Анджей Збых - Слишком много клоунов
— Знаю, — ответил Махулевич. — Ключи среди вещей, которые у меня отобрали при аресте.
Ольшак еще успел вздремнуть перед операцией, но сон не улучшил его настроения. Поездка на Варшавское шоссе — только формальность. Инспектор знал, кто будет ожидать его на двадцатом километре, но что-то мешало ему чувствовать себя победителем. Чересчур легко дается ему победа. Через час он поймает неуловимого шефа банды, терроризировавшей торговых работников их города, человека, который отдал приказ убрать Сельчика… Во время дальнейшего допроса Махулевич показал, что знал ревизора ГТИ только понаслышке, сам к нему никаких претензий не имел, а только исполнял приказ своего шефа. Но ведь и поимка главаря не объяснит последнего письма Сельчика. В беспокойном мозгу крутятся какие-то наблюдения, обрывки разговоров, которые Ольшак никуда не может пристроить, и все-таки они его беспокоят. Почему, например, француз сидел в одних носках? «Чушь! Просто я заработался», — решил инспектор.
Перед зданием управления уже стояла машина Махулевича, а в черной «Волге» Ольшак увидел Кулича и помахал ему рукой.
Инспектор с наслаждением развалился на мягком сиденье автомобиля. Едва он дотронулся до педали, как машина рванулась с места. Ольшак даже вздрогнул. Ему редко приходилось водить машину, а если он и садился за руль, то чаще всего старой милицейской «Волги», разболтанный ход которой напоминал трусцу стельной коровы. Уже через минуту он полностью освоился с управлением машины. Хорошо, что сейчас его не видит жена, мечтающая о собственном автомобиле! Едва выехав за черту города, Ольшак сильнее надавил на педаль. Машина шла почти бесшумно, дальний свет разгонял темноту, и равномерный шелест шин нагонял дремоту. Инспектор бросил взгляд на спидометр: сто сорок километров в час! А ему казалось, что не больше восьмидесяти. Живи хоть сто лет, но никогда у тебя не будет подобной машины! А вот Махулевич мог позволить себе такую. Единственная разница в их положении, что Махулевич отправится на длительную отсидку, а он будет наслаждаться свободой. «И все-таки мы купим машину!» — решил Ольшак и сбавил скорость. Где-то здесь должен быть двадцатый километр. Ольшак развернулся: Махулевич всегда ставил машину, развернувшись к городу. Инспектор выключил фары и посмотрел на часы. Еще десять минут. Он знал, что невдалеке за поворотом стоит «Волга» с Куличем, а в ближайших кустах притаились его люди. Прождут ли они напрасно или этот тип все-таки появится? Тогда в «Спутнике» он говорил, что мечтает о миллионах… А может, ему нравится сама игра?
Инспектор переложил пистолет из кобуры в карман пиджака. Если тот заподозрит неладное, то пойдет на все. Махулевич показал на допросе, что во время бесед со своим шефом ощущал между лопатками прикосновение твердого предмета. Значит, у него есть оружие.
Больше всего инспектор хотел, чтобы незнакомцем, который сядет в машину, оказался не старший ревизор Государственной торговой инспекции Тадеуш Ровак. Ольшаку по-своему нравился этот человек. Но ведь сколько улик накопилось! Правда, никаких прямых доказательств, одни подозрения, но их такое множество, что это не может быть случайностью. Только почему все идет так гладко? Достаточно было забрать из квартиры Сельчика клоуна, и тогда сам черт не связал бы его смерть с действиями шантажистов, о существовании которых милиция даже не подозревала. «Просто повезло», — подумал инспектор, но это его не успокоило. Ольшак взглянул на часы: оставалось еще три минуты.
«Ну хорошо, — продолжал размышлять инспектор. — Ровак хотел иметь деньги и такую жизнь, как у Махулевича, хотя был совершенно другим человеком, ибо Махулевич наслаждался жизнью, так как слишком глуп, чтобы ею не наслаждаться. Но ведь Ровак — умный человек и умеет смотреть на себя со стороны. Он прекрасно понимает, что катание девочек на автомобиле не принесет ему того, о чем он мечтает. Если он, старший контролер ГТИ, зарабатывающий две с половиной тысячи злотых в месяц, начнет раскатывать по городу на шикарном автомобиле, то быстро перестанет быть работником ГТИ, а также, очевидно, и свободным человеком. Наверняка Ровак закрывает глаза на мелкие нарушения торговых операций». С этим Ольшак готов согласиться. Подтверждением тому мог быть, например, ужин в обществе Спавача. Но миллионы… Нужно не иметь воображения, чтобы серьезно мечтать о миллионах. К этой роли подходил бы только один человек, но его нет в живых, его сбросили с девятого этажа, и Ольшак до сих пор не знает почему. «А может, — мелькнула у него мысль, — он хотел сбежать с этими деньгами за границу?»
Недавно, припомнил Ольшак, на черном рынке был замечен усиленный спрос на доллары. Кто-то скупал исключительно крупные купюры, самые меньшие по пятьдесят долларов. Милицейский отдел борьбы с хищениями в народном хозяйстве не сумел установить, кого они интересовали. Во всяком случае, Ольшак помнит, что повышение курса прекратилось всего две недели назад, а перед этим доллары у них в городе шли на черном рынке по наивысшей в Польше цене. И это было, отметил про себя Ольшак, всего две недели назад, то есть незадолго до смерти Сельчика. «Заграница, — услышал он хорошо знакомый сигнал внутренней тревоги, — кто-то недавно говорил ему о выезде за границу. Ах да, Иоланта Каштель, которая мечтала о путешествии в Италию, но поездка откладывается». Почему она улыбалась с такой иронией, когда говорила о двенадцати долларах на карманные расходы? Поляки, впервые отправляющиеся за границу, вообще думают, что двенадцать долларов соответствуют, по крайней мере, стоимости злотых, которые платят за них на черном рынке.
Инспектор снова представил комнату Иоланты, ее халат и большие мужские домашние туфли, которые, как она утверждала, у нее не хватает мужества убрать. Что его во всем этом беспокоит?
Светящиеся стрелки часов показывали семь минут одиннадцатого. Если никто не появится в течение трех минут, можно будет уезжать. Махулевич говорил, что ждал обычно только десять минут. Значит, главарь сегодня уже не появится. Нужно ли повторять эксперимент в следующую среду? А может, преступник давно разгадал все действия Ольшака и решил поиграть с ним?
Инспектор включил фары и хотел уже дать газ, когда услышал шаги бегущего человека. Он быстро выключил свет и напрягся в ожидании. К его удивлению, человек открыл переднюю дверцу вместо задней и сел на сиденье рядом с ним. Незнакомец тяжело дышал и как будто не мог произнести ни слова. Ольшак включил свет в машине и увидел зажмурившегося Ровака.
— Вы не можете, — выдавил тот наконец из себя, — подбросить меня в город?
В первую минуту он не узнал Ольшака.
— С удовольствием, пан Ровак, — ответил инспектор. — Я ждал именно вас. Игра кончена.
— Это вы, пан капитан? Я и не узнал. Увидал автомобиль и испугался, что вы уедете. Эта девка бросила меня в поле как собаку. Но я разыщу ее и скажу пару ласковых слов. Она иногда заходит в «Спутник».
— Обо всем вы расскажете у меня в кабинете.
— Я и сейчас могу рассказать, — Ровак тяжело хватал воздух. — Лучшая девушка в «Спутнике», да еще с машиной. Позволяет за собой ухаживать, весь вечер танцует только со мной, а потом предлагает поехать за город в машине и вдруг ни с того ни с сего выбрасывает человека на шоссе…
Снова эта идиотская тревога. Почему приходят ему в голову совершенно абсурдные мысли?
— В довершение всего, пан капитан, я надел сегодня новые ботинки, которые мне малы. Купил, так как понравился фасон, но жмут ужасно, и я боялся, что придется все двадцать километров топать пешком. Понимаете, после танцев ноги у меня опухли, и, если вы позволите, я бы с удовольствием разулся. — Ровак вдруг замолчал, как бы вспомнив что-то. — Простите, — сказал он, — вы говорите, что именно меня здесь ждали? Или я не расслышал?
Ольшак не ответил. Он нажал на тормоз с такой силой, что Ровак чуть не ударился головой о стекло.
— Вы запомнили номер и марку ее машины? — спросил инспектор.
— Да, — сказал Ровак, все еще держась за щиток. — Серая «сирена», две последние цифры — 19.
— Идиот, — произнес сквозь зубы Ольшак и, заметив удивленный взгляд Ровака, добавил: — Это не о вас. Я дал себя водить за нос, а все было так просто.
— Что? — не понял Ровак. Он уже успел снять один ботинок и массировал натертую ногу.
Не ответив, Ольшак нажал на клаксон. Через мгновение к ним приблизилась «Волга», из которой выскочил Кулич.
— Слушай, — сказал Ольшак, — я чуть не совершил ужасную ошибку, но, — он посмотрел на часы, — все еще поправимо, во всяком случае, мне так кажется. Мы вели себя, как эти глупые тряпичные клоуны. Кто-то дергал нас за ниточки, словно марионеток, но, кажется, пересолил. Вот поедешь по этому адресу. — Ольшак подал Куличу бумажку. — Предварительно запроси ордер на обыск, но искать тебе ничего не нужно. На маленьком столике стоит фотография, обвязанная черной лентой. Забери ее. Она подклеена с обратной стороны, и там должна быть какая-то надпись. Отдай снимок в лабораторию, поставь всех на ноги, но мы должны прочитать эту надпись, даже если она замазана или выведена. Это очень важно. Сообщи в Варшаву, чтобы приготовили мне оперативную группу. Было бы хорошо, если бы включили в нее Беджицкого. Я поеду на машине Махулевича, так будет быстрее. Понимаешь? Я должен быть там на рассвете!
