лежит животом вниз на кровати и не подает признаков жизни.

— Страшно не люблю бить женщин, — признаки я. — Но можно ли назвать их женщинами?

— Нет, — соглашается Майк. — По — моему, пора сваливать.

— Так вот прямо и вернемся? А что же мы расскажем Энди?

— Ничего, — говорит Майк. — Все и так известно. Сигмен располагает полными сведениями о деятельности Шутца, и этого хватит, чтобы написать целый тон вроде Вебстера.

Я сажусь рядом с ним на ноги Мэри. Они теплые Мэри в это время, видимо, решает, что наш разговор слишком затянулся — она начинает шевелиться и пытается скинуть нас на пол.

— Спокойно! — Майк звонко шлепает ее по заднице.

— О — ля — ля, — стонет она. — У меня такое чувство, будто по мне каток проехал.

— У меня тоже, — парирует Майк. — Так что заткни пасть.

Он продолжает.

— Вы отдаете себе отчет, сколько людей придется уничтожить, Роки? Это ужасно.

— Но если они уроды, — говорю я. — Зато как прекрасно будет потом.

— Но они нужны, уроды, — отвечает он. — Боже мой, что же мы будем без них делать? Вы не отдаете себе отчета, еще раз вам говорю. Кто будет ходить в кино, если все будут прекрасны, как Аполлон?